Александр Шевякин - КГБ против СССР. 17 мгновений измены
и, наконец, самая виртуозная составляющая всей операции, так называемая декомпозиция: «Чем выше мастерство разведчика, тем на большее число отдельных элементов он способен раздробить любое мероприятие, тем красивее у него получится мозаика, составленная из этих элементов, тем неповторимее будет ее рисунок, а значит, тем труднее будет противнику постичь все тонкости его замысла и выявить приемы, с помощью которых этот замысел будет исполнен. Умение разделить целое на части, а затем из части сотворить новое целое — едва ли не главное в профессии разведчика…»[224].
Какие еще знания были в КГБ? Кое-какие мелочи. Хотя их в таких делах не бывает. Если коммунистические жрецы сужали свой кругозор, то комитетчики знали, что им надо знать все или, по крайней мере, как можно больше, включая периферийные области знаний. Например, там учили применению техники нестандартных методов по развитию суперпамяти — широко известной под названием мнемотехники, быстрообучения, скорочтения, сновидений и пробуждения по заказу, развития образного мышления[225]. Подбор своих кадров велся в том числе и по почерку[226]. Сейчас это направление расширилось и в Академии ФСБ преподают курс «Гигиена умственного труда». Если верить открытым источникам, то сведены они в в/ч 10003, курирующие разные области (медицина, философия и проч.). У самих же чекистов есть ПДЗ: активно искать любителей нетрадиционных подходов во всех мыслимых и немыслимых областях…[227]. В том числе и некая эниология[228].
У КГБ была просто тяга к знаниям, которыми владели другие, в таком случае эти сведения просто… воровались[229]. Раньше о своих возрастающих интеллектуальных возможностях говорилось тайно (как, например, в докладе Л.И. Брежневу от 6 мая 1968 г. № 1025 А/ОВ «О результатах работы КГБ при СМ СССР и его органах на местах за 1967 г.»: «в решении задач качественного укрепления кадров, прежде всего подразделений разведки, контрразведки и следственных аппаратов, Комитет госбезопасности исходит из того, чтобы эти кадры по уровню своей подготовки и чекистскому мастерству были способны обеспечить в современных условиях дальнейшее совершенствование методов и средств борьбы с противником на основе новейших достижений социальных наук и научно-технической мысли»[230]). В последние годы КГБ неоднократно демонстрировал это открыто: «С именем Ю.В. Андропова неразрывно связаны творческое развитие ленинских принципов в деятельности органов и войск КГБ, большие и важные свершения в их жизни. Под его непосредственным руководством была разработана и успешно осуществляется научно обоснованная, выверенная жизнью программа деятельности по обеспечению государственной безопасности страны в условиях развитого социализма»[231]; «В Комитете разработана и последовательно осуществляется научно-обоснованная программа действий по защите советского государственного и общественного строя от разведывательно-подрывной деятельности противника. Большой вклад в ее разработку и практическое осуществление, в одухотворение чекистской работы большевистской страстностью внес Ю.В. Андропов»[232]. Так что скажем спасибо Ю.В. Андропову и В.М. Чебрикову за эту откровенность. Теперь Лубянка не сможет сказать: а кто его вообще знает, как делаются такие вещи, эти разные перестройки — мы вот не знаем и не знали… Или опять скажет, что это было блефом?
А вот именно КГБ СССР недоработал некоторые вопросы. Юристы, по крайней мере, отмечали, что «…своеобразной формой измены Родине является заговор с целью захвата власти. (…) Заговор — это наименее исследованная советскими юристами форма измены Родине»[233]. (Со ссылкой на:[234]). В самом деле. Вот был у нас такой корректируемый в зависимости от развития спецслужбистской мысли документ «Свод признаков, указывающих на подготовку или проведение шпионских акций лицом из числа советских граждан», но туда никогда даже тень мысли не просачивалась: а что, если под «шпионской акцией» будет переворот, а если в «число советских граждан» попадет само руководство Комитета? Юристы в силу самой своей заданности довольно ограниченны; справедливости ради надо сказать, что и западные были не лучше: «…Большинство политологов стояло в прошлом и все еще стоит на том, что политическая наука имеет дело только с легитимной политикой в сфере государственного управления и общественной жизни. Лишь в последние годы такие области жизни общества, как социальные беспорядки или революционные изменения, становятся объектами исследования политической науки»[235].
