Владимир Бушин - Огонь по своим
Если отдельные нацистские фанатики не подчинятся приказу ОКВ — уничтожайте их как предателей германского народа.
Если вы не выполните условий капитуляции и к 10.00 по немецкому времени 9 мая 1945 года не сложите оружия, тогда пеняйте на себя. Наши войска перейдут к решительному штурму и беспощадно вас уничтожат.
Командующий Третьим Белорусским фронтом
Генерал Армии Баграмян. 8 мая 1945 г.»Листовки с этим текстом на немецком и русском языках разбрасывались над немецкими войсками. Генерал армии дважды Герой Советского Союза А. П. Белобородов, командовавший там 43-й армией, потом вспоминал:
«Верные своему обещанию, мы не пускали в ход оружия до установленного часа. Однако, как оказалось, фашисты понимали только язык силы. И мы применили ее. Этот последний удар вынудил капитулировать много тысяч солдат и офицеров немецко-фашистских войск во главе с пятнадцатью генералами.
Так вот и получилось, что в день Великой Победы мы с Иваном Христофоровичем еще продолжали утверждать ее».
Как ни досадно профессору Качановскому, а генералы Баграмян, Белобородов и вся Красная Армия следовали девизу Горького: «Если враг не сдается — его уничтожают».
Странно читать и то, что пишет профессор-патриот о переселении во время войны немцев, финнов и некоторых других народов. Он хочет хотя бы частично оправдать Сталина: «Инициатором переселения немцев был не только Сталин». Не один, мол, он в этом виноват. И дальше: «29 августа 1941 года Молотов, Маленков, Косыгин и Жданов направляют Сталину телеграмму: «Сообщаем, что нами принято решение о немедленном выселении из пригородов Ленинграда немецкого и финского населения в количестве 96 тысяч человек». А Сталин в оправдании не нуждается. Первым, еще 26 августа 1941 года, постановление «Об обязательной эвакуации финского и немецкого населения из пригородных районов Ленинградской области», принял Военный совет Ленинградского фронта, знавший обстановку на месте, видевший ее воочию, а вышеназванные высокопоставленные официальные лица, будучи уполномоченными ГКО, поддержали это постановление (Органы Госбезопасности СССР в Великой Отечественной войне. М., 2000, т. 2, кн. 1, с. 550). Увы, такова была военная необходимость, в чем убеждаешься, читая, например, «сообщение № 4» от 30 августа того же года замнаркома МВД В. Н. Меркулова, как видно, находившегося тоже в Ленинграде, своему наркому Л. П. Берия. Он, в частности, писал: «Следует указать, что в связи с близостью линии фронта финское и немецкое население частично уходит в леса, ожидая прихода немцев, в то время как русское население стекается в Ленинград» (там же, с. 561). А вот донесение командования Южного фронта № 28/оп от 3 августа 1941 года уже оттуда, где наши войска отошли. Оно адресовано в Ставку лично Сталину и Главкому Южного направления Буденному: «1. Военные действия на Днестре показали, что немецкое население стреляло из окон и огородов по отходящим нашим войскам. Установлено также, что вступающие фашистско-немецкие войска в немецкой деревне 1.8.41 г. встречались хлебом, солью. На территории фронта имеется масса населенных пунктов с немецким населением. 2. Просим дать указание местным органам власти о немедленном выселении неблагонадежных элементов» (там же, с. 447–448).
На этом донесении, переданном из Полтавы, Сталин поставил резолюцию: «Товарищу Берия. Нужно выселить с треском». И вот какой получился «треск». 31 августа было принято по становление Политбюро ЦК ВКП(б) «О немцах, проживающих на территории Украинской ССР», в котором предписывалось: «1. Немцев, состоящих на учете как антисоветский элемент, арестовать; 2. остальную часть трудоспособного мужского населения в возрасте от 16 до 60 лет НКО мобилизовать в строительные батальоны и передать НКВД для использования в восточных областях СССР» (там же, с. 448).
При переселении немцев Поволжья «треск» оказался еще ужаснее. Если ленинградским немцам и финнам разрешалось брать в дорогу до 600 килограммов груза, то здесь по Постановлению Совнаркома и ЦК партии можно было брать до тонны.
По этому же Постановлению на оставляемое имущество, продовольствие, скот, фураж переселенцы получали от специальных комиссий квитанции, по которым на новом месте жительства все сданное имущество (кроме лошадей) «подлежит восстановлению». Так прямо, конкретно и говорилось, в частности: «9. Обязать НКМ, МП и НК Совхозов (тов. Лобанов) в течение 1941–1942 гг. выдать переселяемым колхозам и колхозникам по месту их расселения скот (кроме лошадей) в количестве сданного ими». Питание переселяемых в пути следования возлагалось конкретно на Наркомторг (тов. Любимов), медицинское обслуживание — на Наркомздрав (тов. Митярев), организация приема на станциях разгрузки, перевозка до места расселения и устройство на новых местах — на председателя СНК и секретаря ЦК компартии Казахстана, на председателей облисполкомов и секретарей обкомов и т. д. (там же, с. 524). Все было продумано и подготовлено. Потому и обошлось без единого выстрела, без единой жертвы.
