Элвин Тоффлер - РЕВОЛЮЦИОННОЕ БОГАТСТВО
Все это привело Леска к предположению, что недалек тот день, когда ученикам ничего не понадобится запоминать — у них будет приспособление, хранящее всю информацию. Это наталкивает нас на фантастические вопросы. А не сможет ли это приспособление помочь страдающим болезнью Альцгеймера? Если Леек прав и нам не нужна будет внутренняя память для информации, какая же часть человеческого мозга в будущем окажется лишней? И какая все же останется необходимой для познания?
Можно, конечно, поиграть со всеми этими числами и далекоидущими спекуляциями. Можно рассуждать о многоцелевой невербальной информации и прочих связанных с этим проблемах. Более того, информация, о чем излишне напоминать, еще далеко не знание.
Ни исследование ученых из Беркли, ни исследование Леска, каждое из которых сводит информацию к численным значениям, ничего не говорят о содержании того, что измеряется. Что же именно мы «знаем»?
Попытка ответить на этот вопрос недавно была предпринята Эдрианом Вулфсоном, научным сотрудником Дарвиновского центра Кембриджского университета. В книге «Жизнь без генов» Вулфсон пишет:
«Все, что существовало, существует или когда-либо будет существовать в этом или другом мире, может быть полностью описано при помощи полного собрания релевантных фактов и соответствующего набора логических взаимосвязей».
Тут хочется немедленно схватить его за воротник и спросить: «Да неужели?» Но в этом нет нужды. Его описание познаваемости уже знаемого увлекательно, но в конечном счете Вульфсон выбрасывает белый флаг и делает вывод, что то, что он предлагает, недостижимо.
Итак, ни одна из этих попыток не сообщает нам ничего о том, сколько значимого знания имеет человечество или чего оно стоит. Но все они поддерживают наше утверждение о революционных изменениях, которые происходят в глубинной основе знания, — изменениях, для обозначения которых недостаточен даже термин «революционный».
Мы переживаем глубочайший переворот в мировой системе знания с тех пор, как человечество начало мыслить. Покуда мы этого не усвоим, все наши самым тщательным образом разработанные планы по поводу будущего обречены на неудачу.
И это подводит нас к вышеупомянутым ядовитым помидорам и… зарытой голове ребенка.
Глава 17
ЗАПАДНЯ УСТАРЕВАНИЯ
Думать необходимо, но многие факты, о которых мы думаем, — ложь. Многое из того, во что мы верим, — глупость.
Несмотря на водоворот данных, информации и знаний, обрушивающийся на нас сегодня, все больший и больший процент того, что мы знаем, на самом деле все в меньшей мере является истинным. Так было бы, даже если бы можно было во всем верить средствам массовой информации, даже если бы каждый рекламщик был правдив, каждый адвокат честен, каждый политик умел бы держать язык за зубами, каждый неверный муж признавался в своей измене и каждый болтливый продавец в телемагазине придерживался истины.
Если так, то каким же образом индивиды, компании или страны должны обратить такую глубинную основу, как знание, в богатство?
Для производства богатства всегда требовалось определенное количество знания. Собиратели кореньев и первобытные охотники должны были знать места произрастания съедобных трав и пути миграции животных, которых они преследовали. Землепашцам надо было многое знать об особенностях почвы. Как правило, раз добытое знание оставалось полезным для будущих поколений. Фабричным рабочим умение быстро и безопасно пользоваться станками требовалось уже только на то время, пока они этими станками пользовались.
Сегодня знание, нужное для труда, меняется так быстро, что его необходимо постоянно обновлять, как на самой работе, так и вне ее. Обучение становится непрерывным процессом, но невозможно научиться всему достаточно быстро. Поэтому-то, поняв, что то или иное наше убеждение — глупость, не следует смущаться. Не мы одни верим глупостям.
Дело в том, что каждый фрагмент знания имеет ограниченную продолжительность жизни. Наступает момент, когда это уже не знание вовсе, а то, что скорее можно назвать утилем.
Вчерашние истины
Дают ли знание платоновская «Республика» или «Поэтика» Аристотеля? А идеи Конфуция или Канта? Конечно, можно обозначить их наследие словом «мудрость». Но мудрость этих авторов или философов основывалась на том, что они знали, на их собственной базе знания, а многое из того, что они знали, не было истинным.
