Итоги Итоги - Итоги № 8 (2014)
С Якубовским меня добил последний эпизод. В прокуратуре мне выкладывают шесть писем: гарнитура бланка Совета министров. Все закатаны в ламинат для солидности. И содержание такое: где 140 миллионов, где 150 миллионов долларов я выделяю то одной фирме, то другой. Везде моя подпись.
Я смотрю: да, подпись моя, но я таких писем не подписывал. Еще раз присмотрелся: на всех шести письмах закорючки-то абсолютно одинаковые, а человек не может шесть раз подряд так расписаться. «Все, — машет руками следователь. — Сдаюсь! Рассказываю. Подписи поддельные и сделаны на лазерной установке. Экспертиза показывает, конечно, что это не чернила, но кто на экспертизу будет носить письмо первого вице-премьера! Поэтому подделки на всякий случай и закатали в ламинат. И мы даже знаем, кто эти подписи сделал и по чьему заказу». Оказывается, младший брат Якубовского...
Нет, власть — это вещь тяжелая. Там человеку с характером ужиться сложно. Взять судьбу того же Павла Грачева. 1996 год, выборы. Основные кандидаты Ельцин и Зюганов, Лебедь... И голосов не набрал ни Зюганов, ни Ельцин. Второй тур, надо же что-то делать. Борис Николаевич пригласил Лебедя и с ним лично поговорил, мол, что он хочет за свои голоса. Лебедь захотел стать секретарем Совбеза. И не просто, а чтобы министр обороны ему подчинялся. Точно как в «Сказке о рыбаке и рыбке». Грачев и Лебедь — это два полюса разных совершенно. Лебедь ему страшно завидовал: Павел Сергеевич в 44 года стал министром! Хотя из них двоих, конечно, Грачев — это военный настоящий.
Борис Николаевич пригласил Грачева на беседу. Мол, так и так, мне надо избираться. Павел Сергеевич взял лист бумаги и написал заявление по собственному желанию, ушел из министров по состоянию здоровья. Ради политической целесообразности. А они ж братались, руки резали, кровью здоровались...
— Да, политика вещь жестокая.
— Политика вещь жесточайшая. Вспоминается Совет безопасности после Буденновска, когда Ерин Виктор Федорович, министр внутренних дел, первым встал и сказал: «Не могу больше оставаться министром. Прошу разрешить мне уйти в отставку». После него Николай Егоров, зампред правительства, штатский человек, но в военной форме, там был, тоже в отставку ушел. Борис Николаевич поставил вопрос об отставке Грачева. Совбез проголосовал против. Грачев остался — а его и не за что было. После этого картинно выступил директор ФСБ Степашин: «Борис Николаевич, если вы так считаете, то и я тоже готов пойти в отставку». Его отставку приняли единогласно. Он меня потом за грудки хватал: зачем я проголосовал...
— Но решение по Буденновску принимал Черномырдин.
— Да, непростое решение, но все-таки сохранившее жизни сотням людей. Нет, Степаныч хороший человек был...
— После ухода в отставку встречались?
— Да, я уже не был председателем Совета Федерации, а тут у него день рождения, юбилей. Он мне позвонил домой и пригласил в Кремль: «Кроме тебя, тамады я не вижу». Я приехал, задорно так провел вечер. Бориса Николаевича заставил в буриме играть. Ему понравилось. У меня даже благодарность от Ельцина есть: «Владимиру Филипповичу Шумейко за мастерски проведенный товарищеский ужин». Дома висит.
В Ельцине было русское все. Честный, прямой, открытый. В роду у него до XV века вольные крестьяне и ни одного крепостного. А вольный крестьянин в те времена — что дворянин. И даже его тяга лишний раз поднять рюмку и дирижировать оркестром — это проявления характера, а не того, что ему приписывают... После операции он потерял вкус к работе. Это два разных человека: Ельцин до и Ельцин после. Когда ему вскрыли грудную клетку, когда он фактически побывал ТАМ, он просто понял, что все это бред — и президентство, и политические битвы, все это не то! Вот они твои внуки, вот она твоя жена, вот они твои дети... А тебе график составили на прием. Да на черта они нужны все со своими вопросами с утра до ночи! Тому реши, тому подпиши...
— Неужели вы так же рассуждали, когда в 1994-м шли на третий пост в стране — председателем Совета Федерации?
— Конституция принята. Ельцин звонит: «Надо дальше работать, не сидите, езжайте, избирайтесь».
— Почему именно в Калининградской области?
— Я был председателем комиссии по выводу войск из Прибалтики. Страшное дело. Куда выводить? Ни казарм, ни домов, ничего. В Литве простаивали большие строительные мощности. Но платить чем? Выяснилось, что Ландсбергису понадобились сторожевые корабли. Мы с командующим посоветовались, оставили им два корабля для охраны края, а в счет их стоимости Литва построила дома для подводников в Калининграде. В прокуратуре объяснился: эти два сторожевика из 20 положенных лет плавали уже 18. Им через два года на металлолом надо. А так — квартиры. В общем, избрали меня членом Совета Федерации калининградцы без всяких подстав, без ничего. Народ выбрал.
