Дмитрий Хмельницкий - О пугливом Сталине и научно-историческом патриотизме
То есть, на вопрос, а чем собственно занимался Сталин в предвоенное время, если не подготовкой нападения на Гитлера и Европу, ответа нет. Никакого. Вместо этого – яростное цепляние за второстепенные детали и обрывки прежней идеологии.
Профессор Черняк сквозь зубы признает теоретическую возможность нападения Сталина на Гитлера когда-нибудь, но при этом не утверждает, что подготовка к этому велась. Не утверждает он также, что она и не велась. Он утверждает, что СССР к войне был не готов из-за репрессий против военных в конце тридцатых годов. Привычный аргумент, но неубедительный – если репрессии не помешали Сталину выиграть войну после страшного поражения 41 года, то тем более не помешали бы победить в гораздо более благоприятных условиях – при внезапном нападении на Германию.
Каковы были действительные планы Сталина и к чему в конце тридцатых годов готовился СССР – к войне, к обороне или ни к чему не готовился – этого профессор Черняк не объясняет. Что не мешает ему с уверенностью заявить: «...Суворов не понял в Сталине главного: не подлинные интересы страны, а животный страх за свою власть руководили им. Сталин неплохо знал историю и очень боялся Гитлера: понимал, что начать неподготовленную войну с ним смертельно опасно...»
Того, что Сталин руководствовался «подлинными интересами страны», Суворов не утверждал. Наоборот, утверждал обратное – Сталин всегда руководствовался только собственными людоедскими интересами. Интересно другое – откуда взялся миф о патологическом страхе Сталина перед Гитлером, страхе, помешавшем ему даже организовать оборону? Исторических свидетельств этому не существует.
Статья Черняка – это типичный пример псевдонаучной, а по существу идеологической, чисто советской критики книг Суворова. Материалов такого типа можно найти в изобилии в прессе, а еще больше – в интернете. Будучи редактором исторического отдела крупной газеты, я получал их кипами. Как правило, авторы таких статей – люди старшего поколения, военного или послевоенного, часто с научными степенями. Движет ими не научный интерес, а оскорбленное патриотическое чувство.
***Очень резко против книг Суворова выступил писатель Георгий Владимов, сам автор замечательных книг, в том числе и о войне. Владимов опубликовал в газете «Московские новости» (№ 5, 1999) статью «Была ли та война Отечественной?» Раздражение писателя вызвал не только сам Суворов, сколько полученная им от других поддержка. В частности, историк Юрий Каграманов, который в большой статье о советском внешнеполитическом мышлении, опубликованной в журнале «Континент»[2] использовал выводы Суворова об агрессивных мотивах вступления СССР во вторую мировую войну как несомненные и доказанные. Владимов считает теорию Суворова курьезом и на двух газетных полосах опровергает ее. Занятие довольно опасное.
Для того, чтобы опровергнуть Суворова, нужно либо доказать, что его сведения неверны, либо, что неверен анализ. И в любом случае следует привести доказательства того, что в 1941 году СССР готовился не к агрессии, а к обороне. Владимов затрагивает только некоторые выводы Суворова, далеко не ключевые. Вглядимся в аргументы.
На довольно второстепенное замечание Суворова о том, что готовясь к обороне не стоило переходить в 1940 году Неман, обороняться лучше за водной преградой, Владимов отвечает – формально да, но бывают исключения. И долго рассказывает, как под Сталинградом советские войска оборонялись, имея за спиной Волгу и победили. Все.
Не читавшие Суворова остаются в убеждении, что этот эпизод с Неманом был единственным его аргументом. На нарисованную Суворовым в двух книгах картину многоступенчатой подготовки к нападению – гигантскую концентрацию живой силы, танков и военных аэродромов прямо на границе, подготовку плацдармов для нападения на румынские нефтепромыслы и занятую немцами часть Польши, срочное формирование воздушно-десантных корпусов, передислокацию в приграничную зону военных складов, и т.д. и т.п. – Владимов просто не реагирует. Как будто не читал.
