Валерий Панюшкин - Рублевка: Player’s handbook
Этого я тоже не понимаю, но часто сталкивался с тем, что рублевские Игроки, затевая беззаконие, не ощущают себя преступниками. Как герой «Декамерона» Боккаччо, соблазняя жену старика, считает себя вправе — потому что нечего было жениться на молоденькой. Вот так и в Большой Игре: не стыдно посадить конкурента, потому что, если сел, то, стало быть, не достойный конкурент, а лох. Безжалостность рассказанного (и пережитого) Романовой такова, что я спрашиваю: «А вот звонит нам в этот момент Вася и говорит: “Ребята, я сдаюсь”. Мы что делаем? Встречаемся вот здесь в кафе, и Вася спрашивает, на каких условиях мы от него отстанем?»
Романова удовлетворенно улыбается, съедает кусок курицы, как если бы курица была Василием Якеменко.
«Это интересное предложение. Мы отвечаем, например: “Вася, тридцать и плюс телеканал в Ульяновске наш. Нам же надо теперь занести в прокуратуру деньги, чтобы остановить твое уголовное дело. Сколько у нас оправдательных приговоров в судах? Ноль целых семь десятых процента? То есть ты понимаешь, Вася, ты уже попал в девяносто девять и три десятых процента. Тебе наверняка теперь вынесут обвинительный приговор, и остановить это будет дороже, чем было запустить”».
В какой-то момент я даже ставлю себя на место несчастного Якеменко. «Оль, мы эти отступные по какой формуле рассчитываем?» — «По рыночным ценам, — парирует Романова. — Вот несчастный следователь Домовец попался на том, что ему по рядовому делу занесли пятнадцать миллионов долларов. Понятно, что самому следователю досталось бы не больше миллиона, но цена-то вопроса была пятнадцать и дело было три года назад, и рядовое. А Вася Якеменко — не рядовое дело. Поэтому посадить — двадцать, а остановить следствие — сорок и телеканал. Кроме того, придется посадить Васиного партнера в Ульяновске, потому что надо же на кого-то свалить экстремизм и измену, в которых мы обвиняли Васю. Раз уж следствие раскрутилось, а Васю надо отпустить, то про Васю мы скажем, что он ничего не знал о подрывной деятельности своего телеканала, а знал партнер. И Васин партнер сядет у нас на пятнашечку совершенно бесплатно, просто потому что подвернулся под руку».
«А почему, — спрашиваю, — мы уверены, что Вася не побежит к Путину?» — «Потому что, если бы Вася мог побежать к Путину, мы бы не стали с ним связываться». — «А если мы недооценили Васю и он все же добежал до Путина?» — «Тогда, — Романова разводит руками, как игрок, проигравшийся в пух, — наши двадцать миллионов, которые мы отдали Слуцкеру, пропали. Слуцкер уже взял себе четверть, занес остальное в генпрокуратуру, а тут генеральному прокурору позвонил Путин и сказал Васю не трогать. Это форс-мажор. Генеральный прокурор прекращает дело, и мы теряем деньги, потому что недооценили Васю». Я спрашиваю: «Оля, а сколько стоило твоему мужу откупиться? И почему вы не откупились?»
48. И Романова рассказывает.
Большая Игра рождает новые, неведомые в обычном мире профессии. Здесь, на Рублевке, большим почетом пользуется, например, профессия «консильере», словно бы сошедшая со страниц романа «Крестный отец», или профессия «трасти», удачно представленная в фильме «Леон» о наемном убийце. Иногда я думаю, что рублевские Игроки просто насмотрелись западного приключенческого кино. И Романова подтверждает — таки да, насмотрелись!
Романова говорит, что в почерпнутых из кинематографа рублевских представлениях о мире Владимир Слуцкер — трасти прокуратуры.
Она описывает эту профессию так. Взятку в миллион долларов (или уж тем более в десять миллионов) не положишь ни на один счет ни в России, ни за границей. Откуда у прокурора миллион долларов? Такие Деньги нельзя положить ни на счет жены, ни на счет сына, ни на счет тестя, тещи… Доходы государственных служащих декларируются, и не российская полиция, так Интерпол сунет же свой нос и спросит — откуда?
Поэтому взятку свою государственный служащий кладет на счет трасти, который должен быть бизнесменом и миллионером, чтобы миллионные суммы терялись на его офшорных счетах. Вернее, даже так: трасти сам же и является посредником между взяткодателем и взяткополучателем, сам несет чиновнику взятку, но не в чемодане, а под честное слово. Трасти говорит: «С сегодняшнего дня твои десять миллионов долларов лежат на моем счете в банке на Каймановых островах. Можешь получить их в любую минуту, когда захочешь. Но зачем тебе Деньги? Чтобы враги спрашивали, откуда они у тебя? А про твои Деньги на моем счете никто не спросит. Ты хочешь что-то купить на них? Океанскую яхту? Дом в Нормандии? Акции Apple? Я куплю тебе океанскую яхту, дом в Нормандии и акции Apple. Оформлю на подставных лиц или подставные компании. Потому что зачем тебе яхта, дом и акции, оформленные на твое имя? Чтобы враги спрашивали, откуда они у тебя? Тебе нужно свидетельство о собственности на яхту — или ходить на яхте по морю? Тебе нужна купчая на дом — или жить в своем доме в Нормандии, когда захочешь? Тебе нужны акции Apple в сейфе — или дивиденды с акций Apple?»
