Федор Раззаков - Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард
Поскольку тема фильма была мужская, в нем снимались практически одни мужчины (Жан Рошфор, Мишель Буке, Мишель Дюшоссуа, Раймон Пеллегрен, Раймон Жером и др.). Исключение — Марина Влади, у которой была небольшая роль женщины по имени Кристина.
В своих мемуарах Влади откровенно пишет о том, что «моя работа не позволяет мне строить долгосрочных проектов». Поэтому единственное, что эта работа ей позволяет — несколько раз в году навещать в СССР мужа. И только. Причем советские власти идут ей в этом навстречу. Ведь поначалу Влади приезжала в Союз как туристка, а это обязывало ее проживать в гостинице, внося полную плату за это. В итоге наши власти пошли ей навстречу: было дано указание советскому посольству в Париже беспрепятственно выдавать Влади визы для поездок в СССР. И за почти 10 лет таких ей будет выдано больше 70, причем часто — в день подачи заявления: привилегия для редких.
Что касается визы для Высоцкого, то ему пришлось ждать этого события четыре с половиной года (а не шесть, как пишет в своих мемуарах Влади). Последняя точка в этой эпопее была поставлена 12 апреля 1973 года, когда курьер привозит Высоцкому долгожданную визу. И снова читаем у М. Влади: «По всем правилам оформленная виза, на которой еще не высохли чернила, и заграничный паспорт у тебя в руках. Не веря своим глазам, ты перелистываешь страницы, гладишь красный картон обложки, читаешь мне вслух все, что там написано. Мы смеемся и плачем от радости.
Лишь гораздо позже мы осознали невероятную неправдоподобность ситуации. Во-первых, посыльный был офицером, а во-вторых, он принес паспорт «в зубах», как ты выразился, а ведь все остальные часами стоят в очереди, чтобы получить свои бумаги! Приказ должен был исходить сверху, с самого высокого верха. Ты тут же приводишь мне пример с Пушкиным, персональным цензором которого был царь. Ему так и не удалось получить испрошенного разрешения поехать за границу (видимо, потому, что тогда никакой «холодной войны» не было, как и противостояния либералов и державников. — Ф. Р.)… Тебе повезло больше, чем Пушкину…».
В последнем своем выводе Влади абсолютно права. Ведь с Александром Пушкиным, как мы помним, в свое время лично разговаривал сотрудник Третьего отделения (охранка) Александр Ивановский, который от лица своего начальника — Александра Бенкендорфа — сделал поэту заманчивое предложение. Пушкина тоже тогда не выпускали во Францию, в Париж, и Ивановский предложил: будете с нами сотрудничать — станете выездным. Пушкин поначалу согласился, но утром следующего дня (он должен был ехать к самому Бенкендорфу) внезапно передумал. В итоге он не стал агентом Третьего отделения, но остался его идейным партнером, одобрявшим большинство инициатив отделения. Как видим, у Высоцкого все вышло иначе, и выездную визу в вожделенный Париж он благополучно получил. В отличие от Пушкина, ему, судя по всему, помогали люди, которые оказались гораздо более профессионально подкованными, чем Александр Ивановский. Эти умели и уговаривать, и заинтересовывать.
18 апреля Высоцкий и Влади выехали из Москвы в сторону Бреста. Ехали они на автомобиле «Рено» («Renault 16») — той самой машине, которую Влади привезла Высоцкому в подарок еще два года назад. За это время автомобиль успел побывать в нескольких авариях и являл собой не самое презентабельное зрелище (в Париже супруги эту машину продадут). Отметим, что высокопоставленные друзья Высоцкого обеспечили его чудо-справкой, которая позволяла ему на этой машине пересечь границу Советского Союза и Польши. В последней звездная чета встречается с тамошней киношной интеллигенцией: режиссерами Анджеем Вайдой, Кшиштоффом Занусси, Ежи Гофманом, актером Даниэлем Ольбрыхским.
Специально под это дело, дабы обаять польских интеллигентов, Высоцкий исполняет им свою новую песню «Дороги… Дороги…», посвященную событиям далекого 1944 года. Речь в ней шла о знаменитом варшавском восстании, которое не было поддержано советскими войсками: наша армия около двух часов не вмешивалась в это сражение. Высоцкий описал те события, целиком и полностью сочувствуя полякам.
Дрались — худо-бедно ли,
А наши корпуса —
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли —
Рвались как один, —
И танкисты плакали
На броню машин…
Это была еще одна «заказная» песня Высоцкого, должная обеспечить ему симпатии заинтересованных слушателей. Собственно, «заказных» песен в репертуаре у героя нашего рассказа было огромное количество: тут вам и песни про альпинистов, и про милиционеров, и про летчиков, и про шоферов, и про спортсменов и т. д. Но это все были заказы социальные. А «Дороги… Дороги…» (а также песни из «китайского цикла», «еврейского» и др.) были заказом политическим. Посредством такого рода произведений вероятный агент КГБ Высоцкий мог легко входить в доверие к нужной ему аудитории и, что называется, устанавливать не только «первичный контакт», но и работать на перспективу. С такими песнями он везде был свой, что очень ценно для любого секретного агента.
