Оксана Булгакова - Мф из Игарки. По следам авторов и героев книги
Я. Почекутову
Он гусиное перо
Превратил в перо жар-птицы.
Он сказал,
Что в нас гнездится
Бескорыстное тепло.
Фото из семейного альбома
Вообще-то в Сибири игарчан обосновалось немало, а найти их — тех, из 30-х годов — оказалось сложно: годы не щадят и историческую память. Лишь благодаря очень заинтересованной помощи сотрудников Красноярского краевого музея удалось разыскать первого. Им оказался Николай Сергеевич Малютин… в городе Орджоникидзе. Тот самый Коля, который высадился в июне 1929 года с первого парохода первых строителей на топкий берег Игарской протоки и написал об этом в книге свой рассказ. Отец его — грузчик, рамщик, разнорабочий — уже через шесть лет стал директором Игарского лесокомбината, а потом — председателем исполкома. Николай Сергеевич откликнулся немедленно. Вопи, кавалер орденов Отечественной войны двух степеней, директор школы, секретарь парткома и директор завода — путь его по жизни приучил к ответственности. А товарищество, дружеские связи через десятилетия — в крови у всех игарчан. Малютин адресовал меня в Красноярск к брату Сергею Сергеевичу, который ныне — директор музея трудовой и боевой славы телевизорного завода. А на заводе вот уже 27 лет инженером Петр Ильич Поэтов. А Поэтов — тот самый Петя-охотник, которому в книге повезло больше всех: его фотография с охотничьими трофеями на целую страницу вынесена.
И вот сидим мы втроем: Поэтов, Малютин а я — в гостях у Петра Ильича, и витают над нами в клубах сигаретного дыма игарские воспоминания.
— А ведь знаете, в Игарке у нас редко кто курил. На фронте научились. Город-то весь деревянный был, улицы деревом мощены, тротуары тоже из досок, а земля на опилках замешана. Так мы, ребята, берегли город от пожара. В школе специальный отряд был: в форме, каске и с топориком за поясом. Дежурили по вечерам, пока взрослые учились — ликбезы кончали. Они — домой, а мы дежурство сторожу сдадим и лишь тогда свободны.
Петр Ильич достает два альбома, старых, видавших виды, и фотографии в них такие же, но узнать можно. Я и узнаю, и удивляюсь: молодые Каманин, Молоков, Бабушкин… Как сочинительствовать, так и снимать игарчата умели. А в друзьях у них все знатные полярники ходили во главе с Отто Юльевичем Шмидтом — «Бородой», как звали его мальчишки и за глаза, и в глаза.
— К нам тогда, в сентябре тридцать пятого года, Шмидт приехал — он начальником Севморпути был. Встречали его цветами и овощами. Представляете: вышли с блюдом, а на нем — огурцы, иомидоры, редиска, что у нас в совхозе «Тепличном» выросли. Так верить не хотел: это надо же — сто километров за Полярным кругом!
— Ты про театр, про театр расскажи, — подзадоривает Малютин. — Как же: Петр Ильич у нас знаменитость — с самой Пашенной играл!
— С. Верой Николаевной?
— Точно. С народной артисткой СССР.
Поэтов смущенно листает альбом: Лидия Неволина, Елизавета Юровская, а вот и Пашенная в форме Севморпути — кителе и фуражке с крабом. Снимки любительские, поэтовские.
— Я ведь на фронт с собой фотографии брал, целый альбом. А потом случилось туго — альбом в огонь, фото в карман. Так всю войну хранил: Румынию, Венгрию, Чехословакию прошел. Знаете стихи: «Напиток самый дорогой — из лужицы вода» — это про нас. Я Победу сержантом встретил. А если о Вере Николаевне, так тут целая история: она основала»театр в Игарке.
Узнаю вновь почерк Валентины Петровны Остроумовой. В течение тех двух лет, что она работала в Игарке, московские театры но приглашению политотдела бывали трижды. Лето 1936 года началось с приезда государственного академического Большого театра. Играли отрывки из Чайковского, Леонкавалло, Россини, Монти. Событие это было колоссальным как для полярников, так и для актеров. Четыре вынужденные посадки совершил одномоторный самолет МБР-2 прежде чем доставил половину труппы из Красноярска в Игарку (вторая долетела удачней). Но по тем временам добрались они прекрасно. Когда впервые летчик Ф. Б. Фарнх вел машину в 1931 году в Игарку, полет длился 45 суток — информацию о пом я нашла в подшивке газеты «Северная стройка» за 1933 год.
25 июля на площади перёд зданием горсовета вся Игарка собралась на прощальный концерт. Потом был митинг, зачитали решение горсовета о переименовании одной из главных улиц — Экспортной — в улицу Большого театра. На следующий день полярники встречали В. Н. Пашенную и двадцать ее коллег по государственному академическому Малому театру. В память о тех днях — мемориальная доска с барельефом В. Н. Пашенной на кинотеатре «Север», улица имени Малого театра.
