Андрей Буровский - Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии
Среди кромешников оказались и люди из верхушки дворянства, согласные на все карьеры ради — все тот же Григорий Скуратов-Вельский, «Малюта», князь А.И. Вяземский, боярин А.Д. Басманов. А были и совершенно фантастические, невесть откуда взявшиеся личности, вплоть до типов откровенно уголовных и до приблудившегося немца Генриха Штадена.
Штаден оставил любопытные записки об опричнине, которые до сих пор бывает страшно читать[55]. После бегства из Московии этот авантюрист пытался привлечь императора Рудольфа к своему плану «обращения Московии в имперскую провинцию». Следы его в конце концов теряются.
Цель опричнины была проста — выжигать «крамолу». Для того с земщины взят был разовый налог в 100 тысяч рублей. Для того опричников щедро жаловали землей, казной и «людишками». И для того земщина была отдана в полнейшую власть опричнины. Называя вещи своими именами, речь шла об экономическом и физическом уничтожении всех, кто не нравился царю (а ему почти никто не нравился).
Общее число истребленных в опричнину вряд ли будет названо когда-нибудь — разве что на Страшном суде. Непосредственно истребленных не так много: более 3 тысяч князей и бояр — большинство вместе с семьями. Осталось-то ведь не меньше, и «окончательное решение боярского вопроса» не состоялось.
Намного больше уничтоженных экономическими средствами. Для поддержания опричнины и ведения Ливонской войны вводились непосильные налоги, выжимавшиеся пытками и казнями. Повинности крестьян возросли, опричники вывозили их из земель «опальных» бояр «насильством и не до сроку». Люди болели, голодали, разбегались. Не менее миллиона людей умерли с голоду и от «мора», столько же бежали на окраины страны или в Литву.
До сих пор как-то неясно, существовал ли в 1569 году заговор с целью выдать Ивана Грозного польскому королю — грандиозный боярский заговор во главе с двоюродным братом царя, князем В.А. Старицким, или это все же выдумка опричников, доказывавших свою нужность. На этом деле выдвинулся Григорий-Малюта, а это само по себе очень и очень подозрительно.
Вполне определенно, что не было никакого «заговора князя Воротынского» и что только один человек был виноват, что войска Девлет-Гирея ворвались в Москву, — московский царь и Великий князь, Иван IV. Все остальные — невиновны.
Так же ясно, что не было никакой «крамолы» и «измены» в Новгороде, а были там разве что богатства, которые хотели присвоить опричники.
Известно, что не был ни «заговорщиком», ни «колдуном» боярин И.П. Федоров, по «делу» которого казнено более 400 человек, в том числе его крестьян — зналиде, что колдун, а молчали!
Многие вещи вообще невозможно понять никакими государственными интересами.
На Земском соборе 1566 года группа дворян подала челобитную с просьбой об отмене опричнины. Все они были казнены страшными казнями.
Недовольство опричниной выразил митрополит Афанасий. Ему повезло — он покинул престол 19 мая 1566 года. Новый митрополит пытался утихомирить Ивана и был задушен лично «Малютой» Скуратовым.
Многие вещи вообще выходят за пределы понимания психически нормального человека. И случайность выбора жертвы казней, под конец жизни Ивана IV доходящая до откровенного безразличия — кого пытать и за что. Для Ивана IV, начинавшего с собак и кошек, все в большей степени важен был процесс сам по себе.
Трудно хоть что-то понять, когда боярина сажают на кол и он умирает больше пятнадцати часов, а на его глазах насилуют его мать, пока она не умирает. Когда человека на глазах жены и пятнадцатилетней дочери обливают кипятком и ледяной водой попеременно, пока кожа не сходит чулком. Когда затем мать на глазах дочери сажают на веревку, натянутую между стен, и несколько раз быстро протаскивают по веревке. Когда Висковатого разрубают, как тушу… Впрочем, продолжать можно долго.
Психически нормальному человеку трудно понять, как можно пировать под крики людей, пожираемых в яме специально прикормленным человечиной медведем-людоедом. Трудно понять садистскую игру с женами и дочерьми казненных, которых то пугали, то давали тень надежды, постепенно доводя до безумия. Огромный «репертуар» пыток и казней, гурманский перебор вариантов — что попробуем на этот раз?!
И не только об одном царе речь. Если людей жарили живьем на сковородках, то ведь кто-то же делал эти сковородки, прекрасно зная — зачем он их делает? То же касается и металлических крючьев для подвешивания, и металлических решеток, устанавливаемых над кострами, и специальных копий с крючьями, чтобы вырывать внутренности, и много другого, в том же духе.
