Пьер де Вильмаре - Досье Сарагоса
Треппер настолько разошелся в своем желании убедить, что «Кент» — преда-тель, что в своем личном пересказе этой истории в мемуарах «Большая игра» он делает ошибку за ошибкой: он называет Озолса «Solja», в то время как его псевдоним был «Zola» («Золя»); он забывает, что в 1941 году, когда его пере-датчик был сломан, он вынужден был прибегнуть к помощи Лежандра и Озолса, чтобы восстановить контакт с Центром. Почему «Большой шеф» молчит об этом? Почему он, столь любящий рассказывать в печати и в воспоминаниях о своих высоких связях во всех кругах, в том числе в Виши, умалчивал о своих контак-тах с Озолсом и его друзьями, среди которых был Морис Виолетт, бывший гене-рал-губернатор Алжира и после 1945 года один из депутатов нового Нацио-нального собрания?
Тем не менее, в ноябре 1945 года (так у автора, на самом деле — 1944 — прим. пе-рев.), в то время когда французская контрразведка пытается хоть как-то упоря-дочить тот хаос из настоящих и фальшивых участников Сопротивления, многие из которых просочились в специальные службы Национальной обороны, Озолс и Лежандр были арестованы за сотрудничество с Гестапо.
Треппер утверждал, что они, наряду с «Кентом», были виновны в аресте 150 участников Сопротивления. Не только французская полиция была убеждена в том, что они не имели никакого отношения к этим арестам, но и советская про-куратура в 1953 году приходит к тем же выводам после восьми лет расследова-ний, в том числе и проводившихся в тайне советскими агентами во Франции. 115
В рассказе об этом эпизоде интересен тот факт, что после арестов Озолса и Ле-жандра некий полковник советской военной миссии СССР ходатайствует за них перед французским министерством внутренних дел. Полковника зовут Н.С. Но-виков. Он заявляет, что ручается за обоих задержанных, которых тотчас же освобождают. По приказу кого вмешался Новиков? По приказу своего прямого начальника, и им был не директор ГРУ, а начальник контрразведки, генерал В.С. Абакумов. Но ведь организационно «Кент», Озолс и Лежандр подчинялись ГРУ. Следовательно, это значило, что контрразведка властвовала и над службой военной разведки.
9.2. Рождение «Хакке»
К сожалению, в немецких или американских архивах не найдено никаких сви-детельств того, что в какой-то момент Генрих Мюллер заинтересовался отноше-ниями между Паннвицем, Озолсом и Лежандром. Но, возможно, ему приходи-лось одновременно заниматься слишком многими делами, так как он все больше и больше брал под свой контроль зарубежные расследования Гестапо, рассле-дования СД и, начиная с конца 1943 года, расследования подразделений отдела III F Абвера, специализировавшегося на радиоперехвате и контрразведке. Он, впрочем, поручил одному из наиболее верных своих помощников Гансу-Кристиану Шольцу контролировать радиоигру вместо себя, когда сам Мюллер решал другие задачи.
(В рассекреченном досье ЦРУ на Генриха Мюллера упомянут специалист по радиоигре Шольц, однако, имя его указано не как Ганс-Кристиан, а как Кристиан А. Шольц. Под этим же именем он упоминается в биографии Мюллера, написанной немецким автором Андреасом Зегером, и в немецком «Энциклопедическом словаре секретных служб XX века». Кстати, Зегер утверждает, что Кристиан Шольц не занимался радиоиграми. — прим. перев.)
Например, создание 16 мая 1943 года, с согласия Мартина Бормана, специаль-ного узла связи, расположенного в берлинском окраинном районе Грюневальд, на улице Кёнигштрассе, 11. Под предлогом реорганизации своих служб для большей эффективности, Мюллер оставил на Принц-Альбрехт-штрассе персо-нал, занимающийся административными вопросами и текущей документацией. В Грюневальде он занимался секретными документами, из канцелярии и секрета-риата, расположенных в правом крыле этого особняка. В левом крыле находил-ся генерал Вернер Хайссмайер (вероятно, Август Хайссмайер — прим. перев.), кото-рому было поручено сформировать для СД особые разведывательные и дивер-сионные группы для решения специальных задач.
(Нескольких из этих диверсантов в 1943–1944 годах высаживали с подводных лодок на побережье США. Большая их часть вскоре была арестована. Хотя с технической точки зрения их подготовка была прекрасной, но психологически и политически они не были готовы к жизни в Америке. Многие из них сами вско-рости сдались американским властям. — прим. автора.)
