'Темная Журнал - Темная лошадка - No 48
Вячеслав Романов
Фишка! Автор написал две сказочные повести "Седьмое небо Адмирала" и "Дом для Адмирала", каждая глава которых представляет собой законченную сказку или стихотворение. *** Тихо в сумерках. Дневные раны лечат Комары у топкого болота. Навострили уши: Ну-ка, легче! Я - во тьме спешащий вечно кто-то! Да, я неказист, но, в целом, милый! И зато причесан! Хвойной веткой. Зуб точу корой плакучей ивы И в лесу известен хваткой цепкой. У меня есть лодка. Не для моря. В море - мелко! Плаваю по луже. (Нас, морских бродяг, такая доля, Плавать там, где трудно, то есть уже.) Утром встанет солнце и, умывшись, Не спеша взойдет над камышами: Да, увы, я неказист, - ведь мышь я! Но - взгляните! Солнце над мышами.
Повести пока не изданы, но автор надеется, что они все же увидят своего читателя. Если найдутся желающие издать эти два произведения общим объемом 7 авторских листов с иллюстрациями автора, просим написать по адресу:
194295, С-Пб, пр. Художников, дом 27 кор 1, кв 274, Романову В.В.
стр. 6
Чтобы радовать взор, недостаточно просто весны. Восемь капель любви и четырнадцать почек на ветке. Очень схожий эффект достигался посредством таблетки, Но сегодня мне мало я культвирую сны. Чтобы пестовать мысль, ту, одну, ради коей рожден, Слишком короток сон и непрочен покров одеяла. Ты меня на заре занавесь, я припомню начало, И попробую снова, покуда в проеме окон Наливается тяжестью вязкое варево дня, Содрогается пол и портьеры дрожат от напора Нисходящего света. Им не удержать этот город, Чтобы сделать счастливым тебя и, возможно, меня.
* * * Вероятно, еще... Очевидно уже... Не увижу. Бесконечный сентябрь. Глаза застилающий дождь. Не твоим ли ногам раздвигать эту стылую жижу? Не моим ли рукам обнимать пожилой макинтош? Сатисфакция осени не отменяет привычки Оскорбление действием воспринимать как итог Затянувшейся случки. Довольно. Закроем кавычки. Эта форма иссякла, и смысл ушёл между строк.
* * * Настало время - кончились слова. И разомкнулась череда объятий. И берег мёртв, но боль ещё жива, И "не найдётся закурить, приятель?" Найдётся за... За тридевять, за сто, За мысом, полуостровом и дале, Куда идут пернатые в пальто И без опознавательных деталей. И бездна принимает их на грудь Молчком, ничком и в розницу, и оптом... Не зарастает путь, что не протоптан В пятнадцать литер "умереть, уснуть"..
Вячеслав Хованов
Оттепель
Весною город мой простужен Под носом у сосулек лужи. И кашлем невский лед трещит, Температура подскочила, И знобко, и асфальт, как мыло, И птаха хрипло верещит.
* * * Вот день пришел осенний И дождь пошел осенний, И лист лежит осенний На мокрой мостовой... И все идет как надо По правилам обряда. Да, все идет как надо, Но только не со мной.
Анна Дубинская
Вся зима напихана зелёным... Будто под пятами тех слонов, Тяжело земле у ног скреплённой Путами корней её домов. Крепко дал мороз канадским клёнам, И замёрзла веток кутерьма. Но рисую я тебя зелёным, Питерская мокрая зима.
Новосибирск
Однажды мне приснился и очень понравился Новосибирск. Люди там добрые.
Миша Корман (http://www.halyava.ru/mashiah/)
ФИШКА: "Несколько слов о вечном"
"Беглое перелистывание книги может вызвать удивление - настолько её содержание внешне не соотносится с личностью автора и кругом его занятий. Однако более внимательное прочтение позволяет понять, насколько пос- тоянное общение с огромным внешним миром, понимание его истинных масштабов и ограниченности и скоротечности нашего бытия помогают В.Кияеву наполнить стихи тонким лиризмом, внутренним теплом и неподдельной романтикой." Владимир Кияев подготовил к изданию свой сборник, который в скором времени выйдет в печать. На страницах 8, 9 приведена небольшая подборка из него.
Стр. 7 ... Ой, там, за занавесочками!..
Распоряжение N 00000001. Назначить батьку Козаностра главным положительным героем романа "... Ой, там, за занавесочками!.." - с правом ношения маузера и на полном отрядном довольствии.
АВТОР.
Распоряжение N 00000002. Как я есть главный положительный герой, то распоряжаюсь: #1. Шаршавого Вампирчика - как он есть левацкий элемент #2. Босевича / от слова Босс / - за потребление в отряде непонятнях слов #3. Шорца Фоню - не помню, за что, однако не зря #4. ЛИШИТЬ КАПУСТНОГО ПАЙКА НА НЕДЕЛЮ. Батька Козаностр.
