Серж Тион - Историческая правда или политическая правда? Дело профессора Форрисона. Спор о газовых камерах
Этому начинающему цензору утер нос Жан-Пьер Карассо ("Либерасьон", 12 марта 1979 г.). На этом публичные дебаты временно закончились, потому что никто больше не осмелился их возобновить.
Когда антисемитизм выходит наружу, люди с чистой совестью могут вздохнуть спокойно.
Недавно "Либерасьон" опубликовала — вопрос принципа — письмо Габи Кон-Бендита. Очень хорошо; это не было промахом, это нужно было сделать, притом именно в "Либерасьон". Но когда наш товарищ Пьер Гийом внес малейшую дисгармонию в большой хор рыдающих о холокосте, сразу же было брошено веское обвинение: это антисемит! Правда, обвинитель принял меры предосторожности: может быть, антисемит "на уровне подсознания". Пора, черт возьми, покончить с этим терроризмом, этим шантажом, — я настаиваю на этих определениях.
Моя фамилия — Карассо. Если бы моему отцу не удалось убедить благожелательного чиновника мэрии в 1941 году, что Леви это мусульманское имя его отца (!), я звался бы Леви-Карассо. Этого достаточно для докторов юридических наук? Мне дадут слово?
Я убежденный сторонник искоренения иудаизма, равно как католицизма, христианства, мусульма… и т. д. вплоть до анимизма включительно. Когда я читаю заголовок в "Монде" от 8 марта "Новые казни гомосексуалистов в Иране", я говорю себе, что Адольф должен радоваться на развалинах своего бункера, и мои антирелигиозные убеждения укрепляются. Когда мне рассказывают (я не настолько порочен, чтобы присутствовать при подобных клоунадах), что мадам Вейль заявила, что лагеря в СССР это совсем другое, потому что заключенные в них осуждены за идеи, или когда я узнаю на следующий день, что антисемит Эрсан в заголовке на на всю газету, которой он владеет незаконно, выражает госпоже министру свое удовлетворение ее действиями, а та находит его заявление "потрясающим", я говорю себе, что должны же быть какие-то пределы приличия для той разнузданной кампании по внесению беспорядка в мозги, которая подменяет собой идеологию и служит костылями для умирающего капитализма (да, да, я принимаю желаемое за действительное).
Я думаю также, вместе со знаменитым антисемитом, похороненным в Англии (имеется в виду Карл Маркс), что "подлинная общность людей в том, что они люди". Я думаю, что все, кто противится воплощению в жизнь этой общности, принимают сторону моих врагов, и когда этими врагами являются евреи, то именно по той причине, что я не антисемит и не могу им быть, я не боюсь называть их врагами.
Когда барон Ги де Ротшильд пишет, что чувствует себя чужим в Израиле, посмеет ли объявить его антисемитом знаменитая чета охотников за нацистами, Беата и Серж Кларсфельды (это более увлекательно, чем охота на детенышей тюленей, не правда ли?)? Могут ведь… Во всяком случае, он быстро отрекся от сказанного, этот барон, испугавшись криков негодования, которые он наивно вызвал.
Мои амбиции заключаются в том, чтобы нигде не чувствовать себя чужим. Но я заявляю, что чувствую себя совершенно чужим везде, где меня лишает моей человеческой сути гнусная система, господствующая на всей планете, и я требую — вы меня слышите, г-н Брюнн (Карассо обращается к автору статьи "Когда антисемитизм выходит наружу"), требую для моих друзей и себя самого, как и для всех других, права обличать ее и не подвергаться за это глупым оскорблениям со стороны тех, кто сделал своей профессией борьбу за лучший мир, как они говорят".
В то же время в "Либерасьон" продолжалась закулисная дискуссия. Когда Жюльен Брюнн передал в газету свою статью, Пьер Гийом приложил к ней текст письма, которые приводится ниже. В нем открываются неожиданные аспекты дела, в частности, оказывается, что текст, опубликованный 7 марта, "Что знаю французы о массовых убийствах в Сетифе?" был написан в соавторстве с Фориссоном. Это доказывает, что Фориссон не был сумасшедшим, как позже стали писать в "Либерасьон". Это письмо никогда не было опубликовано:
"Благодарю вас за публикацию моего текста. Немного жаль, что вы не сохранили заголовок, которым я его снабдил: "Покончить с безумием или Зверства: способ осуществления". Дело в том, что этот текст имеет свою историю. Он не закончен. В нем в самом общем виде изложены классические тезисы революционного движения о войне, военной пропаганде и нацизме. Но он написан не для того, чтобы указать, как надо мыслить. Он написан в конкретной, трагической ситуации для того, чтобы найти практический выход из этой ситуации.
