Станислав Хабаров - С высоты птичьего полета
Постепенно смещаемся к истоку Эльзас-Лорен. Наибольшее скопление народа у автобусной остановки, у скверика с донжоном Капитоля. Здесь – табло электронной информации, здесь памятник Жоресу – выходцу из этих мест. В небольшом скверике бьют фонтаны, и вода течет речушкой через сквер, деревенский мостик с вечными деревянными бревнышками и слегами, вылитыми из бетона с сучками и корой. Газоны изогнуты, и на них среди зеленой травы различные цветовые пятна. Здесь приятно присесть, задуматься, отдохнуть.
Там, где центральная Эльзас-Лорен упиралась в многоэтажный универмаг «Лафайет», а по левую руку находится влекущий меня огородно-садово-цветочный магазин, небольшим поворотом наш путь выходил на Страсбургский бульвар. От него начиналась улица Баяр. Она шла к вокзалу и вечно была оживлена. По утрам с вокзала спешили к центру города студенты и служащие, к концу дня по ней совершался обратный ток. И на ней в последнем ее звене, где к ней примыкали зловещие полупустые кварталы с развлекательными заведениями, голыми кафе, где дежурили женщины легкого поведения, и одна – постоянная, в юбке минимальной длины, – всегда стояла с красивым маленьким пудельком. В этой части Баяр активно попрошайничали панки. Молодые, нелепо подстриженные парни подпирали спинами железную плоскость – жалюзи какого-то склада, рядом с ними литровые бутылки вина. По тротуару текли вино и моча, и кто-то из них прилипчато приставал к прохожим и попрошайничал, и редко они не околачивались здесь. Парни просили настойчиво, но отличались от бритоголовых, что встречались в центре или на узких улочках старой части города, у этих не было колец с шипами и вызывающей татуировки. Бритоголовые называли себя «санитарами города» и боролись, по их словам, и с торговцами наркотиков, с панками, красными евреями, арабами, неграми. Иногда по стране прокатывались волны насилия и их, как правило, невозможно было предвидеть и предсказать.
Рано утром мы покидали гостиницу и совершали утренний круг по улицам города. А когда просыпали или в непогоду, то, проснувшись, включали телевизор. Даже ночью его экран не пустовал, и по дежурному каналу повторялись новости.
Семь утра. По второму каналу смотрю последние известия. Диктор телевидения по-приятельски, но не фамильярно, здоровается с телезрителями, и идут видеосюжеты. Первым в выпуске в Кремле М.С. Горбачев; авианосцы в Персидском заливе, авиационная катастрофа, партизаны идут с оружием. Странно смотреть как бы всё наоборот: представители по-нашему миролюбивых сил с оружием и показывают убитых ими мирных людей. Как и фильмы, где русский разведчик безжалостен и жесток, и это в конце концов ведёт к взгляду «Ох уже эти русские», с которым и нам пришлось сталкиваться. Но об этом позже, а теперь, как всегда в конце последних известий, сообщение о погоде. Утренние новости вообще сообщаются непринужденно, но особенно – сообщения о погоде. У карты Франции красивая молодая женщина. На карте видно, где черные тучи и дождь, сверкают молнии или оранжевое, в форме ромашки, солнце. Женщина предрекает погоду, словно делать ей это очень весело, и ведущий подыгрывает ей. В Париже дождь, а рядом с Тулузой на карте солнце, и температура + 20°, и женщина смеется то ли над погодой, то ли над прогнозом, и ведет себя так славно, что, если даже и ошибётся, мы простим её. Погода будет сообщаться и в 7.30 и в 8.00, а теперь в 7.10 – гимнастика.
Красивая Ж. Мозон в спортивной блузе и джинсах поет и делает «спортивные движения», а в основном принимает разнообразные позы на фоне чудесной природы. Она похожа на молодую Далиду, красиво движется, и легкий ветерок треплет ей волосы.
Пора завтракать. С «корабельного мостика» бросаешь взгляд на накрытый на втором этаже стол, спускаешься, и вежливая горничная приносит или кофе нуар (я поначалу, оговорившись, попросил вместо нуар суар, вместо черного вечерний кофе, чем озадачил немало горничную), или чай в кружечке с крышкой, апельсиновый сок, а также джемы, масло, неизменную булочку круассан и румяные куски батона – словом, обычный набор.
Тут же, на столике, запечатанные утренние газеты, и специалистымедики, из тех, что побойчей, разрывают их изящные обертки и листают многостраничные газеты за кофе. Я же не решился ни разу: уж больно красиво они запечатаны, да и что поймёшь с нашим знанием языка. Всё то, что сумеешь вычитать, известно из телевидения: 1 октября по всей Франции забастовки в защиту занятости; в парижском пригороде Булонь-Бийанкур на заводе «Рено» увольняют коммунистов и активистов ВКТ. В знак протеста по большим бульварам от площади Данвер-Рошеро до Восточного вокзала десятки тысяч протестантов вновь образовали живое кольцо. Правительство поощряет режим Претории. В Париже министр иностранных дел ЮАР Р. Бота встретился с Ж. Шираком.
