Русская идея от Николая I до путина. Книга IV-2000-2016 - Янов Александр Львович
Правда, спроси их, что это за «миссия» такая, ничего кроме как о все той же Евразии не услышишь. Но как бы то ни было, отказались они признать приговор истории, «конец Евразии» представлялся им лишь временной аберрацией, происками мировой закулисы. Пусть англичане-простофили поверили, что отвалилась их необъятная империя сама по себе, не из-за этой самой закулисы. Но «Россия-не Англия», как говаривал Карамзин. Нас на кривой козе не объедешь. Наше географическое величие по-прежнему с нами, а география — это судьба, как учит Дугин.
А что история? Ее можно и по обочине обойти, «ассиметрично»-их любимое выражение. Не счесть ведь российских натуральных богатств: нефти, газа, алмазов да любого сырья. И цены на него высоко стоят на мировом рынке. Оно всегда в дефиците. Если им с умом торговать, то и население подкормить можно, и свой вес в мировой экономике поднять. Другое дело, что идентичность сырьевого придатка развитых стран, в отличие от культурной, плохо вяжется с величием. И такое величие так сказать, удовлетворило бы лишь самых неприхотливых.
Тем более что обогнать отсталую Португалию по ВВП на душу населения, как было обещано, — не велика честь. Но ведь это только начало. Вот подскочат цены на нефть, тогда и поговорим о настоящем величии (впрочем, и в 2012 году, когда цены на нефть зашкалили за 100 долларов за баррель, Португалию все равно не догнали, даже близко не подошли: 18,930 долларов на душу — Россия, 24, 920 — Португалия. Но это так, реплика в сторону). Так или иначе, «всемирная миссия» оставалась под угрозой. И пусть прихотливые со своей культурой всегда в меньшинстве, на одной сырьевой идентичности далеко не уедешь. Даже с неприхотливым большинством.
Однако на помощь, как ни странно это звучит для национал-патриотического уха, пришел Запад. Он не пожалел усилий, чтобы сделать Россию ядерной сверхдержавой. «Экономический карлик стал ядерным гигантом», — пишет Тренин. Предупреждал, правда, Генри Киссинджер в своей «Дипломатии», что это опасно, писал о возможной «реимперизации России». Но кто его слушал, академика? Реваншизм обычное дело, возражал ему в уничтожающей статье известный политолог Стивен Сестанович: «Нет пытки, сопоставимой со страданиями бывшей сверхдержавы, переживающей переход к рыночной экономике». Но страдания со временем проходят, был бы рынок, он все расставит на свои места. И с этой позицией мы встречались уже в третьей книге (см. главу «Как бы не повторить старые ошибки»). Так или иначе, Запад поверил Сестановичу, а не Киссинджеру, подыграв в очередной раз «несогласным».
Еще о художествах Запада
Там, конечно, помнили о яростной волне реваншизма, не утихавшей в послевоенной Германии вплоть до 1960-х. Ее ведь не только разделили на части, ее буквально искромсали. Страну наводнили миллионы «перемещенных лиц» из Восточной Пруссии, доставшейся России, из Судетской области, доставшейся Чехословакии, из Силезии, доставшейся Польше. И страна бурлила реваншем. В СССР его, понятно, разоблачали. «Реваншизм» стал позорной кличкой в советской прессе. Но… постепенно все улеглось. Рынок и впрямь все расставил по местам.
Точно так же, полагали на Западе, все уляжется и в России. Тем более что ее никто не кромсал, и никакие «перемещенные лица» там не бунтовали, все остались в бывших советских республиках. Кому могло тогда прийти в голову, что именно это обстоятельство станет главным инструментом реванша, сложившись в XXI веке в фантасмагорическую имперскую концепцию «Русского мира»?
Западу, во всяком случае, не пришло. И потому он изо всех сил хлопотал о превращении России в ядерную сверхдержаву. Только ей должны были достаться все ядерные силы бывшего СССР. Белоруссия, правда, рассталась с ними без особых сожалений, Казахстан упирался, а Украине буквально выкручивали руки, проверяли и перепроверяли — все ли отдала России? До последнего гвоздя!
