Гибель парома «Эстония». Трагедия балтийского «Титаника» - Рабе Ютта

Когда в августе 2000 года мы собственными глазами увидели трупы, лежащие вне судна, и посчитали неуместным показывать это по телевидению, то нас обозвали лжецами. Люди стали требовать, чтобы мы предоставили полную видеоинформацию. А когда мы это сделали, не последовало никакой реакции.

15 декабря 1994 года встретились Карл Бильдт, бывший премьер-министр, и Ингмар Карлссон, вновь избранный премьер. Придя к полному согласию, они заявили, что не следует поднимать ни корабль, ни тела погибших и что вместо этого предполагается принять закон, который запрещал бы впредь совершать погружения к затонувшей «Эстонии». Предлагалось сделать над кораблем нечто вроде саркофага. При этом Карл-ссон заявил буквально следующее: «…если бы я в свое время знал об этой катастрофе то, что я знаю сегодня, я бы не пообещал поднять «Эстонию». Значит ли это, что Карлссон через три месяца после катастрофы внезапно получил информацию, которая сделала нежелательным подъем «Эстонии»?

Родственники погибших были шокированы.

И это при том, что компания ИоскА¥а1ег считала задачу вполне выполнимой и даже разработала план работ, опираясь на точные координаты предметов, лежащих на морском дне.

Причастная к этим вопросам шведский министр Инес Уусман, еще не освоившаяся в этой своей новой должности (в прошлом служащая почтового ведомства), рассказала удивленным репортерам, что люди, которые приняли бы участие в подъеме трупов, испытали бы серьезные психологические травмы, что водолазы неделями, а может быть, и месяцами не выходили бы из декомпрессионных камер и что это вообще невозможно. А в случае если бы захотели поднять со дна весь корабль, то следовало бы учитывать, что на многие мили вокруг воцарился бы такой смрад, что его не выдержали бы владельцы дачных домов на островах шведских шхер. Кроме того, в шведской прессе муссировалась тема огромных финансовых затрат, потребовавшихся на подъем парома или даже тел погибших. У меня в связи с этим возник вопрос: что, к тому моменту уже было принято решение о более дешевом варианте, а именно создании бетонного саркофага вокруг корпуса «Эстонии» стоимостью всего лишь 65 миллионов немецких марок?

Едва принято и объявлено решение, оно тут же стало облекаться в форму закона. Пришел черед Франсона, который неустанно трудился, создавая планы, эскизы, тексты закона, то есть делал то, чем обычно занимаются государственные секретари и политики. И в результате получилось так, что уже 23 февраля 1995 года был принят закон, запрещающий погружения к останкам парома.

Привожу выдержки из него:

«1. Останки «Эстонии» и прилегающая к ним территория дна, определенная п. 2, должны рассматриваться как место захоронения жертв катастрофы, к чему подобает относиться с должным уважением.

2. Место, определенное как место захоронения жертв катастрофы, ограничивается прямыми линиями, проходящими от точки № 1, через точки № 2, 3 и 4 и обратно в точку № 1.

Точка № 1 (вверху слева) 59 градусов 23,5 минуты N и 22 градуса 42 минуты Е.

Точка № 2 (вверху справа) 59 градусов 25 минут N и 21 градус 42 минуты Е.

Точка № 3 (внизу справа) 59 градусов 22,5 минуты и 21 градус 42 минуты Е.

Точка № 4 (внизу слева) 59 градусов 22,5 минуты и 21 градус 40 минут Е.

Все позиции определены координатами в World Geonetic System от 1984 года.

3. Договаривающиеся стороны пришли к решению о том, что «Эстония» не подлежит подъему.

4. Договаривающиеся стороны пришли к соглашению о необходимости принятия закона, запрещающего всякую деятельность, которая могла бы нарушить покой жертв катастрофы, в особенности такую, которая преследовала бы цель подъема на поверхность тел погибших или их собственности как с самого корабля, так и с морского дна.