В пятницу в автобусе переводчица Елена сказала, что тулузское радио известило слушателей о предстоящем посещении выставки СИТЕФ советской делегацией. Делегация это – мы. Работа не прерывается.
Перед обедом мы в узком составе отправляемся на выставку. Символом её выбрано волевое целеустремленное женское лицо, а его продолжением светящиеся контуры, схемы, провода – совмещение таинственного и электронно-воплощенного.
Машины, флаги. Нас проводят через служебный вход. Заместитель директора выставки мсье Иванофф объясняет, как расположена экспозиция в огромных растянувшихся и соединенных друг с другом зданиях. Он говорит: «Если потеряетесь, то путеводной нитью будет для вас красная ковровая дорожка. Найдите ее».
Вчера к тридцатилетию первого спутника французское телевидение показало вехи развития советской космонавтики. Теперь мы знакомимся с западной технологией. На стендах «Аэроспасиаль» макеты самолетов и раскаленный при спуске в атмосфере «Гермес», ракеты, ракеты, а вот и сам «Гермес». По лестнице в кабину поднимаются посетители. Сначала идут по расписанию только делегации, и мы недолго ждем. Затем французское телевидение просит представителя Главкосмоса Богомолова продемонстрировать осмотр «Гермеса» для телевидения, вместе с ним телевидение интересуется Адой Ровгатовной и космонавтом Олегом Атьковым.
Вечером мы все идем на приём в мэрию. Пересекаем площадь Капитоля. Входим в центральный вход, где во внутреннем дворе Генриха IV плита с золотыми буквами извещает, что здесь в 1632 году казнен герцог Монморанси.
Поднимаемся в длинный зал, украшенный картинами. Здесь собирается публика. Наконец, нас впускают в красивый зал великих людей, где на стенах скульптуры выдающихся деятелей Франции, рядом с ними обнаженные женские фигуры, которые выражают восхищение и ласкают их, расписные стены и потолки. В центре зала мэр города Тулузы и президент региона Южных Пиренеев Доминик Боди говорит слова приветствия представителям советской космонавтики, представители общественности – организаторы и участники выставки СИТЕФ аплодируют его словам.
– Среди нас присутствуют выдающиеся представители советской космонавтики, – говорит Боди. – Мы награждаем их памятными медалями.
Кто же это? Оказывается, всё те же – Богомолов, Котовская и Олег Атьков. Не забыто и то, что до тех пор самая длительная космическая экспедиция трех землян Кизима, Соловьева и Атькова, состоявшаяся три года назад, теперь превышена.
Очень приятно курят фимиам французы. И, послушав их, хочется поверить, что именно эти «три богатыря – создали, внесли и развили»: бывший министерский работник, начальник отдела Главкосмоса, а теперь глава нашей делегации Евгений Богомолов, врач-космонавт Олег Атьков и руководитель медгруппы Ада Котовская.
Буферный Главкосмос, пожалуй, можно сравнить с чистеньким заводоуправлением, недавно воздвигнутым над рудником космического труда. Там в глубине – подземка, а над ней в чистом и светлом здании подсчитывается выручка. Если в начале проекта Главкосмосом ещё изображалась какая-то деятельность, то в конце, перевалив работу на нас, его чиновники превратились в кенгуру, совершавшие прыжки за границу и обратно.
У меня нет предубеждения к врачам. (Русские и французские врачи всегда были примером смелости и самопожертвования.) К тому же врач-космонавт – носитель особых свойств. Что же касается Атькова: все знали, что он протеже Чазова – главы тогдашнего придворного 4-го управления Минздрава. В полете днём он, как правило, спал. Ночами, должно быть, не спалось, а днём отсыпался, но экипаж заботливо его опекал. Третьей «выдающейся» была Ада Ровгатовна.
– Не назовите ее Адой Рогатовной, – предупреждали новичков.
Ада для нас – персонаж юмористический. В её биографии обязательно присутствует исторический элемент о том, как молодая в те времена Адочка вместе с Главным конструктором С.П. Королёвым (можно и просто СП) отправляла в космос первых собачек. Теперь она уважаемая медпатронесса, «крёстная мать» зарубежных медикобиологических проблем. Чаще мы видим её в единоборстве с французской стороной за каждый день зарубежного присутствия с её основополагающими экспериментами вроде взятия мочи. Можно полюбоваться со стороны, как она бьет крыльями и заслоняет собой коллектив. Рядом в творческом порыве её сотрудники. Чуть запахло измерением и подключается специализированный институт, и новые доктора наук вступают в борьбу за зарубежное присутствие.