Я встретился с профессором Фориссоном в конце ноября. Я увидел перед собой отчаявшегося человека, готового окончательно замкнуться в параноидальном безумии, что вполне объяснимо. Но этот человек глубоко изучил свою тему (его архив это 200 кг. рабочих документов, вес изученных им текстов — несколько тонн) и работал в том же направлении, что и "Ла Вьей Топ", только ушел дальше (с 1970 года наше издательство разделяло, в основном, тезисы Поля Рассинье).
Нужно было срочно, несмотря на опасность новой, трудно поправимой неудачи, утвердить на практике:
1) право на гипотезу и ошибку для любых научных исследований;
2) право на бред для всех людей, если этот бред никому не приносит вреда, даже если Фориссон сумасшедший, антисемит или нацист.
К счастью, он не был ни тем, ни другим.
Однако, менее радикальная (на мой взгляд) часть редакции издательства "Ла Вьей Топ" отказалась связывать свою судьбу с делом, которое казалось им заранее проигранным. Они забывали, что речь шла не о защите Фориссона, а о защите наших принципов на практике.
Моих сил было недостаточно для выполнения этой задачи, особенно силы характера (я сам готов был сломаться), поэтому было жизненно необходимо для развития ситуации получить поддержку и согласие подписаться под одним текстом ото всех, без уступок и двусмысленностей.
Этот текст должен был включать в себя пресловутую фразу, которая, как казалось, делала позицию Фориссона незащитимой: "Гитлер никогда не отдавал приказа об уничтожении хотя бы одного еврея только потому, что он еврей", и доказать, что эта фраза правдива, даже если Гитлеру было наплевать, что станет с евреями на практике.
Делая это, я доказал на практике, что готов следовать за Фориссоном до конца, а также показал ему, что он дошел до точки, за которой он уже не может больше не интересоваться человеческим значением его научных истин. Нужно было также доказать всем, что Пьер Видаль-Наке, которые возглавил в "Монде" от 21 февраля 1979 г. крестовый поход историков против Фориссона, отнюдь не подонок, наоборот, наши цели в конечном итоге совпадают.
Этот текст был прочитан и одобрен редакцией "Ла Вьей Топ". Затем его прочел и исправил Фориссон (первоначальный вариант содержал недостаточно обоснованные цифры) и безоговорочно одобрил.
Почувствовав поддержку, Фориссон снова стал нормально питаться и параноидальные симптомы у него полностью исчезли.
Таким образом, текст, который вы опубликовали, представляет собой общий текст Фориссона и редакции "Ла Вьей Топ". Он утверждает на практике то, что позволит возродить революционную теорию: "Никогда не отбрасывайте то истинное, что содержится в словах противника, по той причине, что известно, что в них содержится и ложь" (Райх).
Минуя частичные истины, углубляя их, мы приходим к универсализму, не отрицая того, что мешает, и заключая политические компромиссы. Я надеюсь, что не слишком утомил вас своими требованиями пунктуальности.
P.S. "Ла Вьей Топ", книгоиздательство, основанное мною, закрылось в 1972 г.
В историческом плане "Ла Вьей Топ" не принадлежит никому и не является формальной группой. Это движение, которое изменяет существующие условия. Эта концепция охватывает всех тех, кто участвует индивидуально, на свою личную ответственность, в развитии ситуации. Идея более или менее "радикальной фракции" — не шутка и не лишена смысла".
В связи с отказом "Либерасьон" публиковать это письмо, которое показывает, что газета напечатала Фориссона, не зная об этом, ситуация стала обрастать слухами, вроде того, что Пьер Гольдман отказался сотрудничать, даже эпизодически, в органе, в котором пишут "антисемиты". Пьер Гийом и Жан-Габриэль Кон-Бендит направили тогда следующий текст в службу объявлений "Либерасьон":
"Поддержка, оказанная Жаном-Габриэлем Кон-Бендитом и издательством "Ла Вьей Топ" профессору Фориссону нанесла многим душевную травму и создала ситуацию, потенциальное развитие которой непредсказуемо.
ЛИКА обвиняет профессора Фориссона в том, что он фальсификатор. Если кто-нибудь представит доказательство того, что профессор Фориссон совершил хотя бы одну фальсификацию, Жан-Габриэль Кон-Бендит и "Ла Вьей Топ" обязуются немедленно порвать с ним и приложат столько же усилий, чтобы известить всех об этом, сколько прилагали до сих пор, поддерживая его".