Этакий ход мыслей трасти кажется рублевскому Игроку разумным. Игрок ходит по морю на океанской яхте, живет в собственном доме в Нормандии, летает на частном самолете и в любой день может попросить управляющего перевести ему сколько угодно денег в счет дивидендов от акций. Так вырабатывается доверие.
К тому же трасти приносит Игроку все новые и новые взятки. Вернее, говорит, что в банке на Каймановых островах лежат еще десять миллионов, и еще десять, и еще двадцать. Игрок считает себя миллионером, мультимиллионером, миллиардером. И так до тех пор, пока в жизни Игрока не случается несчастье. Когда оно случается (например, доверитель попадает в опалу и вынужден уехать из страны), трасти может поступить с ним честно, а может кинуть. Кинуть — значит не отдать деньги, лежащие на Каймановых островах. Поступить честно — значит отдать, но не все, а столько, сколько нужно доверителю, чтобы достойно, по рублевским меркам, пережить опалу и встретить старость.
Вот Абрамович, например, был трасти Березовского. Березовский устроил так, чтобы благодаря своей близости к власти получить за бесценок нефтяную компанию. Но сам управлять ею не мог из-за той же близости к власти. Доверился Абрамовичу. И когда попал в опалу, когда эмигрировал в Лондон, Абрамович не кинул его, деньги отдал. Правда, Березовский полагал, что ему в компании «Сибнефть» принадлежит доля в шесть миллиардов долларов. А Абрамович полагал, что Березовскому хватит полутора миллиардов, чтобы купить в Англии поместье и спокойно дожить жизнь, по субботам посещая Ковент-Гарден. Это, в понятиях Большой Игры, не значит кинуть. Это значит отдать. Потому что отдают не столько, сколько тебе принадлежало, а столько, сколько ты можешь унести, сумму, которой ты достоин в жалком твоем опальном положении. Такова логика трасти.
А если умирает трасти, то доверитель его не получает вообще ничего. Так случилось со вторым трасти Березовского Бадри Патаркацишвили. Он скоропостижно скончался, и Березовский не сумел найти свои деньги, которыми управлял Бадри. Такова логика окружающего трасти мира: бедолагу рвут на части, стоит ему не то что умереть, а хотя бы ослабеть.
Поэтому трасти должны поминутно доказывать всему миру, что остаются сильными, что не потеряли своих связей и палец им в рот не клади. Потому, говорит Романова, трасти прокуратуры должен время от времени доказывать всему миру, что он все еще трасти прокуратуры — периодически показательно сажать кого-нибудь, тем самым демонстрируя свою способность посадить кого угодно.
Так вот, Ольга Романова говорит, что ее муж Алексей Козлов был для Владимира Слуцкера рекламной акцией, показательной жертвой, человеком, которого следовало посадить в тюрьму, чтобы весь мир в очередной раз убедился в способности Слуцкера посадить кого угодно, даже и миллионера, партнера, мужа известной журналистки.
Романова говорит, что Алексею Козлову нельзя было откупиться: на кону стояли не двадцать миллионов каких-нибудь, а сама репутация прокурорского трасти, то есть все Деньги, которые он за всю жизнь может заработать, занося прокурорам взятки. Если бы Слуцкер не посадил Козлова, все подумали бы — не смог, Акела промахнулся, Акела — мертвый волк. И все, кому нужно посадить партнера, заказать врага — не понесли бы больше Владимиру Слуцкеру Деньги, искали бы другого посредника, другого трасти. Так говорит Романова. Она, правда, не говорит, что, возможно, ее муж Алексей Козлов не пробовал откупиться еще и потому, что Деньги (в полном соответствии с правилами Большой Игры) ценит выше свободы. Нельзя ведь сбрасывать со счетов такую возможность. Нельзя ведь забывать, что для адепта Денег нет ничего страшнее, чем потерять Деньги.
49. При этом чем успешнее рублевский Игрок, тем ближе и вероятнее день, когда ему придется потерять Деньги. Не все. Не известно случая, чтобы человек, однажды бывший миллионером или миллиардером, разорился до нищенства. Те крохи, которые остаются Игроку после разорения, любой нормальный человек посчитал бы настоящим богатством — разложил бы по банкам и инвестиционным фондам и жил бы припеваючи.