5. Договаривающиеся стороны согласились между собой о том, что они будут информировать других участников соглашения о планируемой ими фактической деятельности, запрещенной п. 4, проводимой с кораблей, несущих флаг других участников соглашения, если им станет известно об этом».

Этот закон был принят 1 июля 1995 года, и с этого момента вступал в силу запрет на погружения к «Эстонии» с судов под шведским, финским и эстонским флагами. Кроме того, шведы не запретили присоединение к этому соглашению всех других стран Балтики.

Некоторые из них действительно присоединились, например Дания и Литва, а некоторые страны за пределами Балтийского региона, как, например, Великобритания, Германия и США, не присоединились.

В связи с этим Хенниг Витте, адвокат одной из групп родственников погибших, сказал мне в 1997 году в одном из интервью: «То, что делают Швеция и присоединившиеся к ней страны, противоречит международному праву, поскольку это право гарантирует свободу мореплавания в международных водах, и поэтому ни одна страна не может претендовать на издание такого закона. Такое ограничение свободы мореплавания, исходящее из узконациональных интересов, нетерпимо».

Насколько неуверены в законности совершенного ими шага были сами шведы, стало ясно, когда вначале 2001 года были опубликованы многочисленные документы шведского министерства иностранных дел, до тех пор хранившиеся в секрете [41].

И несмотря на международно-правовую несостоятельность и общую юридическую сомнительность закона, соответствующие службы не стеснялись прибегать к резким ограничительным действиям даже еще до вступления этого закона в силу, как это показало дело Петера Баразински.

В середине 1995 года нам позвонили из Швеции. Это был Петер Баразински, к тому времени глубоко разочарованный в своем правительстве. Он собирался похоронить свою супругу Кариту на кладбище в Упсале, как однажды пообещал ей это. Дело в том, что когда Петер и Карита поженились, они просто влюбились в живописно красивое кладбище Упсалы, города детства Ка-риты. Именно тогда он дал обещание Карите, что обязательно похоронит ее там в случае, если она умрет первой. Петер дал это обещание с легким сердцем, как и всякий, кто уверен, что у него впереди еще годы земного счастья.

И вот «Эстония» самым драматичным образом унесла молодую жену Петера вместе с собой в пучину моря. Это известие просто оглушило его. Он не испытывал ни боли, ни отчаяния. Только неверие в случившееся. Ему казалось, что благоприятный исход уже совсем близок, поскольку, когда он вместе с матерью Кариты около пяти часов утра прибыл к причалу компании «Эстлайн» в Стокгольме, один коллега, работавший в бюро этой компании, сказал им, что Карита, по всей вероятности, спасена. В связи с этим Петер крикнул в микрофон одного из репортеров: «Вы видите здесь самого счастливого человека на свете!» Но уже несколько часов спустя выяснилось, что спасся коллега Кариты.

С этой минуты Петеру еженощно снились кошмары. Каждый раз он видел Кариту в ее красной куртке яхтсмена, погружавшейся в пучину, но сам убеждал себя во сне, что это не она, а он несет службу на гибнущей «Эстонии». И так он каждую ночь тонул вместе с ней в волнах Балтики. Теперь он не мог даже взойти на палубу какого-нибудь корабля и поэтому остался без работы. Ему предложили переквалифицироваться, но у него просто не был сил заинтересовать себя чем-то новым. Его все чаше посещали мысли о самоубийстве. В любом случае он собирался выполнить свое обещание. Он присоединился к организации родственников погибших на «Эстонии» — SEA — и начал совместно со своими коллегами бороться за подъем тел погибших на «Эстонии». Но 15 декабря он услышал в теленовостях, что шведское правительство отступило от своего обязательства произвести подъем тел погибших. Это был для него уже тяжелый удар. Он был готов ко всему, но только не к этому.

В одном из интервью он сказал мне, что, будучи по рождению поляком, он бежал из Польши и попросил политического убежища в Швеции. Он так мечтал о демократии и возможности самому определять свою судьбу! Швеция была страной его мечты, и он никак не ожидал, что именно здесь будут приниматься столь бессердечные решения.