Были и еще недоработки, подчас их можно воспринимать с долей юмора, но стоит понимать общую атмосферу тех лет: «С конца 50-х годов и до прихода в КГБ Ю.В. Андропова в органах госбезопасности витала навязанная ЦРУ США вреднейшая концепция о том, что в нынешнее время научно-технического прогресса утратила свою ведущую роль агентура как в разведке, так и в контрразведке. Утверждалось, что место агентуры в сборе секретных сведений занимают технические средства, добывание информации из открытых источников и иными легальными методами. Многие наши работники не согласны были с такими утверждениями, но кое-кем им навязывались идеи о том, что если шпионы противника и действуют, то в их поиске ведущее место должны занять информационно-поисковые (кибернетические) системы, буквально и примитивно истолковывались способности вычислительных машин к реализации творчески-логических функций. Надо сказать, что к середине 60-х годов эти кибернетические „заскоки“ были изжиты разоблачением ряда крупных агентов ЦРУ США и других разведок»[236]. А уж после наступило время, когда такие, с позволения сказать, «теории» были названы не просто вредными, но и указано их зарубежное авторство: «Американцы долго вдалбливали в наши головы, что надо отказаться от агентурной работы, что человеческий фактор вещь не важная, главное — техника, получение информации с помощью технических средств. Некоторые специалисты, в том числе у нас, поддались этому веянию. Да, говорят они, действительно, можно получить огромный объем важной информации с помощью чисто технических средств, и тогда агентуру можно „отмести в сторону“.
Но что получилось? В те же самые 20 лет, что американцы об этом шумели, они сумели создать в Советском Союзе очень большую агентурную сеть. Причем их агенты занимали такие позиции, которые позволяли американцам (и некоторым другим) получать сведения, которые они другим способом никогда бы не получили»[237].
Другими схожими примерами могут быть подход к критерию затраты/качество[238], или увлечение «красивостями» составления разного рода планов[239].
Не подпуская других специалистов СССР к стоящей информации, перекрывая им «интеллектуальный кислород», ограничивая допуски к той или иной литературе, сам КГБ стремился к максимальной информированности, так как он входил в так называемый Список 1С — степень ограничения для поступавшей из-за рубежа литературы, куда входили библиотека ЦК, Библиотека имени Ленина и, возможно, ИНИОН[240].
Разумеется, не все так просто, и добытая секретная информация для разведки может оборачиваться и неприятной стороной. Это характерно как для советской, так и противоположной стороны: «Постоянная погоня за самой свежей и секретной информацией, которая часто тут же устаревает, водит спецслужбы и аналитиков по замкнутому кругу. Поэтому в качестве вспомогательного метода политического прогнозирования целесообразно исследовать и использовать принципы и стандарты профессионального мышления, функциональные комплексы стереотипов, то есть понятия и научные категории, использующиеся в политике и военной практике США. В конце концов мышление очень консервативно. Все хитросплетения политиков, спецслужб и дипломатов вызревают, возникают в традиционной атмосфере научной, военной и дипломатической бюрократии, в обстановке международных предрассудков, т. н. компромиссов, часто имеющих привкус закулисных сделок бюрократов, формирующих фон международного сотрудничества-соперничества. Эта атмосфера, эта довольно устойчивая среда рождается и питается на широком и довольно консервативном поле профессионального сознания (…) на понятийном поле американской стратегии национальной безопасности»[241]; «Хелмс был вынужден разрешить официальную проверку методов сбора разведывательной информации (…). Для этой цели он создал небольшую группу, во главе которой поставил опытного старшего сотрудника ЦРУ Хью Каннингхема. (…) пришли к выводу, что разведывательное сообщество США добывает слишком много информации (…) установили, что усилия по сбору информации часто дублируются, что на добывание примерно одних и тех же разведывательных данных часто тратят большие суммы две или несколько разведывательных организаций, что значительная часть информации малоценна. В докладе отмечалось, что обилие „сырых“ разведывательных данных лишь затрудняет работу разведки, мешает специалистам по анализу отделять действительно ценную информацию от малоценной и составлять для лиц, вырабатывающих национальную политику, обоснованные документы. Говорилось также, что перенасыщенность разведывательными данными приводит к составлению лишних разведывательных докладов, которые мало что дают для выработки национальной политики»[242]. Ну, тут уж точно никакая гигиена интеллектуального труда не поможет…
