Лев Троцкий - Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?
Как мужчина порабощал женщину; как эксплуататор подчинял себе их обоих; как трудящиеся пробовали ценою крови освободиться от рабства и только сменили одни цепи на другие, – обо всем этом история может рассказать многое; в сущности она не рассказывает ничего другого. Но как действительно освободить ребенка, женщину, человека, на этот счет готовых положительных примеров еще нет. Весь прошлый исторический опыт, насквозь отрицательный, требует от трудящихся прежде всего непримиримого недоверия к привилегированным и бесконтрольным опекунам!
Борьба с молодежью.
Всякая революционная партия прежде всего находит опору в молодом поколении восходящего класса. Политическое одряхление выражается в утрате способности привлекать под свое знамя молодежь. Повально сходящие со сцены партии буржуазной демократии вынуждены уступать молодежь либо революции, либо фашизму. Большевизм в подполье всегда был партией молодых рабочих. Меньшевики опирались на более солидную и квалифицированную верхушку рабочего класса, весьма кичились этим и глядели на большевиков сверху вниз. Дальнейшие события немилосердно обнаружили им их ошибку: в решающий момент молодежь потянула за собой более зрелые слои и даже стариков.
Революционный переворот дал грандиозный исторический толчок новым советским поколениям, одним ударом оторвав их от консервативных форм быта и раскрыв им ту великую тайну, – первую из тайн диалектики, – что на земле нет ничего неизменного, и что общество делается из пластических материалов. Как глупа теория неизменных рассовых типов в свете событий нашей эпохи! Советский Союз представляет грандиозный тигель, в котором переплавляется характер десятков народностей. Мистика «славянской души» отходит, как шлак.
Но толчок, который получили молодые поколения еще не нашел себе выхода в соответственной исторической работе. Правда, молодежь очень деятельна в области хозяйства. В СССР числится 7 миллионов рабочих в возрасте до 23 лет: 3.140 тысяч – в промышленности, 700 т. – на железных дорогах, 700 т. – на стройках. На новых заводах-гигантах молодые рабочие составляют около половины общего числа. В колхозах числится ныне 1.200 т. одних лишь комсомольцев. Сотни тысяч членов комсомола мобилизованы за последние годы на стройки, на лесозаготовки, на угольные шахты, на золотую промышленность, для работ в Арктике, на Сахалине, или на Амуре, где строится новый город Комсомольск. Новое поколение поставляет ударников, отличников, стахановцев, мастеров, низовых администраторов. Молодежь учится, и значительная часть учится прилежно. Не менее, если не более она деятельна в области спорта, в самых его дерзких формах, как парашютизм, или воинственных – как стрелковое дело. Предприимчивые и отважные уходят во всякого рода опасные экспедиции.
«Лучшая часть нашей молодежи, – говорил недавно известный полярный исследователь Шмидт, – стремится работать там, где ее ждут трудности». Так оно несомненно и есть. Но во всех областях пореволюционные поколения еще остаются под опекой. Что делать и как делать, им указывают сверху. Политика, как высшая форма командования, остается целиком в руках так называемой «старой гвардии». И при всех горячих, нередко льстивых речах по адресу молодежи, старики зорко охраняют свою монополию.
Не мысля развития социалистического общества без отмирания государства, т.е. без замены всякого рода полицейщины самоуправлением культурных производителей и потребителей, Энгельс возлагал завершение этой задачи на молодое поколение, «которое вырастет в новых, свободных общественных условиях и окажется в состоянии совершенно выкинуть вон весь этот хлам государственности». Ленин прибавляет от себя: «всякой государственности, в том числе и демократически-республиканской»… Так примерно располагалась в сознании Энгельса и Ленина перспектива построения социалистического общества: поколение, завоевавшее власть, «старая гвардия», начинает работу ликвидации государства; ближайшее поколение завершает ее.
Как же обстоит в действительности? 43% населения СССР родились после Октябрьского переворота. Если возрастной границей взять 23 года, то окажется, что свыше 50%, советского человечества не достигают этой границы. Большая половина населения страны не знает, следовательно, по личным воспоминаниям, никакого другого режима, кроме советского. Но как раз эти новые поколения формируются не в «свободных общественных условиях», как мыслил Энгельс, а под невыносимым и все возрастающим гнетом правящего слоя, того самого, который, согласно официальной фикции, совершил великий переворот. На заводе, в колхозе, в казарме, в университете, в школе, даже в детском саду, если не в яслях, главными доблестями человека объявляются: личная верность вождю и безусловное послушание. Многие педагогические афоризмы и прописи последнего времени могли бы казаться списанными у Геббельса, если б сам он не списал их в значительной мере у сотрудников Сталина.
