Коллектив авторов - Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников
Семья наша большая. Дедушка со стороны отца, Усман, имел двенадцать детей: семь мальчиков и пять девочек. Мой отец был последним ребенком в этой большой семье. Троих детей (двух мальчиков и одну девочку) моя бабушка и дед похоронили в Кустанайской области Северного Казахстана. Там находилась в депортации наша семья. Они были сосланы туда вместе со всеми чеченцами и ингушами. Бабушка рассказывала нам, что дети ее умерли от голода. Еще бабушка говорила, что вместе с ними в ссылке находились люди других национальностей: русские, поляки, прибалтийцы, немцы.
Мне запомнился такой забавный рассказ моей бабушки из их ссыльной жизни. Их соседом справа был немец. Звали его Адам Боксбергер. Каждое утро, выходя на работу, соседи, мой дед и Адам, каждый по-своему, приветствовали друг друга. Адам Боксбергер, обращаясь к моему дедушке, с характерным немецким акцентом говорил: «Сдраствуй, пандит». А дед мой отвечал ему с таким же акцентом: «Сдраствуй, сдраствуй, пашист».
Однажды свидетелем этой сцены стал комендант села, который смотрел за всеми депортированными. Он страшно разозлился на них за то, что они себе позволяют такие шутки. Даже выхватил из кобуры пистолет, угрожая им расправой за такие разговоры. Но мой дед и Адам переглянулись и заулыбались. И каждый начал «оправдываться» перед комендантом. Немец говорил: «За што чеченца выслали?» И сам же отвечал: «За то, што он пандит». — «А тебя за что выслали?» — отвечал ему дед. «За то, что ты пашист». Коменданту нечего было возразить против таких аргументов, ведь каждый из них был депортирован именно с такими обвинениями: каждый немец — фашист, а каждый чеченец — бандит.
Комендант ушел, ругая их грязным матом, а дедушка и Адам еще долго смеялись над ним.
Они и после продолжали приветствовать друг друга также.
Я не мог понять смысла их разговора и спросил у бабушки, почему они так делали — оскорбляли друг друга на глазах у людей. Она мне объяснила, что таким образом они оба смеялись над тем лживым обвинением, которое на них было навешано официальной властью. Она также говорила нам, что все депортированные жили дружно, помогали друг другу.
В этих суровых и очень тяжелых условиях люди не теряли чувство юмора, в этом выражался их протест против деспотического режима.
После возвращения из Казахстана в 1960 году семья поселилась в селе Закан-Юрт Ачхой-Мартановского района. Но, как рассказывал мне отец, в селе не было никакой работы. И после смерти деда в 1970 году мои родственники переехали жить в Грозный. Все мои дяди и тети, женившись и выйдя замуж, селились рядом с родительским домом. И перед началом первой войны в ноябре 1994 года они занимали в поселке Катаяма[1] почти два квартала по улице Дунайская и улице Нефтяная.
Начало первой войны мне запомнилось тем, как по ночам самолеты сбрасывали на город много светящихся «фонариков». Утром следующего дня мы собирали эти «фонарики» в огороде, на улице, во дворе и на полях. Некоторые висели, зацепившись на деревьях и проводах. Это были металлические цилиндры, подвешенные на маленьких оранжевых парашютах. Как нам объяснили позже, это было психологическое воздействие, чтобы вынудить население покинуть город[2].
В начале декабря бомбардировки и ракетные обстрелы участились, оставаться там было очень опасно, и отец отправил нас с мамой и младшим братиком в г. Шали[3] к маминой родне. После нам пришлось еще несколько раз переезжать в разные села, уходить от бомбардировок и артобстрелов. Пока в середине апреля 1995 года не вернулись в Грозный. Дом наш был не сильно разрушен, и к нашему возвращению отец его уже отремонтировал. Он все это время оставался дома с одним из моих дядей и некоторыми соседями.
Жизнь в «послевоенном» Грозном была такой, как и жизнь в других городах и селах Чечни: по ночам стреляли и где-то слышны были разрывы бомб и снарядов. Несмотря на все это, наши родственники вернулись домой, поскольку считали, что жить дома лучше, чем быть беженцами у чужих людей.
Период между двумя войнами был насыщен разными событиями, которые оставили много глубоких впечатлений в памяти.
В нашем доме бывало много гостей. Они приезжали из других городов России, а также из других стран. Это были журналисты и политики, ученые и религиозные деятели. Просто хорошие люди.
Особенно запомнился Виктор Попков[4]. Он приехал к нам в первый раз один. Мои родители не знали его раньше. Кто-то из знакомых дал ему наш адрес.