Другой тайный центр функционировал в берлинском районе Моабит, и в 1944 году там трудились с утра до ночи. В нем изготовляли фальшивые документы, большую часть которых Мюллер распределит в феврале и марте 1945 года, прямо перед падением Берлина. Там также в некоторых случаях меняли внеш-ность с помощью небольших косметических изменений ушей и носа. Безопасность этой «Tarnungszentrale» («центра маскировки»), где Мюллер заставлял аккуратно вести реестр мужчин и женщин, погибших во время исполнения слу-жебных обязанностей или предположительно исчезнувших во время бомбардировок союзников, обеспечивал комиссар уголовной полиции Карл А. Фойгт. Там также собирались списки жителей из муниципалитетов городов Германии и Ав-стрии, которые были или будут разрушены бомбардировками. Полезные списки, чтобы фабриковать личные данные людей и их документы, не поддающиеся проверке.
(Этот самый Карл Фойгт в 1949 году перебрался из Германии в Аргентину, при-хватив с собой пакет с документами и пленками, которые были перехвачены автором, но потом отправлены далее по известной схеме. Среди них были сним-ки, сделанные Евой Браун. Тайная схема проходила через Цюрих. В 1948–1949 годах автор поддерживал связь с Фойгтом, который работал в секретной сети Бормана, о которой еще пойдет речь в этой книге. Некоторые другие детали об этой истории автор получил от фройляйн Мюллер во время встреч с ней в Шварцвальде в 1946 году. — прим. автора.)
Осенью 1943 года Мартин Борман был вполне в курсе этой децентрализации организации Мюллера, и это потому, что без соучастия шефа Гестапо не могла быть проведена некая операция, о которой в то время знает разве что дюжина человек.
Серый кардинал фюрера вначале создал в Германии свою собственную структу-ру, благодаря декрету, одобренному Гитлером, который 16 ноября 1942 года назначил его «единственным ответственным» за гауляйтеров, нечто вроде пре-фектов, областных руководителей, которые управляли землями Германии и территориями, присоединенными к Рейху с 1939 года.
Чтобы действительно крепко держать в своих руках эту сеть, Борман решил, что руководители партии в этих провинциях отныне должны заниматься только пар-тийными делами и не вмешиваться в административные, экономические, промышленные и другие вопросы. В действительности с помощью этой схемы он собирался поставить на двух лошадей: на гауляйтеров, о верности которых себе он знал, и если он не был уверен в том или другом из них, то на провинциаль-ных партийных руководителей.
Как только эта инфраструктура была внедрена, Борман занялся параллельной структурой в промышленных и финансовых кругах, которые, как ему было из-вестно, проявляли сдержанность и недоверие по отношению к стратегии Гитле-ра и были озабочены постоянным отступлением Вермахта ввиду стремительного советского продвижения. Он повторял, что ни в коем случае не нужно быть по-раженцем, но, между тем, стоит «подготовиться к самому худшему», следова-тельно, обеспечить Германию средствами для ее выживания в случае вероятно-го поражения.
Но в планы эти были посвящены только его давние друзья: Георг фон Шницлер, директор в концерне «И.Г. Фарбен»; Герман Шмитц, его компаньон, и несколько промышленников и банкиров, чьи международные связи с 1920-х годов должны были после 1945 года заставить забыть их преобладающую роль в плане Бор-мана, разработанном после согласования (известного всем историкам, но нико-гда не проанализированного), которое состоялось в отеле «Мезон-Руж» («Крас-ный дом») в Страсбурге в августе 1944 года.
Эрнст Вильгельм Боле, гауляйтер Зарубежной организации партии (Auslandsorganisation), был одним из посвященных. Его задачей было подобрать надежных людей в среде влиятельной и многочисленной немецкой эмиграции Аргентины, Бразилии, Боливии и Парагвая. Они, в свою очередь, должны были предоставить подставных лиц: людей и фирмы для будущего перемещения зо-лота, валюты, промышленных патентов, и т. д., если поражение окажется неиз-бежным. Это и была организация Бормана, нити которой я обнаружил в период с 1946 по 1950 год, одновременно с соучастием в ней Гестапо-Мюллера, хотя и не знал тогда, что она носила имя Бормана, и не подозревал, что она с 1943 года развивалась под пристальным наблюдением генерала Абакумова.
Работа историка, как и работа археолога и этнолога, требует столько же терпе-ния, сколько и настойчивости. Когда я внедрился в эти каналы, которые вели в Южную Америку и на Ближний Восток, я просто считал, что Борман и Мюллер, зная о том, что война будет проиграна, готовили в материальном и финансовом отношении выживание Германии, чтобы затем играть на неизбежном противо-стоянии между Москвой и Западом, опираясь то на один, то на другой лагерь.
