В Семенова - Путями людей и кораблей (Размышления о жанре и авторе)
Правда, рассказ этот во многом еще незрелый, схематичный, а тема решена, что называется, "в лоб". Но в других рассказах того же сборника ("Странный человек Земли", "Люди и корабли") она разрабатывается по-иному, более тщательно и тонко. То же самое можно сказать и о рассказах "Глубокий минус" (сборник "Ручей на Япете"), "Пилот экстракласса" (там же), "Свисток, которого не слышишь" (сборник "Исток"). Автор ставит героев в чрезвычайные обстоятельства, благодаря чему их характеры раскрываются с максимальной полнотой. Тема исследуется не прямо, без назиданий, она обогащается целым комплексом морально-этических проблем. Теперь читателю предоставляется возможность самому делать выводы, но, разумеется, не произвольно: автор мастерски подводит его к желательным умозаключениям.
Наиболее сильно и ярко тема ответственности перед будущим прозвучала в романе "Дверь с той стороны".
Экипаж и пассажиры космического лайнера "Кит", возвращающегося из очередного рейса на Землю, попадают в беду: в силу неизвестных причин кораблю не удается благополучно выйти из надпространства - теперь и он сам, и все, что на нем находится, состоит из антивещества. А это значит, что нельзя ни приземлиться, ни сесть на какую-нибудь другую планету. Корабль обречен скитаться в пространстве. Что же делать людям? В их положении все становится бессмысленным, даже любовь и творчество. Любовь - потому, что нельзя обречь детей на существование в замкнутом крохотном мирке корабля; творчество - потому, что плоды его никому не нужны и некому оценить их. Писатель Истомин, один из пассажиров, создает несколько моделей вероятного будущего, но одни из них просто безрадостные, другие же - устрашающие. И даже компьютер на вопрос "что делать людям?" отвечает: "умереть!". Но они не умирают. Им не дает умереть сознание того, что они, пускай и крохотное, изолированное, но - человечество. Они - общество, в котором каждый несет ответственность за других. С великим трудом пробиваются люди сквозь сгусток серьезнейших проблем и приходят к титаническому решению: создать свою планету и свое солнце. Так они снова обретают цель и смысл жизни и способность действовать. Они сознательно взваливают на свои плечи и на плечи своих детей непосильную ношу, но они готовы претерпеть все ради грядущих поколений, ради того, чтобы жизнь не погибла.
Одна из любимых тем В. Михайлова - тема контакта. Писатель рассматривает ее в различных аспектах. Его интересует и контакт с внеземными цивилизациями (рассказ "Странный человек Земли", повесть "Исток" в одноименном сборнике), и с представителями других эпох (рассказ "Глубокий минус"), и с современниками. Тема контакта выдвинута на первый план в романе "Сторож брату моему". И не случайно. Взаимопонимание это не только проблема будущего, это острейшая, насущнейшая проблема современности, и решение ее в будущем зависит от того, как она реализуется теперь. О каких контактах с внеземными цивилизациями может идти речь, если порой человек не в состоянии или не желает понять другого, чье плечо он постоянно ощущает, чье дыхание касается его щеки?
Вряд ли стоит останавливаться на всех темах, которые затрагивает В. Михайлов в своем творчестве, - это может стать предметом объемистого, солидного исследования, но не скупых заметок. Здесь хочется коснуться еще лишь одной, самой поэтичной темы, которой Михайлов посвятил немало проникновенных слов. Речь о теме "люди и корабли".
"Корабль шевелился, как ребенок, двигающий ногами и руками просто потому; кажется, что движение доставляет ему радость. На самом деле все эти движения означали, что "Джордано" уже готов к работе. Челюсти люков захлопнулись, выдвинулись нужные и втянулись лишние пока антенны. И, казалось, еще тише стало в уже и без того безмолвном пространстве.
Уходил сын Звездолетного пояса, и ему предстояло увидеть еще много нового, а здесь оставалась память, которая должна была помочь родиться новым кораблям. Уходил; все ждали этой минуты, и, как всегда, никто ее не заметил. Но "Джордано" уже не висел на месте: погасла одна звезда, вторая, и вот движение стало уже заметным, и едва видимое глазом .голубоватое облачко дрожало в зоне выхлопа стартовых двигателей. Звездные же будут включены лишь вдалеке от планеты. Корабль уходил, сверкая, как созвездие; равный среди равных во Вселенной, небесное тело галактического ранга. Никто бы не взялся предсказать его вторую звездную судьбу, но все энали, что она будет прекрасна... А ход корабля все убыстрялся, корабль торопился в вечный день пространства - потому что не может быть ночи там, где сияют миллиарды солнц" ("Люди Приземелья").
