Сергей Катканов - По ту сторону Псоу
То добро, которое делали русские для Абхазии после кровавой бойни, абхазы по достоинству оценили, как добро, которое делали друзья. Друзья, а не господа. Поэтому абхазы совершенно не поддержали первую русскую революцию. Кто–то тогда видел в абхазах хронических бунтарей, но вот они доказали, что это совершенно не так. Казалось бы, такой хороший шанс представился для «обретения независимости», но они плюнули на этот шанс, потому что в рамках российской империи, в рамках русской цивилизации они и так ощущали себя вполне независимыми. Келешбеево начало в них всё–таки победило.
Примерно то же самое и сейчас. Абхазы никогда не потерпят над собой ни каких хозяев и господ. Они могут жить в общем доме с другим народом только на условиях полного равноправия, даже если этот народ в тысячу раз больше абхазского. При этом, чтобы сжиться и сдружиться с другим народом, абхазам надо выучить его язык, да для начала надо еще иметь такое желание. На это уходят века. У абхазского народа просто нет исторического времени на то, чтобы выучить ещё один язык. И совершенно отсутствуют предпосылки для того, чтобы у них появилось такое желание.
Зависимость и независимость
Сейчас уже стало очень заметно одно противоречие современного абхазского мышления. Абхазы при каждом удобном случае подчеркивают свою независимость, при этом столь же легко и охотно признавая свою полную зависимость от России. По любому малейшему и даже не стоящему внимания поводу абхазы торопятся заявить, что судьбу Абхазии будут решать только её граждане и ни кто другой, при этом они так же не упускают возможности поблагодарить Россию за помощь и вполне признают то, что не могут без нее обойтись. Российское военное присутствие не вызывает у абхазов ни малейшего раздражения и даже радует их, хотя всегда и везде любой народ, который настаивает на своей независимости, испытывает жесткую аллергию на иностранные войска.
Давайте посмотрим правде в глаза. Если войска одной страны полностью охраняют границы другой страны — это фактическое ограничение суверенитета. Если социальная сфера одной страны полностью держится на финансовой помощи другой страны, про суверенитет можно говорить лишь с большими оговорками. Такова логика. Но это европейская логика. А в абхазском мышлении, как ни странно, ни какого противоречия нет. Просто здесь действует один фактор, существования которого мы не учитываем.
Европейская логика такая. Любая независимость должна опираться на некий фундамент — экономический, военный и так далее. Вопрос в том, чем народ, говоря о своей независимости, готов «ответить за базар», чем он в состоянии её подтвердить, на что она опирается? Если ни на что — это безответственный треп. Если ты кричишь о своей свободе, а тебе в любой момент могут перекрыть кислород, тебе лучше не кричать о своей свободе, потому что у тебя её нет.
Так вот! Абхазы имеют чем ответить за утверждение о том, что Абхазия независима. Отстаивая свою свободу этот народ пойдет до конца, они будут воевать до последнего абхаза, они не остановятся ни перед чем. И эта готовность идти до конца — такой козырь, который побьет все тузы. В современном мире таких народов уже почти не осталось, и эту особенность абхазов совершенно не учитывают европейские политики, да и российские тоже.
Десять человек, готовых умереть, сильнее, чем тысяча не готовых к смерти. Любой империи, которая посягнет на абхазскую независимость, абхазы устроят такую кровавую баню, что мир содрогнется. А разве не так и было в XIX веке? Как мог крошечный народ полвека воевать с величайшей империей мира? Но ведь это было. В абхазском языке нет слова «капитуляция». А в 1992 году? Армия четырехмиллионной Грузии вторглась на территорию, где вообще не было армии. Абхазия тогда не могла воевать против Грузии, она не имела для этого вообще никаких возможностей. И Россия Абхазию не поддержала, Ельцин дал Шеварднадзе добро на «наведение порядка в Абхазии». А в самой Абхазии проживала половина грузин, которые, конечно, поддержали армию вторжения. В таких условиях ни о каком сопротивлении и речи быть не могло. Но абхазы оказали такое сопротивление, что грузины до скончания века об этом не забудут.
А европейцы, конечно, оценивают ситуацию по–европейски. Они же знают, как это бывает в Европе. Гитлер, например, ввел войска в Данию, Бельгию, Грецию и много куда ещё. Войны не было. Вермахт стройными походными колоннами просто вошёл в эти страны. И не удивительно. Вооруженные силы этих стран были слишком ничтожны перед мощью вермахта. Сопротивляться не имело смысла. Вот они и не сопротивлялись. Они же умные. У них же логика.