Театр имени В. II. Нашейной работал в Игарке 14 лет.
Солдат Папапина
В Лесосибирске воздух пахнет смолой лиственниц п знаменитых на весь мир ангарских сосен, водой Енисея или Ангары…. С непривычки захватывает дух и хочется этот воздух пить. По Енисею к таежному городу спешат плотокараваны: маленький теплоходик во главе прямо-таки парадного километрового строя бревен. Пять лесокомбинатов пилят, сушат, грузят… И вновь плывет по реке — теперь на баржах, в Игарку — строевой, мачтовый, шпальный лес. Каждая седьмая доска в советском экспорте — лесосибирская. И царит в городе ароматотаежный, смоляной дух здоровья.
Николай Иванович Вебер его не замечает, привык. Пятьдесят лет с гаком дышит он этим воздухом. Из всех игарских мальчишек, которых удалось повидать, пожалуй, он один остался верен главной профессии города своего детства. Работал в Игарке, потом была Камчатка, и вот уже полжизни здесь. Главный инженер — должность хлопотная, инфарктная… Последние годы он — уполномоченный Всесоюзного экспортно-импортного объединения «Экс-портлес». А на комбинате — теперь он называется лесосибирским № 1 — мастером младшая дочь Вероника, тот же институт закончила, тот же факультет…
Николая Ивановича мне помогли разыскать красноярские телефонистки: обзвонили в крае все поселки с лесокомбинатами и ведь нашли!
— Звоню вам из вашего детства. Помните книгу…
— Буду ждать вас завтра на пристани. «Метеор» бывает у нас в шестнадцать часов.
…И вот мы листаем книжку, перечитываем рассказ, что написал Коля Вебер, пятиклассник. «Автомобиль на лыжах» конструкции двух Колей — Вебера и Дардаева — разбился в щепки при спуске с горы на протоку. «С тех пор управляемые сани лежат у меня в сенях. А мы с Колей мечтаем покататься не на самодельных санях, а на настоящих аэросанях или на вездеходе», — рассказывал Коля Вебер в книге «Мы из Игарки».
— Автомобиль в то время, может, один на всю Игарку и был… Аэросани мы видели не раз: у политотдела Севморпу# и в кино. Зато чего только не делали сами! Сколько" одних часов разобрали: нужны были пружинки для приводов к самодельным кораблям… Эта детская техническая фантазия до сих пор помогает мне, спустя пол-века. А на аэросанях я все-таки покатался — на Диксоне, когда стал «солдатом Папаннна».
Он показывает фотографию: молодой, в матросской форме.
— Мы в этой форме по очереди все семеро сфотографировались, мне тогда лет девятнадцать было. Это — в войну, на полярной станции: был я аэрогидрометеорологом. Три с половиной года на зимовке в самом центре Карского моря… Наблюдение вели за колебаниями льда, уровнем океана, измеряли направление и скорость ветра, температуру. И остров сами от фашистов охраняли: там подводных лодок много шныряло. У каждого было по винтовке, гранате и один пулемет — на всех. По нашим данным на Большой земле составлялись прогнозы для кораблей и авиации Северного флота, шла ледовая разведка. За все время зимовки ни слова из дому не получили: закон радиомолчания. Нарушили его, лишь когда ледокол «Георгий Седов» за нами пришел, — уже был мир.
Старший научный сотрудник полярной станции вновь был принят на первый курс Сибирского технологического института, откуда отозвала его война. В институте его помнили… Нашлись даже старая зачетка и студенческий билет.
Полярник стал инженером-лесовиком.
Пробужденные Буревестником
Письмо Алексею Максимовичу Горькому от имени пионеров они подписали оба — Миша Цехин и Валя Калачинскнй. Рассказы: длинный — Мишин и махонький — Валин — в книжке помещены рядом, между ними лишь «Мой зоосад» Вали Баженовой втиснулся. Ребята в обиде не были: девчонки всегда пролезут, к тому же Валя с Валентином из одного класса.
А Миша чуть постарше, и в дальнейшем это «чуть» вылилось в весьма серьезное преимущество: когда Валя Калачинский сдавал экзамены за десятилетку, математику у него принимал Цехин Михаил Кирсантьевич, доморощенный учитель. Шел июнь 1941 года…
Встретились они много лет спустя в небольшом шахтерском городке. Калачинский прилетел туда с заданием «Комсомольской правды», собкором которой работал много лет; Цехин, кандидат наук, доцент, декан политехнического института, привез на практику студентов. Оба зашли в горняцкую столовую в один час и сели за один стол. Такие встречи в жизни бывают еще чаще, чем на страницах романов.