Школа и общественная жизнь учащихся насквозь проникнуты формализмом и лицемерием. Дети научились проводить бесчисленные удушливо скучные собрания, с неизбежным почетным президиумом, со славословием в честь дорогих вождей и заранее размеченными благоправными прениями, в которых, совершенно как и у взрослых, говорится одно, а думается другое. Самые невинные кружки школьников, пытающихся создать оазисы в пустыне казенщины, вызывают свирепые репрессии. Через свою агентуру ГПУ вносит ужасающий разврат доносов и предательств в так называемую «социалистическую» школу. Более вдумчивые педагоги и детские писатели, несмотря на принудительный оптимизм, не могут подчас скрыть своего ужаса пред лицом этого мертвящего школьную среду духа принуждения, фальши и скуки.
Не имея в своем прошлом опыта классовой борьбы и революции, новые поколения могли бы созреть для самостоятельного участия в общественной жизни страны только в условиях советской демократии, только при сознательной переработке опыта прошлого и уроков настоящего. Самостоятельный характер, как и самостоятельная мысль не могут развернуться без критики. Между тем в элементарной возможности обмениваться мыслями, ошибаться, проверять и исправлять ошибки, свои и чужие, советской молодежи начисто отказано. Все вопросы, в том числе и ее собственные, решаются за нее. Ей предоставляется только выполнять и петь славу. На каждое слово критики бюрократия отвечает тем, что выворачивает шейные позвонки. Все выдающееся и непокорное в рядах молодежи систематически уничтожается, подавляется или физически истребляется. Этим и объясняется тот факт, что миллионы и миллионы комсомола не выдвинули ни одной крупной фигуры.
Бросаясь в технику, науку, литературу, спорт или шахматы молодежь как бы завоевывает себе шпоры для будущих больших дел. Во всех этих областях она соперничает с плохо подготовленным старшим поколением, кое где догоняет и перегоняет его. Но при каждом прикосновении к политике – обжигает себе пальцы. У нее остаются, таким образом, три возможности: приобщиться к бюрократии и сделать карьеру; молчаливо подчиняясь гнету, уйти в хозяйственную работу, в науку или в свои маленькие личные дела; наконец, спуститься в подполье, чтоб учиться бороться и закаляться для будущего. Путь бюрократической карьеры доступен лишь маленькому меньшинству. На другом полюсе маленькое меньшинство становится в ряды оппозиции. Средняя группа, т.е. преобладающая масса, в свою очередь, крайне неоднородна. Под чугунным прессом в ней происходят хоть и скрытые, но крайне многозначительные процессы, которые во многом определят будущее Советского Союза.
Аскетические тенденции эпохи гражданской войны уступили в период НЭП'а место более эпикурейским, чтобы не сказать более жадным настроениям. Первая пятилетка снова стала временем невольного аскетизма, но уже только для масс и молодежи: правящий слой успел прочно окопаться на позициях личного благополучия. Вторая пятилетка несомненно окрашена острой реакцией против аскетизма. Заботы о личном преуспевании захватывают широкие слои населения, особенно молодежи. Факт, однако, таков, что и в новом советском поколении достаток и благополучие доступны только той тонкой прослойке, которой удается подняться над массой и, так или иначе, приобщиться к правящему слою. С своей стороны, бюрократия сознательно выращивает и отбирает аппаратчиков и карьеристов.
«Советской молодежи – уверял на съезде комсомола (апрель 1936 г.) главный докладчик, – не свойственны жажда наживы, мещанская ограниченность, низменный эгоизм». Слова эти звучат явным диссонансом рядом с господствующим ныне лозунгом «зажиточной и красивой жизни», методами сдельщины, премиями и орденами. Социализм не аскетичен; наоборот, глубоко враждебен аскетизму христианства, как и всякой вообще религии, своей привязанностью к этому миру, и только к нему. Но социализм имеет свою градацию земных ценностей. Человеческая личность начинается для него не с заботы о зажиточной жизни, а, наоборот, с прекращения такой заботы. Однако, перепрыгнуть через свою голову не дано ни одному поколению. Все стахановское движение построено пока-что на «низменном эгоизме». Самое мерило успехов: число заработанных брюк и галстуков, свидетельствует именно о «мещанской ограниченности». Пусть даже эта стадия исторически неизбежна; но нужно видеть ее такою, как она есть. Восстановление рыночных отношений открывает несомненную возможность значительного повышения личного благополучия. Широкое стремление советской молодежи в инженеры объясняется не столько заманчивостью социалистического строительства, сколько тем, что инженеры зарабатывают несравненно лучше, чем врачи или учителя. Когда такого рода тенденции складываются в обстановке духовного гнета и идеологической реакции, при сознательном разнуздывании сверху карьеристских инстинктов, то насаждение «социалистической культуры» оказывается сплошь да рядом воспитанием в духе крайнего анти-общественного эгоизма.