Европейцы думают, что это всегда и везде будет так. Если народ не имеет большой армии, с ним можно не считаться. Судьбу этого народа можно решать, вообще не спрашивая его мнения. Российская и грузинская сторона уже считают для себя возможным обсуждать абхазский вопрос без участия абхазов. Дескать, как решим, так и будет, а абхазам, как скажем, так и сделают. Как бы Абхазия и не субъект вовсе, а только объект. А вот абхазов оскорбляет, когда абхазский вопрос (церковный, например) рассматривают без их участия. И если мы не хотим слышать их голос, то как бы нам не пожалеть об этом. Абхазия может доказать, что она не объект, а субъект, но нам не понравятся их доказательства.
И вот сегодня в Абхазию приезжают мелкие представители великой державы. Я видел их наглые, самодовольные, высокомерные физиономии. Они искренне считают: поскольку Абхазия не может обойтись без российской помощи, значит абхазы будут делать то, что им скажут. А не факт. Неужели наши ни чего не поняли в 2011, когда проявив пренебрежение к абхазам, к их мнению, послали в Новоафонский монастырь настоятеля из России? Ведь получили на входе маленькую репетицию большого бунта, а на выходе — раскол, который вообще не известно как и когда удастся расхлебать. Неужели мы хотим, чтобы абхазы решили, что репетиции закончены и пора уже показать полную версию классического абхазского спектакля со всеми надлежащими спецэффектами?
Абхазская независимость не декларативная только, а реальная, очень основательно подкрепленная готовностью идти до конца вопреки всему и не смотря ни на что. И разговаривать с Абхазией можно только, как с суверенным государством, а не как с подмандатной территорией.
Абхазы на самом деле вполне адекватны и они понимают, что помощь — это не просто так. Но они видят наши отношения, как сотрудничество двух суверенных государств. Россия помогает Абхазии, Абхазия дает возможность России отстаивать свои геополитические интересы в регионе.
***Мы сидим на участке Нодара под деревом. У него не много деревьев, это не сад. Ровная поляна. И через эту поляну протекает речка, берега которой красиво выложены камнем. Меня совершенно очаровала эта речка, протекающая прямо через участок. Мелкая, каменистая, а вода — как жидкий хрусталь. Её тихое журчание успокаивает. Для меня это важно, потому что разговор у нас с Нодаром очень неспокойный. Он говорит:
— Иванишвили это вам не Саакашвили. Грузия обязательно опять нападет на Абхазию.
— Но русские…
— А если русские получат приказ не вмешиваться?
— Этого не будет.
— Это уже было.
— Но Путин это вам не Ельцин.
— А долго ли ещё будет Путин?
— Ещё довольно долго. Русские больше не предадут Абхазию.
— Но предположим русские получат приказ не вмешиваться. Для нас это даже лучше. Ты ведь знаешь, что тогда будет. Сюда хлынут добровольцы со всего Кавказа.
— Знаю. И не только с Кавказа, но и со всей России. Добровольцев будет даже больше, чем в прошлый раз. Тогда у нас не многие знали про Абхазию, а теперь многие знают.
Нодар улыбается и кивает.
— Но чем больше здесь будет добровольцев, тем больше здесь будет крови.
Нодар кивает и разводит руками.
Две боли
Возвращаюсь как–то из Абхазии, разговорился в поезде с одним армянином об абхазских делах. В какой–то момент он улыбнулся и немного ехидно заметил:
— Я смотрю, вы уже как они, говорите «Сухум».
— Когда я впервые побывал в этом городе, он назывался уже так. Я никогда не был в «Сухуми».
Потом я не раз об этом задумывался. Да, я предвзят и предубежден. Я смотрю на ситуацию, если не абхазскими глазами, то во всяком случае с абхазской стороны. Извиняет меня то, что это неизбежно. Невозможно увидеть конфликт сразу с двух сторон, как невозможно оказаться одновременно сразу в двух точках пространства. Даже если человек последует совету древних римлян и выслушает вторую сторону, у первой стороны — всегда преимущество. Первая сторона дает тебе базовую информацию, а вторая уже такой возможности не имеет, она уже вынуждена опровергать, что всегда не просто. Первая сторона заходит в твоё сознание беспрепятственно, а вторая вынуждена пробиваться с боем, пытаясь сломать уже сформированные представления.
