Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович
Конечно, количество пайков, отпущенных ВЧК, было больше номинальной численности его работников, но не в два с лишним раза. Поэтому численность аппарата ВЧК к концу Гражданской войны в 60 тысяч человек представляется нам наиболее точной. Здесь необходимо конкретизировать, что Особые отделы имели на 1 сентября 1921 года 87 228 сотрудников. Таким образом, общая численность ВЧК вместе с Особыми отделами составляла 147 228 человек [332]. А если к ним добавить войска внутренней охраны (136 577 человек), пограничников (64 642 человека), моряков-пограничников (10 тысяч человек), выполнявших сходные функции, то мы получим цифру 358 447 человек [333].
Таким образом, за годы Гражданской войны возникла определенная система политического контроля над различными группами населения с целью политического сыска и получения информации о реальных настроениях людей. Сбор данных шел по трем основным каналам: через структуры РКП(б), Красной армии и ВЧК. Некоторая дополнительная информация поступала через советские органы, но их роль была второстепенной и подчиненной.
Вся система была еще достаточно слабой и разрозненной. Она не имела четкого целенаправленного отбора источников информации, их серьезного аналитического анализа, регулярного поступления данных из всех регионов страны. Вместе с тем эта система приобрела такую важнейшую для себя черту, как закрытость — секретность поступающей информации, ее недоступность для рядового обывателя. Эта секретность одновременно сочеталась с полным отсутствием гарантий неприкосновенности личности, жилища и тайны переписки. Демократические лозунги, содержавшиеся в программе большевиков, в этом отношении были полностью забыты в первые же недели существования советской власти.
Часть II. В целях своевременного и полного осведомления. 1921–1928 годы
Последний этап Гражданской войны, разыгравшийся в конце 1920 — начале 1921 года, стал, возможно, самым суровым испытанием для большевистской диктатуры за все эти годы. Политическая власть столкнулась с крестьянскими возмущениями, недовольством рабочих, особенно серьезным в Москве и Петрограде, волнениями в армии. Напомним, что восстание в Кронштадте в марте 1921 года было лишь наиболее тревожным для власти и самым масштабным в цепи подобных стихийных событий: волнения гарнизона в Нижнем Новгороде осенью 1920 года, противоправительственные выступления начальника 9‑й кавалерийской дивизии А. П. Сапожкова, командиров бригад Первой конной армии И. П. Колесова, Г. С. Маслакова и т. д.
Оценивая эти события, В. И. Ленин говорил на X партийном съезде в марте 1921 года, что «мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые» [334]. Одновременно Ленин продолжал настаивать на праве своей партии управлять страной, руководить переходом «мелких хозяев к общественному, коллективному, общинному труду» [335]. Призывая пойти на экономические уступки крестьянству, согласиться на «свободу оборота», вождь коммунистической партии одновременно подчеркивал, что «с политическими колебаниями <…> мы будем бороться беспощадно», а «меньшевикам и эсерам <…> место в тюрьме <…> но не на беспартийной конференции» [336]. Это последнее представлялось ему особенно важным, так как, по его же словам, «колеблющихся много. Нас мало» [337].
Столь же решительно Ленин отвергал всякую мысль о «свободе печати», указывая, что «мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем» [338]. Все это делало проблему получения своевременной и полной информации о настроениях масс крайне существенной для руководства страны, желающего сохранить свое политическое господство.
Какое значение в это время придавали политические вожди данным, получаемым в результате политического контроля над населением, говорят различные документы. По поручению Ф. Э. Дзержинского его секретарь В. Л. Герсон 15 марта 1921 года вел переговоры с одним из руководителей ВЧК Н. Н. Мещеряковым, находившимся в Петрограде. Последний считал необходимым «прислать проверенные и крепкие части», сопровождаемые Особотделами, которые должны были «сообщать о настроении прибывающих частей, чтобы избежать неожиданностей» и «усилить контроль корреспонденции» [339]. По воспоминаниям делегата X съезда РКП(б) Д. Я. Кина, на закрытом заседании военных делегатов было сделано сообщение о положении в армии.
Выступавший председатель Реввоенсовета республики Л. Д. Троцкий зачитывал «выдержки из писем красноармейцев», т. е. пользовался материалами перлюстрации [340]. В дни Кронштадтских событий резко активизировался политический контроль населения по всем каналам сбора необходимой информации.
В это же время, 17 марта 1921 года, появился циркуляр ВЦИК и ЦК РКП(б) о создании всеобъемлющей системы государственной информации «в целях своевременного и полного осведомления и принятия соответствующих мер» [341]. Это означало, что с окончанием Гражданской войны при внешне декларируемом призыве к «гражданскому миру» руководство страны не только не собиралось вводить политический контроль в действительно правовые и законодательные рамки, но стремилось к его расширению и полнейшему охвату всех групп населения. Следует также учитывать, что до конца 1922 года военное положение сохранялось в 36 губерниях, областях и автономиях РСФСР. На Северном Кавказе, например, очаги вооруженного сопротивления сохранялись до осени 1924 года, не говоря уже об окраинах РСФСР и СССР. Органами власти и управления в Сибири, на Дальнем Востоке, на Северном Кавказе до 1925 года были не Советы, а ревкомы [342].
Эта ситуация была обусловлена рядом объективных и субъективных факторов. Во-первых, на протяжении ряда лет сохранялось взаимное недоверие, а то и откровенная враждебность в отношениях с некоторыми странами: Великобританией, Латвией, Литвой, Польшей, Румынией, Финляндией, Францией, Эстонией, Японией. Эти государства в целом поддерживали наиболее экстремистские эмигрантские группы, вели активную разведывательную деятельность. На ряде участков границы сохранялась напряженная ситуация, связанная с вооруженными конфликтами.
В свою очередь, руководство СССР через Коминтерн и другие структуры способствовало деятельности партизанских отрядов в Польше до осени 1925 года, готовило восстания в Германии в октябре 1923 года и в Ревеле (Таллине) 1 декабря 1925 года, направляло военных советников в Китай, требовало активизации и расширения разведывательной работы. Чувство «осажденной крепости» глубоко пронизывало мышление подавляющего большинства членов большевистской партии и их сторонников среди населения СССР. К тому же руководство страны независимо от реального положения дел использовало внешнеполитические кризисы для нагнетания военной угрозы, считая, что это способствует в определенной степени ослаблению внутреннего недовольства.
Во-вторых, внутри страны оставались миллионы людей, не признававших незаконную, по их мнению, власть большевиков. До середины 1920‑х годов продолжали действовать отдельные группы и организации меньшевиков и эсеров, имевшие свою социальную базу. Стремление большевиков расколоть Русскую православную церковь (РПЦ) и ослабить все конфессии, продолжавшиеся репрессии священнослужителей, закрытие церквей при заводах и учреждениях вызывали протесты широких слоев населения.
