Газета День Литературы - Газета День Литературы # 157 (2009 9)
Спокойно трубку докурил до конца,
Спокойно улыбку стер с лица.
"Команда, во фронт! Офицеры, вперёд!"
Сухими шагами командир идёт.
И слова равняются в полный рост:
"С якоря в восемь. Курс – ост.
У кого жена, брат –
Пишите, мы не придём назад.
Зато будет знатный кегельбан".
И старший в ответ: "Есть, капитан!"
А самый дерзкий и молодой
Смотрел на солнце над водой.
"Не всё ли равно, – сказал он, – где?
Еще спокойней лежать в воде".
Адмиральским ушам простукал рассвет:
"Приказ исполнен. Спасённых нет".
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
11. Борис КОРНИЛОВ. Мой друг Женя Нефёдов упрекнул меня за то, что я не вставил в список Бориса Корнилова и Егора Исаева. И он прав. О Борисе Корнилове писали мне baka_bakka и другие. Погиб в 1938 году, ему было в ту пору слегка за тридцать. Всё-таки, почему так трагична, как правило, судьба поэтов в России? Казалось бы, более пламенного певца социализма в то время и не было. В тридцатые годы один за другим выходят сборники его стихов. Огромную популярность завоевала "Песня о встречном", большой успех имели поэмы "Триполье", "Моя Африка". В стихах Корнилова ощущается не только бурный темперамент автора, не только его мощное эпическое начало, но и дыхание той эпохи, когда советская поэзия создавала "лирический эквивалент социализма".
…Нас не так на земле качало,
нас мотало кругом во мгле –
качка в море берёт начало,
А бесчинствуют на земле.
Нас качало в казачьих сёдлах,
только стыла по жилам кровь,
мы любили девчонок подлых –
нас укачивала любовь.
Водка, что ли, ещё? И водка –
спирт горячий, зелёный, злой, –
нас качало в пирушках вот как –
с боку на бок – и с ног долой…
...
Соль тяжёлого, сбитого тела
солонее морской воды
Что мне (спрашиваю я), если
наши зубы, как пена, белы –
и качаются наши песни
от Баку до Махачкалы…
12. Николай ГЛАЗКОВ. О нём мне писали многие. Пишет oldblues: "В этом же ряду и Николай Глазков и как личность в т.ч…" Евгений Лесин добавляет: "…Николай Глазков, Олег Григорьев…" Согласен с вами. Оригинальнейший поэт, оригинальнейшая личность. Может быть, в двадцатых годах рядом с Хлебниковым и Кручёных, рядом с Хармсом и Введенским он смотрелся бы органично. Но в более поздние времена – и он сам, и его стихи выглядели необыкно- венным чудом. Как он уцелел? Не трогали как юродивого. "Народ великий и единственный Сражается на всех фронтах, А я великий и единственный, И хорошо, что это так". Футурист жизни пятидесятых годов. Дервиш, пророк, весёлый юморист русского пошиба. Его знали все в литературной жизни России, его цитировали в пьяных разговорах, у него подворовывали, но – не печатали. Об этом честно написал Борис Слуцкий: "Сколько мы у него воровали, А всего мы не утянули..." Когда "допустили" к печати, часто стал писать "под дурака". Девиз его поздней поэзии: "Трудно в мире подлунном Брать быка за рога. Надо быть очень умным, Чтоб сыграть дурака".
Я на жизнь взираю из-под столика.
Век двадцатый – век необычайный.
Чем столетье лучше для историка,
Тем для современника печальней.
13. Сергей КЛЫЧКОВ. О его значимости писали и говорили Алексей Шепелев, мой друг, профессор Литинститута Владимир Смирнов. Поэзию Клычкова высоко ценили Блок и Мандельштам, Есенин и Белый. А для Осипа Бескина и других специалистов по раскулачиванию он был главным символом кулацкой Руси. Соединил магический реализм, то, что нынче называется фэнтези, с архаизмом Древней Руси. Был расстрелян в 1937 году.
Край родной мой (всё, как было!)
Так же ясен, дик и прост, –
Только лишние могилы
Сгорбили погост.
Лишь печальней и плачевней
Льётся древний звон в тиши
Вдоль долин родной деревни
На помин души, –
Да заря крылом разбитым,
Осыпая перья вниз,
Бьётся по могильным плитам
Да по крышам изб...
14. Дмитрий КЕДРИН. Его отсутствие в первом списке справедливо отметили наши авторы. Неплохо о нём написал и Евтушенко, в молодости попавший под его влияние. Жаль, позже это благотворное влияние сменилось иным, разрушительным. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". В 1938 году Кедрин написал самое своё знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублёв". "Страшная царская милость" – выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженного – перекликалась со сталинской милостью – безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Неслучайно Кедрин создал портрет вождя гуннов – Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьёй не только своего времени, но и себя самого…
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских и прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Соколиные очи
Кололи им шилом железным,
Дабы белого света
Увидеть они не могли.
И клеймили клеймом,
Их секли батогами, болезных,
И кидали их, тёмных,
На стылое лоно земли…
И стояла их церковь такая,
Что словно приснилась.
И звонила она,
Будто их отпевала навзрыд,
И запретную песню
Про страшную царскую милость
Пели в тайных местах
По широкой Руси гусляры.
15. Павел КОГАН. "Есть поэты, оказавшие влияние на наше общество, и оценивать их творчество, как и остальных, мне кажется, нужно не по технике стихосложения, по влиянию их труда, их творчества на общество. С этой точки зрения тот же А.Галич, С.Михалков с его "Дядей Стёпой", Павел Коган, М.Анчаров – поэты, чьё влияние просто недооценено…", – пишет Станислав Новиков. Конечно же, в шестидесятые годы когановская "Бригантина" поднимала паруса по всей России. Но и в тридцатые годы – когда старые поэты, кто погиб, кто замолчал или сломался, – появилась новая, уже советская романтическая поэзия, противоречащая всей нынешней антисоветской схеме истории литературы. Именно где-то в 1937-40 годах свои лучшие стихи писали восторженные романтики Михаил Кульчицкий, Всеволод Багрицкий, Сергей Наровчатов, Николай Майоров… Это и была поэзия сталинского призыва. Пожалуй, лучшим из них был Павел Коган. Погиб на фронте под Новороссийском в 1942 году.