Мы очень удивились, когда постучались в дверь и появился очень большой человек с длинной белой бородой, с длинными белыми волосами. Он очень был похож на былинного старца из русских народных сказок. Как летописец, только что сошедший с обложки памятника древнерусской письменности «Слово о полку Игореве».
Он вошел, поздоровался с нами и при этом слегка поклонился то ли дому, то ли хозяевам. Из его рассказов мы узнали много интересного о его жизни. Узнали, что он священник, делает людям добро. Пытается установить мир в Чечне. Призывает всех воюющих людей к миру.
Однажды рано утром, когда солнце только начало подниматься, я увидел его, он стоял рядом с забором. В руках он держал маленькую книжку. Лицо его было обращено в сторону восходящего солнца. Он читал что-то в этой книжке, крестился и совершал поклоны. Мне стало очень интересно, и я его спросил, что он делает. Он сказал, что в его руках молитвенник и он совершает молитву. Я сам мусульманин и каждый день совершаю пять молитв. У меня тоже есть свой молитвенник, по которому читаю разные дуа (молитвы), обращенные к Аллаху. Виктор рассказывал нам о своей семье. По вечерам мы с младшим братом с интересом слушали его беседы с нашими родителями. Это был очень интересный и добрый человек. Я никогда не слышал, чтобы он кого-нибудь ругал. Он вообще говорил очень тихо. И на его лице всегда была мягкая улыбка.
В очередной раз он приехал к нам с большой группой своих друзей на выборы президента Чечни зимой 1997 года[5]. Они приехали, чтобы посмотреть, насколько правильно будут проходить выборы, чтобы не было нарушения законов. После этого он еще несколько раз приезжал к нам.
Когда началась вторая война, в 1999 году, Виктор приехал к нам в Назрань и сказал, что он хочет оказывать помощь чеченским детям, живущим в горных аулах.
В горах у нас люди живут бедно. И не все дети могут ходить в школу, потому что им не хватает одежды и обуви. Поэтому Виктор решил оказать им помощь. Привозил из Москвы одежду, обувь, учебники и раздавал их детям в селах Ножай-Юртовского, Веденского и Шалинского районов. Он рассказывал, как дети радуются каждому его приезду, потому что он привозит им подарки.
В последний свой приезд он позвонил нашей маме из Хасавюрта и сказал, что он купил медицинский уазик и везет полную машину лекарств для сельских больниц. Сказал, что ему нужно два дня, чтобы их раздать по больницам, и он постарается быть у нас к вечеру третьего дня. На второй день из телевизионных новостей мы узнали, что машина Виктора была обстреляна недалеко от блокпоста у селения Алхан-Кала. Виктор и сопровождавшая его врач были тяжело ранены. Его перевезли в Москву, где он скончался, не приходя в сознание.
Виктор погиб от рук бандитов, какой бы национальности они ни были и на каком бы языке ни говорили. Он был маленьким лучом надежды для истерзанного войной чеченского народа. Его знали в самых отдаленных уголках нашей республики. Пешком, с котомкой за спиной, он добирался в самые труднодоступные горные аулы. Одетый в старые вещи, с лицом очень набожного человека, далекий от мирской суеты, он шел к людям. Не знаю, из чего должны быть сделаны те, кто поднял на него руку. Все, кто знал этого человека в Чечне, не могут до сих пор вспоминать о нем без глубокой скорби.
28 февраля 1996 года у нас родилась сестренка Дания, Даня. Почти в это же самое время в город вошли боевики[6]. Моему отцу и всей нашей родне пришлось приложить немало усилий, подвергая себя смертельному риску, чтобы привезти домой прооперированную маму с новорожденной.
В августе 1996 года Грозный второй раз за год был взят боевиками[7]. Бои в городе вспыхнули с новой силой. Оставаться там становилось все опаснее. Снаряды и мины летели отовсюду. Во время очередного затишья мама пошла вместе с малышкой в наш дом собирать необходимые ей на дорогу вещи. Положив Данию на диван, она начала собирать вещи. Не успела она открыть дверь шкафа, как раздался глухой стук и пылью заполнилась вся комната. Снаряд залетел со стороны аэропорта «Северный», пробил диван и застрял в перегородке. Дания не успела даже испугаться, ей ведь было тогда всего лишь пять месяцев. Мама схватила малышку и выбежала с криком на улицу. Снаряд по какой-то неизвестной причине, к нашему всеобщему счастью, не разорвался. Так, видимо, было угодно Всевышнему — не обрывать нашей сестренке жизнь, которая только-только успела начаться.