В Московии жили множество людей, десятки тысяч, которые производили все эти снаряды, необходимые для развлечения царя, использовали их и даже похвалялись друг перед другом, что хорошо умеют.
Число кромешников возросло с 1000 до 5–6 тысяч людей и готово было еще расти, когда царь отменил опричнину. Но ведь эти люди никуда не исчезли! Они продолжали жить и «трудиться» на Московской Руси, занимали в обществе высокое положение и несли свои представления в более широкие слои.
Существовало, действовало, разрасталось огромное общество, в котором садизм был попросту бытовой нормой.
Жизнь в таком обществе с самого начала требовала отбора патологических типов. А если даже вполне нормальный человек и попадал в него, он тоже хоть немного, но должен был повернуться рассудком, чтобы оставаться в рядах кромешников.
Шел широкомасштабный, охватывающий десятки, если не сотни тысяч людей противоестественный отбор.
А о воздействии на общественные нравы, на представления о приличиях и т. д. я просто вообще умолчу.
Мне легко могут возразить, что чудовищная жестокость суда и казней характерна не только для Московии и что горожан, «наслаждающихся» зрелищем казни, можно было найти и в Париже, и в Риме. Несомненно! Московиты биологически не отличны от других европеоидов, это они считали, что отличаются. Многое объясняется тем, что царь Иван IV Грозный не был вполне вменяемым человеком. Тяжело искалеченный с детства, к зрелым годам он впал в тяжелую душевную болезнь и был попросту опасен для окружающих. Но тут возникает два очень важных вопроса:
1. Как же получилось, что больной человек занял такое место в обществе? Как допустили его до власти? Почему не отстранили сразу же, как только стали очевидны его патологические наклонности, как только он стал опасен для окружающих?
2. Второй вопрос: что во всем этом безумии, в вакханалии террора — просто сумасшествие одного, но занявшего особое место человека или нечто большее?
Иван IV ввел опричнину в 1565 году, и продержалась она, в общем-то, немного: до 1572-го. По своему существу опричное войско и мало отличается, и ничем не лучше и не хуже Избранной рады. Тот же принцип отбора тех, кто вызвал доверие у царя.
Если все это имело смысл… то какой? Попробуем понять: в чем этот смысл?
Идеология безумияЗнаменитая переписка A.M. Курбского может стать темой особой книги. Отмечу главный камень преткновения: для Андрея Михайловича в неограниченном самодержавии видится некий вызов, перебор, присвоение человеком «полномочий» Господа Бога. Потому во временах Избранной рады находит он идеал, от которого дерзко отступается ЈГарь, повторяя грех сатаны, взявшего на себя слишком много: «…яко Сатана, Богу себя возомнивший»[56]. Но ведь Иван IV и правда считал себя богом для своих подданных! Он совершенно не считает, что это плохо.
Мало того, что, по мнению Ивана, Курбский и должен был поклоняться ему как Богу. Но всех вообще государей, которые правят иначе, признает он как бы и ненастоящими: «Понеже те все царствами своими не владеют; како им повелят работные их, тако и владеют».
Стоит привести отрывок из письма Ивана IV английской королеве Елизавете (1570 год): «А мы чаяли того, что ты на своем царстве государыня и сама владеиш своей государьской чести смотриш, и своему государева прибытка… Ажно у тебя мимо тебя люди владеют, и не только люди, но мужики торговые, и о наших о государьских головах и о честех и о землех прибытка не смотрят, а ищут своих торговых прибытков. А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая девица»[57].
Многим можно восхититься в этом письме: хотя бы оборотом: «не только люди, но торговые мужики». Право же, в Московии ужасно не хватает дона Тамэо с его классическим: «Дабы вонючие мужики…» — фразеология та же. Становится куда понятнее, почему Московия запустела к концу правления Ивана. Но просматривается и идеология.
Иван IV органически не принимал светского государства, в котором у людей есть права и свободы. Государства, в котором важны общественные интересы, а не блажь одного человека. Над шведским королем, «старостой в волости», он изволил всячески издеваться. Сигизмунд тем более был постоянным объектом насмешек. Идеалом и естественным местом обитания для него была деспотия восточного типа, в которой дела государства освящены Церковью, а монарх — что-то вроде полномочного представителя Господа Бога на земле.
![Альфред Ван Вогт - Чудовище / The Monster [= Пятый вид: Загадочное чудовище; Воскресшее чудовище; Возрождение]](/uploads/posts/books/60190/60190.jpg)