Как известно, 14 ноября 1989 года горбачевско-яковлевский Верховный Совет принял декларацию «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечению их прав». Ах, мыслители! О, отцы отечества!.. Ведь дело рисуется так, словно сидел-сидел Сталин в Кремле и заскучал, и захотелось ему поразвлечься, и придумал: «Переселю-ка я несколько народишек с одного места на другое». Сказано — сделано… Наш профессор с этим, конечно, не согласен, однако же, как он краток и сдержан: «Была также упразднена национальная государственность крымских татар, балкарского, ингушского, чеченского, калмыцкого и карачаевского народов. Они тоже были выселены в Среднюю Азию. Было учтено, что из представителей этих народов формировались войска, которые участвовали в войне против СССР на стороне вермахта». Перенести бы помянутых отцов отечества в обстановочку лета 41-го года, когда переселяли немцев, или февраля 44-го, когда переселяли чеченцев, да хотя бы и весны 44-го, когда переселяли крымских татар. Ведь даже и весной 44-го неизвестно было, сколько еще продлится война. И вот идти в наступление, а в спину тебе будут стрелять? И никто не мог гарантировать, что немцы уже не предпримут контрнаступления, не вернутся в Крым и на Кавказ, где их ждут не дождутся.
Качановский пишет: «Какую оценку можно дать сталинским депортациям? Оценка не должна быть односторонней. Чем руководствовался Сталин при депортациях? Национализмом? Ни в малейшей мере! Только политической необходимостью, как он ее понимал». Совершенно неверно. Во-первых, политически было бы целесообразно «не обижать» народы, но Сталин вынужден был пойти наперекор политической выгоде, он руководствовался не политической, а чисто военной необходимостью. Во-вторых, что значит «как он ее понимал»? Это попытка дискредитации его понимания. А он понимал военную необходимость так, как понимают ее все разумные политики: в тылу сражающейся армии нельзя оставлять силу, которая может ударить в спину. Так понимал дело и президент Рузвельт, когда, начав войну с Японией, приказал заключить в концлагеря сотни тысяч американских граждан японской национальности. Концлагерь — это не поселение на новом месте, а жизнь за колючей проволокой. И еще неизвестно, получали ли японцы официальные расписки за оставленное имущество, приобретали ли на новом месте коров и свиней… А ведь Япония не тыл американской армии, как для нас Чечня или Крым, — она за тысячи километров, за океаном от США. И однако же, пожалуйте, япошки, за колючую проволоку!.. И непонятно, чего ж наши отцы отечества не обратились к американцам тоже принять декларацию «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против японцев, загнанных за колючую проволоку».
Читаем: «Как всегда в сложной и напряженной обстановке, Сталин действовал беспощадно, не отделяя виновных от невиновных». Как это — «не отделяя»? Не были же переселены аварцы, лезгины, абхазы, адыги, лакцы… А вот уж очень наглядный пример: балкарцы и кабардинцы входили в одну единую автономную республику, но первых переселили, а вторых не тронули. Что же касается «сталинской жестокости», то, как мы видели, она была с питанием в пути, с медицинским обслуживанием, с Указом Президиума Верховного Совета СССР о том, «чтобы переселяемые были наделены землей, и чтобы им была оказана государственная помощь по устройству в новых районах» (там же, с. 540)… Знали бы те самые отцы отечества, какой кровью обернется их безответственная болтовня в тех самых краях, где в 1941 и 1944 годах при решении конфликта не пролилось ни капли крови русских, немцев, чеченцев, татар…
Но обратимся опять к А. Смирнову. 7 февраля в передаче «Культурная революция», которую ведет известный культурный революционер М. Швыдкой, он с великим пылом нес замшелую солженицынско-радзинскую ахинею о «преступном советском режиме», о 10 миллионах заключенных, о том, что в 80-х годах он побывал в командировке на Колыме и шагал там «по страшным гулаговским местам, где буквально на каждом шагу кости». Ну буквально! Патриоты обязаны затыкать рты таким вельмигласным пустозвонам, указав хотя бы на то, например, что число заключенных в стране никогда не превышало 2–2,5 миллиона (Пыхалов И. Время Сталина: факты против мифов. Ленинград, 2001, с. 160). И это не более 1,5 процента населения, которое все годы Советской власти неуклонно росло от 150 миллионов сразу после революции до 200 с лишним по переписи 1959 года и дальше почти до 300. А как с этим в благоуханной Америке, где Швыдкому и Смирнову собираются поставить памятники?