Строительство перед войной легких танков БТ-А, которые могли сбрасывать гусеницы и мчаться на колесах по автострадам, имевшимся тогда только в западной Европе, (по Суворову – доказательство агрессивных намерений) Владимов объясняет просто – «обезъянничанье». Дескать, придумал эти танки американец, а «мы у него слизывали, переняли и нежную заботу о европейском асфальте». Довольно странный и обидный для советских инженеров и специалистов из Генерального штаба упрек в идиотизме. Почему-то за эти злосчастные автострадные танки чащи всего безуспешно цепляются критики Суворова из числа возмущенной общественности. Аргумент конечно любопытный и убедительный, но совершенно не ключевой.
Бомбардировочную авиацию дальнего действия Владимов не считает оружием наступательным и приводит пример, когда советские войска в начале войны отступали, а прорвавшиеся бомбардировщики внезапно отбомбились в Берлине. Действительно, был такой героический и не имевший никакого значения для обороны случай. Правильное применение дальних бомбардировщиков продемонстрировали в конце войны американцы и англичане, снеся с лица земли многие немецкие города.
Владимов считает, что оружие в принципе на наступательное и оборонительное не делиться: «в сущности, всякое оружие универсально – и значит , безразлично к версии Суворова» Конечно, можно микроскопом орехи колоть, но вряд ли это признак универсальности микроскопа. Логика вызывающе непрофессиональная.
Гигантское превосходство СССР в самолетах Владимов считает фактором несущественным и не говорящим об агрессивности советских намерений: «если немецкий пилот за войну сбивает 352 самолета, а наш самый успешный трижды герой – 62, будем ли сравнивать у кого их больше, у кого они лучше?». Конечно будем, если не решим, что Сталин сознательно планировал массовую гибель самолетов при обороне.
Как и многие другие критики Суворова, Владимов почему-то считает отсутствие официального приказа о подготовке нападения на Германию доказательством неагрессивных намерений Сталина. Отсутствие документов, подтверждающих подготовку страны к обороне критика однако не смущает. А аргументов в пользу массированной подготовки к нападению, которые Суворов приводит в избытке, Владимов даже не упоминает.
Владимов утверждает, что Сталин, даже если и хотел, то не мог бы напасть на Германию раньше 1945 года. Почему? Из-за террора в армии в 1938 году. Суворов этой проблеме посвятил целую книгу, ни одного аргумента из которой Владимов не упоминает и не опровергает.
Владимов повторяет старый советских тезис – о том, что война с «малонаселенной Финляндией» показала слабость Красной армии, никак не объясняя, почему не прав Суворов, развернуто доказывавший обратное. Критикой такую критику назвать трудно.
Самое интересное в статье Владимова – это его оценка предвоенных советских стихов и песен. Он начисто отказывает им в воинственности и агрессивности.
«...“Чужой земли мы не хотим не пяди, но и своей вершка не отдадим“, Катюша о чем просит своего „сизого орла“? „Пусть он землю бережет родную“. А что у нас в пропеллерах дышит? „Спокойствие наших границ“. А как там наша броня? „Броня крепка и танки наши быстры“, так что „ заводов труд и труд колхозных пашен мы защитим“. Если и слышится угроза, то это „если в край наш спокойный хлынут новые войны“...“ну тогда мы песню споем боевую“, и то – оборонного свойства: „встанем грудью за родину свою“. Так – не готовят нацию к вторжению в чужеземье».
Увы, именно так и готовят. Напрасно Владимов полагает, что если бы готовили к агрессии, то призывали бы в песнях – „ давайте захватим чужую территорию и поработим соседние народы“. Опять – необоснованое подозрение Сталина в идиотизме. Это же был очевидный пропагандистский принцип – чтобы поднять на агрессию, нужно призывать к защите. И в песнях и в речах.
Семнадцатого сентября тридцать девятого года, в день нападения на Польшу, Молотов призвал советских солдат защитить единокровных братьев – западных украинцев и белорусов. Когда в сороковом отнимали у Румынии Бесарабию, то защищали страдавших под чужеземным игом братьев-молдаван. От агрессивной Финляндии тоже только защищались. Песни и стихи сработали великолепно. За полтора года после пакта Молотов-Риббентроп, СССР успел напасть на всех своих европейских соседей и оккупировать территории с населением 23 миллиона человек. Советские люди, между тем, и через пятьдесят лет после победы в большинстве уверены, что вступили во вторую мировую войну 22 июня 1941 года. Для советских военных историков-генштабистов такая позиция естественна. То, что ее разделял Георгий Владимов, серьезный писатель и последовательный диссидент – удивительно.