Аристотель, взгляды которого господствовали в Европе почти две тысячи лет, был убежден, что угри не имеют пола и рождаются в «недрах земли». В III веке Порфирий, биограф Пифагора, уверял своих читателей, что если взять росток боба, положить в глиняный горшок, зарыть в землю на три месяца, а потом отрыть, то найдешь в горшке детскую головку или женские гениталии.
В VII веке св. Исидор Севильский уверял современников, что «пчелы рождаются в гнилой телятине». По прошествии еще пятисот лет такой гений, как Леонардо да Винчи, объявил, будто бобры знают о том, что люди используют их яички в медицинских целях, и, попав в капкан, откусывают свои тестикулы, оставляя их «врагам».
Когда помидоры, чья родина — Южная Америка, впервые попали в Европу в XVI веке, вполне разумные люди были уверены, что они ядовиты. Прошло 200 лет, прежде чем Линней доказал обратное, а в 1820 году один очень отважный человек собрал огромную толпу зевак, которые наблюдали, как он съел пару помидоров, чтобы подтвердить вывод Линнея.
Но утиль не всегда бывает забавен. В 1892 году все были уверены в том, что планета Юпитер имеет четыре спутника — это считалось научным фактом со времен Галилея. 9 сентября того же года это знание превратилось в утиль — астроном Е. Барнард из обсерватории Лика открыл пятую луну. К 2003 году астрономы насчитали их уже 60.
Подобным же образом ученые многие десятилетия полагали, что в Солнечной системе имеется всего девять планет. Однако в 2005 году астроном из Калифорнийского технологического института открыл космический объект, который он назвал Ксена, который, по мнению ученых, может быть десятой планетой, обращающейся вокруг Солнца.
Можно также вспомнить лондонского физиолога Л. Эрскина Хилла, сообщавшего в 1912 году, что проведенный им эксперимент показал: «чистота воздуха не имеет никакого значения». Сколько людей в мире умерли бы от болезней, связанных с загрязнением воздуха, если бы через несколько десятилетий мы не узнали обратное? И сколько пациентов умрут сегодня, потому что другой образованный доктор будет основываться на устаревших «фактах», которые он усвоил, учась в медицинском институте? Сколько компаний разорятся из-за маркетинговой стратегии, основанной на вчерашней моде? Сколько инвестиций пропадут впустую из-за устаревших финансовых данных? И сколько может быть завтра смертей или катастроф?
Обратимся, к примеру, к протоколу заседания Консультативного комитета пользователей CERN (Европейской организации ядерных исследований). Где-то между предложением поставить пепельницы для курильщиков «ближе к входным дверям крупных зданий» и уведомлением об изменениях в доставке почты читаем следующее: «Следует восстановить в базе данных персонала имена сотрудников, к которым следует обращаться в экстремальных случаях».
Каким же образом, возникает вопрос, может случиться, что список персонала для обращения в случае ядерной катастрофы отсутствует? Ответ: потому что «для большинства людей информация устарела», а администрация «не обладает ресурсами для обеспечения систематического обновления». Понадобилось вмешательство председателя группы пользователей CERN, чтобы указать на то, что «в случае серьезного инцидента потенциальные людские потери будут огромными, поэтому следует найти решение вопроса».
Чердак Эмили
Ясно одно: где бы ни хранилось знание, в цифровых базах данных или в наших головах, всегда существует эквивалент чердака тетушки Эмили, набитый старьем — фактами, идеями, теориями, образами и прозрениями, которые были опровергнуты или вытеснены более поздними и, видимо, более точными истинами. Утиль — огромная часть базы знаний каждого человека, компании, учреждения и общества.
Ускоряя перемены, мы также ускоряем темпы, с которыми знания превращаются в утиль. Если постоянно и безжалостно не обновлять опыт работы, он становится все менее ценным. Базы данных оказываются устаревшими уже в тот момент, когда мы заканчиваем их комплектование.
То же самое касается книги (включая и эту) — они устаревают, пока издаются. Каждые полсекунды наше знание об инвестициях, рынках, конкуренции, технологии и запросах потребителей теряют свою точность. В результате, зная об этом или нет, компании, правительства и отдельные индивиды принимают свои повседневные решения на основе устаревших в процессе перемен данных в невиданных доселе масштабах.