Создание человеческого разума и рук человеческих - космический корабль - является нам не просто как средство передвижения, но как мудрая, автономная система, призванная служить человеку и охранять его. Развивая известное механикам положение о том, что машина хорошо работает лишь тогда, когда человек ее понимает, В. Михайлов идет дальше, и мы встречаемся со звездолетом, который умеет самостоятельно мыслить и чувствовать, и с миром, где такое возможно. Это рассказ "Люди и корабли" в одноименном сборнике (в сборнике "Ручей на Япете" вышел под названием "Одиссея Валгуса") - одно из самых ярких произведений В. Михайлова. Мы опять сталкиваемся с острой ситуацией: выжить может только один дз двух - или звездолет "Одиссей", или человек, который на нем летит, И корабль помогает человеку. "... И это, значит, тоже свойственно разуму. Не только человеческому; всякому разуму. Пусть он холоден по природе, пусть может работать лишь при самых низких температурах - все равно, если это разум. Если он, конечно, ничем не отравлен заранее. Неспособность нанести вред другому разуму - вот что ему свойственно. Способность приносить только хорошее. То, что говорится о разуме, злом от природы - ерунда. Да мы давно уже так и не думаем. Если разум развивается в нормальной обстановке, он не может быть сам по себе настроен на уничтожение."
Эта идея воплощена не только в конкретной ситуации: В. Михайлов утверждает ее всем своим творчеством. Она лежит в основе почти всех созданных им модификаций будущего, 'а таких модификаций в произведениях В. Михайлова немало. Две наиболее интересные - и контрастные из них - он приводит в повести "Исток". Вот фрагмент панорамы одной модели мира.
"... А потом появился Гигант.
Сначала он пролетел мимо них, желанный и совершенный; затем корабль настиг его. Блестела поверхность, созданная человеком; гдето в глубине чистые моря плескались в облицованных берегах, сплошь покрытые дисками и многоугольниками искусственных островов. Реки омолаживались в бесчисленных фильтрах и текли под прозрачными крышками в указанных им направлениях, разделяясь на рукава и в конце концов теряясь в трубопроводах. Строения возносились над поверхностью, другие углублялись в недра, а третьи вообще вольно плыли в воздухе. Кое-где ровным, как по линейке строем, двигались аккуратные голубоватые облака, но трудно было сказать - обычные ли это водяные пары или какой-то продукт химии транспортируется подобным образом. Тут и там виднелись зеленые пятна правильных очертаний, но это была не растительность, а искусственные озера, какой-то этап на длинном пути превращения вещества...
...Все было как чудо, как сказка, придуманная роботом-нянькой..."
И кусочек другой панорамы, резко контрастирующий с приведенным.
"Командир не стал спорить. Он лишь взглянул на приборы, чьим назначением было обнаруживать искусственные тела в пространстве, тела, по которым узнают об уровне цивилизации точнее, чем из книг. Командир взглянул, зная, что все глаза послушно скользнут сейчас за его взором, и увидят то же, что и он. Так и произошло; и все увидели что приборы дремлют, не находя ничего, на чем стоило бы задержаться их неустанному вниманию. Командир перевел взгляд на аппараты, обученные всем языкам, на которых говорят населенные планеты; но и эти чуткие устройства молчали, не слыша ничего. Затем командир обратился к экрану, на котором планета повертывалась, нежась, и безмятежно позволяла разглядывать себя, словно ребенок, которому неведом стыд. Все повторили его движения - и увидели горы, и леса, и лениво струящиеся реки, и ослепительные моря, и местами - пухлые подушки облаков, - и ничего больше. Ничего, что носило бы следы разума."
Но люди там все-таки были. Они пользовались настолько развитой техникой, что она уже не занимала места на планете. Они жили в мире с самими собой и с природой, а если кому-то чужому нужна была их помощь, их не надо было ни о чем просить, как не надо было ничего объяснять - они все чувствовали сами и помогали охотно, не навязывая никому своего общества.
Надо полагать, что сопоставление приведенных выше отрывков не требует комментариев.
В начале своих заметок я писала о том, что читатель вжился в гипотетический мир, созданный из сложения бесчисленных моделей, и свободно в нем ориентируется. И теперь его не удивишь наивными измышлениями о технике будущего. Его теперь могут взволновать только убедительные картины грядущего, только проблемные произведения, и в чтом смысле последние книги В. Михайлова отвечают самым высоким требованиям, потому что написаны они не просто мыслителем, но и художником. Язык его произведений прост и емок; глубинная эмоциональность удивительным образом сочетается со строгой выразительностью, лаконичностью изобразительных средств. Стиль деток, афористичен, суждения зачастую строятся на основе парадокса, что позволяет в минимальном объеме заключить большое содержание.
![Александр Воцензук - Судьбы людей и кораблей [СИ]](/uploads/posts/books/203238/203238.jpg)
