Газета День Литературы - Газета День Литературы # 162 (2010 2)
Если одним предложением охарактеризовать физическую и идейную ненависть "товарища" Чубайса к Достоевскому, сверхвольные фантазии Анатолия Борисовича на тему Достоевского, то всё это – закономерная реакция того человеческого типа, который соединил в себе черты самых грешных, преступных, страшных героев писателя – Лужина и Раскольникова, Смердякова и бесов. Вполне очевидно, что Достоевский и русская классика – это приговор чубайсам, это духовное, культурное, интеллектуальное противоядие тому миру, который Борис Пастернак охарактеризовал довольно точно: "Паразитарный, цинически-словесный, не прокалённый плодотворным страданием, благополучный, буржуазно-еврейский…" ( Пастернак Б. Полн. собр. соч.: В 11т. – Т. 9. Письма 1935-1953. – М., 2005. – С. 43. )
Но вернёмся к Бессерману. Он, продолжая клеймить Достоевского, использует характерные для ненавистников писателя выражения ("стращает с пеной у рта") и полемические приёмы: "Достоевский настолько увлёкся, что забывает уточнить, о каких именно "идеях" идёт речь…" "Пену у рта" оставлю на совести Бессермана, если она у него есть, о приёмчике же скажу. Он явно рассчитан на простаков и невежд, ибо Достоевский в своей статье неоднократно говорит о тех идеях, которые обеспечили и обеспечат в будущем жизнестойкость еврейского народа, об идее "государства в государстве" прежде всего. Ей посвящена отдельная часть статьи, названная соответственно: "STATUS IN STATU. Сорок веков бытия".
Не уступает Бессерману в "компетентности" и "объективности" другой наш бывший соотечественник, проживающий в США, Владимир Опендик . Он в статье "Фёдор Достоевский и еврей Резник" в первом же абзаце заявляет: "В период развитого социализма подлинные отношения Достоевского к евреям не афишировались, а "Дневники" (почему во множественном числе? – Ю.П. ), написанные им перед смертью, в советское время не переиздавались…" ( www.shalomnewyork.com/ ). Достаточно открыть 25-й том собраний сочинений писателя в 30-ти томах, изданный в 1983 году, чтобы убедиться во лжи Опендика. В выражении же своей ненависти к Достоевскому он, конечно, превосходит Бессермана. Судите сами: "животный антисемитизм человека с больной психикой"; "в этих словах проступают явные признаки шизофрении"; "по-моему, евреи не много потеряют, если не будут читать человеконенавистнические произведения Достоевского, настоянные на антисемитизме и уголовном мышлении уголовного мира".
Итак, уровень профессионализма и человеческой порядочности Григория Бессермана и Владимира Опендика вполне очевиден. И я бы не стал писать об их статьях, если бы не реакция на них в Интернете. Например, опус Бессермана из "Независимой газеты" помещён ещё на 14 сайтах, в том числе израильском, украинском, казахстанском, американском. Да, ненависть к русской классике по-прежнему востребована, и по-прежнему активно на этой ниве "трудятся" наши бывшие соотечественники. Назову ещё Бориса Парамонова и его гнусные статейки, опубликованные, например, в издании с характерным названием "Русская жизнь": "Обломов и история" ( 2007, 28 сентября), "Баба и сиси" (2007, 26 октября ), "У, Русь" ( 2009, 8 апреля ).
Парамонов в свойственной ему ёрнической манере выражает своё отношение к "предмету разговора": "Русские все контужены, а Толстой и Достоевский в первую очередь"; "Русские – враги себе прежде чем кому другому". Борис Парамонов, на всю жизнь ушибленный ненавистью к отечественной классике, русским, России, пытается придать своей болезни интеллектуальную форму выражения, упаковывая её в цитаты из В.Розанова, Н.Бердяева, А.Синявского, Фрейда, Гуссерля и т.д. Первая реакция на это – невольно, не к месту всплывающая в памяти есенинская строчка: "Бедный, бедный, смешной дуралей". Но тут же понимаешь, что к Парамонову имеет отношение только слово "смешной"…
Не менее смешон ещё один "левый" борец с классикой и русскими – Дмитрий Быков . Из большого количества его статей на данную тему назову только те, которые были опубликованы в 2009 году в той же "Русской жизни", где Быков служил обозревателем. В статьях "Расти большой" ( 27 января ) и "Страшная месть" ( 8 апреля ) суждения Быкова о Гоголе, Достоевском, Салтыкове-Щедрине по качеству и направленности мысли ничем не отличаются от суждений в книгах "Пастернак", "Окуджава", о которых я уже писал ( "День литературы", 2006, № 6; 2009, № 7 ). В "Русской жизни" – всё та же словесная диарея, всё та же хлестаковщина, всё то же недомыслие, всё определяющая русофобия.