Из Польши путь звездной четы лежал сначала в Восточный, потом в Западный Берлин. В последнем Высоцкого ждало потрясение. Вот как об этом вспоминает все та же М. Влади: «Всю дорогу ты сидишь мрачный и напряженный. Возле гостиницы ты выходишь из машины, и тебе непременно хочется посмотреть Берлин — этот первый западный город, где мы остановимся на несколько часов. Мы идем по улице, и мне больно на тебя смотреть. Медленно, широко открыв глаза, ты проходишь мимо этой выставки невиданных богатств — одежды, обуви, машин, пластинок — и шепчешь:
— И все можно купить, стоит лишь войти в магазин…
Я отвечаю:
— Все так, но только надо иметь деньги.
В конце улицы мы останавливаемся у витрины продуктового магазина: полки ломятся от мяса, сосисок, колбасы, фруктов, консервов. Ты бледнеешь как полотно и вдруг сгибаешься пополам, и тебя начинает рвать. Когда мы наконец возвращаемся в гостиницу, ты чуть не плачешь:
— Как же так? Они ведь проиграли войну, и у них все есть, а мы победили, и у нас ничего нет! Нам нечего купить, в некоторых городах годами нет мяса, всего не хватает везде и всегда!
Эта первая, такая долгожданная встреча с Западом вызывает непредвиденную реакцию. Это не счастье, а гнев, не удивление, а разочарование, не обогащение от открытия новой страны, а осознание того, насколько хуже живут люди в твоей стране, чем здесь, в Европе…».
Приезд Высоцкого во Францию наверняка привлек к нему внимание тамошних спецслужб — контрразведки (УОТ или ДСТ), которая входила в структуру МВД, как и внешняя разведка. C тех пор, как Марина Влади вступила в ряды ФКП и стала другом СССР, этот интерес УОТ проявляла к ней, а теперь к этому добавился еще и Высоцкий, которого французские контрразведчики, наученные опытом, в том числе и горьким, общения с КГБ, подозревали в двойной игре: дескать, он вполне может быть певцом-диссидентом под «крышей» советской госбезопасности. Так что досье на него, как и на Влади, в УОТ имелось. Кроме того, как мы помним, Влади «засветилась» на стороне итальянских коммунистов еще в начале 50-х и попала в поле зрения еще и ЦРУ.
Интерес УОТ к приезду Высоцкого во Францию был подогрет событиями тех дней. Речь идет о «деле Волохова», истоки которого уходили в события двухлетней давности. Именно тогда УОТ сумел выйти на след 39-летнего инженера-атомщика русского происхождения Дмитрия Волохова — его родители эмигрировали из России как и родители Марины Влади, после событий 17-го года — и арестовать его. Как выяснилось, Волохов давно (целых 12 лет!) работал на советскую военную разведку ГРУ, передав за это время в СССР кучу секретных сведений об атомной промышленности Франции. Суд над ним проходил именно в те майские дни 1973 года, когда в стране гостил Высоцкий. Учитывая, что у Волохова были связи с русской эмиграцией в Париже, как и у Влади, французская контрразведка не могла оставить без внимания этот факт. Отметим, что русской эмиграцией она всегда занималась плотно, поэтому многие ее сотрудники были выходцами из этой среды. Как мы уже упоминали, в начале 60-х французские спецслужбы в правительстве Шарля де Голля курировал Константин Мельник, он же Мельников — потомок русских эмигрантов.
Первые несколько дней пребывания в Париже ушли у Высоцкого на адаптацию: Влади водила его по городу, знакомила с достопримечательностями. А в середине мая супруги едут в Канны, где проходит традиционный международный кинофестиваль. И вот эта поездка была уже сопряжена с конкретным заданием — начать легализацию артиста Высоцкого в среде западной творческой интеллигенции. И здесь, судя по всему, весьма пришлись кстати активные мероприятия Отдела «А» ПГУ КГБ СССР, проведенные накануне зарубежного вояжа Высоцкого: речь идет о статьях в «Советской культуре» и «Нью-Йорк таймс» про «гонимого барда» Высоцкого; приплюсуем сюда еще и передачи «вражьих» радиоголосов, которые тоже обильно «потоптались» на этой теме. В итоге, когда наш герой объявился в Каннах, интерес к нему тамошней публики был огромным. Многие местные газеты напечатали огромные портреты Высоцкого в смокинге на открытии фестиваля. Про фильм Ильи Авербаха «Монолог», который был заявлен в конкурсную программу фестиваля, тамошняя пресса тоже писала, но куда сдержаннее, чем про появление Марины Влади с супругом.