— С Геннадием Зюгановым как ладили?
— Мы с ним, кстати, служили в Германии в одно и то же время, по 3 года.
— Но не встречались тогда?
— Тогда нет. Когда президентские выборы вторые были, приехал Хавьер Солана. Был прием во французском посольстве. Я тогда уже был не такой высокий политик, а он — кандидат в президенты, и уже первый тур прошел. Мы в разных лагерях. Наконец он мне знак делает, мы с ним пошли к какому-то окошку. Поговорили за жизнь, как два мужика. Наутро звоню по прямому Борису Николаевичу: мол, хотел бы подъехать, кое-что рассказать касательно ваших выборов. Говорю, что вчера был в посольстве и с Зюгановым разговаривал. Только хотел заговорить, о чем, у Ельцина лицо расплывается: «Да уж я знаю! Вашу беседу три спецслужбы записали. Одна французская и две наши. И все три пленки у меня». Вот тебе политика, все ее тайны и прочее!.. Теперь спросите про спецслужбы?..
— Конечно, спрошу.
— Знакомство побочное. Я был с рабочим визитом в США, а оттуда сразу переехал на Кубу, не заезжая в Россию, что американцы не приветствуют. Госдеп занес меня в список лиц, нежелательных, по их мнению, для присутствия в руководстве России. Но зато я с Фиделем познакомился. Мне, кстати, по протоколу было отведено 30 минут, а мы с Кастро проговорили 3,5 часа. Он тоже мне наделал медвежьих услуг. Собрал всех корреспондентов и сказал: «О России больше плохо не писать, Шумейко единственный нормальный парень, с кем можно разговаривать». Элита меня поедом ела после этого.
А потом еще был случай с Ее Величеством. Королева пригласила меня на день рождения. Пришлось отвечать отказом. А как тут поедешь: Ельцина не зовут, премьера не зовут, а я возьму и поеду к королеве на день рождения! Запомнила меня по анекдоту, что я рассказал, когда она была на яхте в Питере. Я познакомился с ее фрейлинами, хорошие тетки такие, лет по 50, забойные бабы. Я им рассказывал про поручика Ржевского, они так хохотали! А когда сели за стол, там по протоколу: королева посредине, Ельцин по правую руку, я по левую как глава сената. Напротив ее муж, моя жена и Наина Иосифовна. Елизавета поворачивается ко мне и говорит: «Что вы сделали с моими фрейлинами? Я их такими еще не видела». — «Анекдоты рассказывал из российской придворной жизни. Выяснилось, что наша жизнь веселее, чем английская». — «А мне расскажете?» Я говорю: «Ваше Величество, те, что рассказывал фрейлинам, не могу. Могу только политический рассказать». Она: «Если политический, то смешной». Ну, думаю, попал. Рассказываю: «Представьте себе, Творец создал Францию и присел отдохнуть. И сверху посматривает на то, что он создал, и сам себе говорит: «Господи, какую красоту создал! Два побережья. Одно из них Лазурное. Какие красивые луга, зеленые парки. А замки какие — красота! Надо сделать что-то плохое в противовес». Подумал и создал французов». Меня чуть не убили там. Протокол! Дипломатический скандал! Рядом президент сидит, а королева со мной разговаривает...
— Из ваших анекдотов Ельцину какие нравились?
— Я ему подыгрывал, конечно. В кабинетах Кремля было не до анекдотов, а вот в президентском клубе — да. Ельцин создал этот клуб. Тарпищев хотел уехать в Америку, а Борис Николаевич его на полпути остановил: «Шамиль, ну зачем ты туда поедешь, что, у нас в России спорт развивать не надо?» Тарпищев отвечает: «Какой спорт, когда тут все разрушено, развалено». Ельцин говорит: «Начнем с меня...» Меня позвал: готовьте, говорит, устав, Юмашев вам поможет это облечь в форму, а вы напишите суть, но чтобы было смешно, юморно и прочее. Написали. Он прочитал и говорит: «Здесь надо добавить, что нельзя употреблять непечатные выражения внутри клуба. За нарушение — штраф». По-моему, где-то 10 тысяч рублей. Ельцин в этом плане был удивительный человек: за все время нашего общения я от него не слышал не то что матерных, вообще нелитературных слов. Он никогда не орал, страшно не любил опозданий.
Как-то спросил, рассказывает ли народ про него анекдоты. Бурбулис чуть не бьет себя в грудь: «Да что вы, Борис Николаевич, вас народ любит. Разве могут про вас анекдоты рассказывать? Вы же столп демократии». Я говорю: «Врет, Борис Николаевич, рассказывают. И чем больше рассказывают, тем больше популярность в народе». «А какие?» — спрашивает. Я говорю: «Пока еще хорошие». Рассказал ему один. Едет поезд. Помощник машинисту кричит: «Тормози, тормози, там человек на рельсах». Машинист в ответ: «Да ничего, это Ельцин отрабатывает обещание, что на рельсы ляжет. Он всегда успевает вовремя вскочить...» Борис Николаевич долго смеялся.