Так в дополнение к идентичности сырьевого придатка Россия обрела еще и ядерную идентичность. Сегодня трудно себе представить, как выглядел бы мир, не хлопочи о ней Запад так прилежно. Сакрального Херсонеса точно не было бы. Но Прибалтика-то никогда не была ядерной. Что ж, и Нарва сгодилась бы как платформа для «Русского мира». Чем хуже «Нарванаша»?
Короче говоря, постсоветской России верили безгранично, куда больше, чем послевоенной Германии. Там, по крайней мере, стояли войска НАТО, с Россией же все строилось на доверии. Знали, конечно, о реваншистских настроениях среди силовиков. Краем уха слышали и о «непримиримых» маргиналах. Но стране, сокрушившей коммунизм, да не справиться с маргиналами? Прогремевшие на весь мир события: путч 1991 года, вооруженный мятеж 1993-го, опасная близость к президентству «несогласного» Зюганова в 1996-м-«патриотическая истерия» и примаковская «петля над Атлантикой» в 1999-м, должны были, казалось, насторожить Запад. Как-то слишком уж значительны оказывались эти «маргиналы». Не насторожили. Прошляпили.
Может, дело в том, что на Западе практически ничего не знали о повторявшихся «патриотических истериях» XIX века, которые мы так подробно рассмотрели в первой книге? Не знали о том, как глубоко уходят корни реваншизма в России и какая мощная стоит за ним традиция? Может быть. Во всяком случае, там, подобно Гамлету, не подозревали, до какой степени неблагополучно обстоит дело в Датском королевстве.
Не подозревали, пока 10 февраля 2007 года не услышали из уст президента Путина, что, говоря словами реваншистских идеологов, «Россия претендует на статус одного из ведущих акторов мировой политики». Претендует при этом, опираясь не на культурное превосходство, не на «интеллект», о чем в свое время говорил Сергей Степашин, и даже не на экономическую мощь (в этом смысле на статус «одного из ведущих акторов мировой политики» Россия имеет ровно такое же право, как, допустим, Испания, даже меньше, поскольку при сопоставимом ВВП почти вдвое проигрывает Испании в расчете на душу населения). Так на чем же основывает Россия свои непомерные претензии, если и культурно, и экономически она всего лишь вполне средняя европейская страна? Неужели исключительно на своей сегодняшней ядерно-сырьевой идентичности, сформировавшейся, как мы видели, усилиями Запада?
Отчасти. Но еще, как бы странно это ни звучало, на все той же географии. На 17 млн кв. километрах земной суши, на своей гигантской величине, которую ее нынешние правители, в согласии с большинством населения, перепутали с величием. Вот чего, боюсь, не поняли ни Степашин, ни Тренин.
Ошибка Тренина
Он писал: «Традиционное территориальное мышление не приведет ни к каким позитивным результатам. Оно может возвысить геополитику до степени новой мантры, но оно не сможет возродить империализм». Смогло, как мы видим. И это легко было предвидеть еще в 2000 году, когда Тренин сдавал свою книгу в печать. Вот пример, на который он сам ссылается. Той же весной, как раз во время президентских выборов Путина, социологи опросили в Москве выпускников средних школ на предмет того, как представляют они себе будущую Россию. Лишь 12 % опрошенных желало возвращения старого режима. Зато больше половины из них представляло страну только в границах Российской империи или СССР. Это десятилетие спустя после его распада! Большое мужество понадобилось Тренину, чтобы первую часть своего труда озаглавить «Прощай, империя».
Теоретически все правильно. Распад СССР действительно представлял «разрыв непрерывности» (Ьгеак оГ сопНпийу) и «аннулирование 500-летней тенденции (1геп<Т) территориального мышления». Беда лишь в том, что практически по-лутысячелетняя традиция — очень уж длинный перегон. И для преодоления столь мощной традиции одной рекомендации, что «Россия должна бросить (скор) какие бы то ни было претензии на имперскую политику за пределами нынешних границ», как мы убедились, маловато. Нужна была огромная просвещенческая работа начиная со школы. Не знаю, были ли какие-нибудь соображения по этому поводу у Степашина, но после Путина они нам очень понадобятся (хотя Путин, отдадим ему справедливость, и сам многое делает, чтобы как можно больше скомпрометировать «имперскую роль России за пределами нынешних границ»).