Если в "Расти большой" Дмитрий Быков называет Достоевского и Салтыкова-Щедрина "сентиментальными садистами", то в "Страшной мести" он отлучает Гоголя от русской литературы. Сначала Быков делает из Николая Васильевича родоначальника украинской литературы: "Как бы то ни было, украинскую матрицу он заложил". (Все вопросы и возражения опускаю.) Затем Быков выдумывает проблемы Гоголя с, как Дмитрий Львович выражается, "русской матрицей"…
Критерий же языка, который всегда для "левых" главное доказательство принадлежности писателя к той или иной литературе, в данном случае вдруг не срабатывает. Применительно к Гоголю сей критерий видится Быкову не только не убедительным, но и смешным. "Язык он избрал тот, – убедительно утверждает автор статьи "Страшная месть", – на котором писало и читало большинство, тот, который обеспечивал его великому дару великую аудиторию, но малоросс, пишущий по-русски, не перестаёт быть пылким и хитрым полтавчанином, как Шустер, шустро говорящий сегодня по-украински, не перестаёт быть Шустером".
Для любого непредвзятого человека очевидно, что русский язык для Гоголя не был объектом конъюнктурных соображений. Перед Николаем Васильевичем никогда не стояла проблема, на каком языке писать, ибо русский язык был его естеством. Об этом свидетельствуют и его письма к родителям, и его первые писательские опыты. И, конечно, мы не можем игнорировать известное признание Гоголя о своей русскости, о котором Быков не вспоминает. Ну и вопрос риторический: почему параллель с Шустером возникает только в случае с Гоголем и не возникает тогда, когда Быков пишет о, скажем, Пастернаке или Окуджаве.
Если использовать образы из сказки Василия Шукшина "До третьих петухов", то сегодняшнюю ситуацию в литературе можно представить так. "Черти"-писатели и "черти"-критики, правящие бал, могут победить окончательно только тогда, когда разрушат "монастырь" русской классики. Лишь при таком условии они будут слыть "русскими гениями", а с некоторых из них напишут "иконы". "Правые" же не должны уподобляться шукшинскому Ивану-дураку, который помог чертям захватить монастырь.
Всем нам же, россиянам, руководителям государства в том числе, нужно помнить об элементарном – модернизация экономики, страны в целом, всегда начинается с "модернизации" человека. А она без русской классики невозможна.
ВЕЧЕР ПАМЯТИ ОТЦА ДИМИТРИЯ ДУДКО
В Большом зале ЦДЛ 11 февраля прошёл вечер памяти замечательного человека, православного священника, русского писателя отца Димитрия Дудко. Уже давно Дом литераторов не видел столь переполненного зала. Желающих выступить хватило бы на десять вечеров – известные писатели, священники, артисты...
И вновь это было единение русской патриотической интеллигенции, и красной, и белой…
Выступали Александр Проханов – певец империи и советской державы, главный редактор газеты "Завтра", Владимир Осипов – русский патриот, главный редактор журнала "Вече", отсидевший за выпуск своего журнала немало лет в брежневских лагерях. Сближало эти два издания прежде всего то, что духовником и газеты "Завтра", воспевающей советскую державу, и монархического журнала "Вече" был священник Димитрий Дудко.
Выступали известный критик и публицист Михаил Лобанов и писатель Владимир Личутин, читал свои стихи Евгений Нефёдов.
Вспомнилась атмосфера шумных, многотысячных протестных вечеров газет "День" и "Завтра" в девяностых годах. В тех вечерах всегда принимал участие и столь необыкновенный, светлый, незлобиво-смиренный и одновременно мужественный и честный отец Димитрий, дарованный нам милостью Божией.
На вечере его памяти звучал и его голос – голос нашего духовника и наставника: было показано два его выступления – в библиотеке имени Александра Блока и на вечере газеты "День". Батюшка вновь был вместе с нами. В зале сидели сотни его воспитанников, послушников, многих из присутствующих на вечере отец Димитрий в своё время крестил, опекал, помогал до конца дней своих и словом, и делом.
Свет, всегда исходивший от батюшки, определял и чистую, светлую атмосферу вечера.