Отряд, вот уже пятый день, пробивался к лабазу, где, по слухам, сохранились ещё две канистры с ацетоном. Конечно, капусту можно потреблять и так, но в этом смысле батька Козаностр был консерватором. - Ты, Шава, тово... - не раз говаривал батька начальнику штаба, в то время, как Босевич / от слова Босс / подозрительно на того косился... И левацкий элемент умолкал. На исходе света к батьке подъехал шорец Фоня, посланный накануне в разведку. Тут надо отметить, что в отряд Фоня пришел едва ли не раньше самого батьки, был, как и все шорцы, маленького росту, с хитрыми, узкими глазками, черной, блестящей, точно новая лаковая кобура, шевелюрой, и малость косолапой походкой. О своём появлении сам Фоня рассказывал так: - Тайга был. Моя тозе был. Долго был! Потом люди сли, моя насли, калик дали. Скусный! Моя с людьми посол. Дай калик скусный! И благодарный слушатель разорялся на четвертинку ( а бывало - и на пол-калика) в надежде вытянуть из Фони что-нибудь ещё. Но тот, получив калик, немедля засовывал его глубоко под язык и на все вопросы отвечал однозначно: - Не снай! Разочарованные, слушатели расходились. Однако нужды в каликах Фоня никогда не терпел. - Бачка! Моя горбатого пымал! - сообщил он. - А ну, ну, давай его сюда, - обрадовался Босевич / от слова Босс /. Он любил горбатых - ведь у них всегда имеются в загашнике свежие калики, это всякому известно. Известно также, что горбатые весьма неохотно расстаются со своим загашником, однако об этом Босевич / от слова Босс / постоянно забывал. Здесь следует принять к сведению, что в отряде Босевич числился "шефом контрразведки". Что означают эти загадочные слова, не знал никто, в том числе и сам Босевич. Но последнему такое положение даже нравилось - обязанности его определить тоже не мог никто, а, стало быть, занимался Босевич исключительно обустройством своих личных интересов. Эти последние были весьма просты: заключались они в непрерывном поглощении каликов, капусты с ацетоном и дармовой осиновой похлёбки. Калики с капустой тоже предпочитались дармовые, и порой Босевич клал все силы на получение вожделенных ед даром. Удобно расположившись за походным письменным столом, он крикнул: - Ввести! - Куда? - донеслось снаружи - Да "кого", а не "куда", хари масонские! Горбатого, что Фоня привёл. - Ладно, Босевич; ты, однако, дурака-то не валяй. Как это Фоня его "привёл", ежели ацетона в отряде уже неделя, как нет? - Ты мне это брось! Сказано: веди, и точка! - Да чё ходить-то зря? Не хуже нас знаешь - на сыру капусту горбаты не идут! Отцепись, дай, однако, поспать. Шеф контрразведки пробормотал несколько нехороших слов и велел привести Фоню. - Ну, что за это само! - послышалось снаружи. - То горбата ему, то Фоню... Сам толком не знат, чо хочет! Однако вскоре Фоня, а с ним и горбатый, непонятным образом изловленный на сырую капусту, был доставлен. - Фоня, - начал допрос Босевич, - а, в самом деле, как это ты его поймал, ежели ацетона в отряде уже неделю нет? - Моя сырой капуст кидал,- глядя в сторону ответил Фоня. - Она голодный был, сырой кушал шибка-шибка! Рассудив, что продолжать эту тему пока рановато, Босевич / от слова Босс / обратился к горбатому.
- Калики где? Горбатый издал в ответ непонятный звук. - Она говорит: его твоя не понимай, - объяснил Фоня. - Ну сам спроси, раз такой умный, чего ждёшь?! Фоня повернулся к горбатому и залопотал нечто быстрое и гортанное, но вскоре его речь была прервана ответным бурком. - Она говорит: не сказу, - растолковал Фоня. Босевич был здорово раздражён дураком-часовым, к тому же ему слабо верилось, будто такой тёртый, пожилой горбатый может польститься на сырую капусту и без оглядки сунуться в западню. На Фонину же откровенность надежды было мало, когда речь шла о чёмнибудь наподобие ацетона. Шеф контрразведки выхватил маузер: - Харя твоя масонская, пристрелю на месте!!! Фоня разъяснил для горбатого текущий момент. Тот от бессильной злобы заплакал, подвёл Фоню к карте и долго толковал о чём-то непонятном. Стоило ему, наконец, замолчать, у Фони разгорелись глаза; весь он маслено засиял, словно новая лаковая кобура, и перевёл Босевичу: - Насяльник! Она сказал: твой сволось; стрыляй, сёравно не сказу! Прежде, чем Босевич / от слова Босс / успел соорентироваться, терпение его с треском лопнуло. Одновременно с лопом прозвучал выстрел, и горбатый повалился на пол с дыркой меж глаз. Фоня метнулся было к дверям, однако Босевич уже малость оправился и ласково спросил: - Ку-уды? Фоня оценил обстановку и разом потускнел. - Сакал ты, насяльник! - выговорил он плачущим голосом. Босевич же, словно не замечая оскорбления, ещё ласковей обратился к лежащему на полу горбатому:
- Так где калики?
Это единственное произведение номера, автор которого в точности неизвестен. Мало того, не имеется в наличии даже его окончания. Но оно так удачно вписывалось в общий замысел, что я не мог отказать себе в удовольствии видеть его на этом месте. Также хочется надеяться, что наша разведка в результате непрерывного и неусыпного труда обнаружит недостающую информацию, с тем, чтобы представить ее внимани.ю почтенной публики.
