Фридрих Румянцев - Финансовая мафия
«Перед германской промышленностью и торговлей, – писал в те дни статс-секретарь Бюлов, – открылись широкие горизонты. Влияние императорской поездки распространится вплоть до берегов Евфрата».
Действительно, «Немецкий банк» стал играть в жизни Турции столь значительную роль, что в финансовых кругах его прозвали «банкиром султанов». Самые значительные транспортные предприятия «Дойче банк» размещались на турецкой территории, что позволяло ему активно участвовать в финансовых гешефтах Оттоманской империи. Например, «Немецкий банк» семь раз осуществлял эмиссию турецких займов. В самом министерстве финансов Турции банк имел доверенного человека, немца Раффауфа. Раффауф, внештатный консультант министерства, занимал одновременно важную должность в кайзеровском посольстве в Константинополе. Видный советский германист Б. М. Туполев, долгое время работавший над материалами архивов внешней политики Германии и России, писал:
«Ни одно важное решение не принималось министерством (финансов. – Авт.) без рекомендации германского советника, который имел право направлять свои предложения непосредственно в султанский дворец».
Словом, влияние «Немецкого банка» в Турции было столь значительным, что о сколько-нибудь серьёзной конкуренции со стороны других германских кредитных институтов не могло быть и речи. «Дойче банк» контролировал 2500 км действовавших или строившихся турецких железных дорог в Малой Азии и на Балканах. Таким образом, экспорт капитала в виде займов и инвестиций на строительство железных дорог стал на вооружение германской ближневосточной экспансии, а Багдадская дорога – орудием закабаления Турции. Считая войну в Европе неизбежной, германский генералитет рассматривал Оттоманскую империю как будущего союзника. По этой причине турецкие железные дороги приобретали для Берлина не только экономический, но и военно-стратегический интерес.
27 ноября 1899 г. султан Абдул-Хамид издал ирадэ (указ), гласивший, что «Немецкому банку» выдаётся концессия на постройку в течение восьми лет дороги от Коньи через Багдад до Басры. 5 марта 1903 г. «Общество Оттоманской и Анатолийской железной дороги», созданное «Немецким банком» совместно с другими германскими банками, получило вожделенные концессии. Помимо эксплуатации дороги германским банкам предоставлялось право грабить недра турецкой земли в 20-километровой полосе по обе стороны полотна, а также бесплатно пользоваться определёнными участками государственных земель. Экономическую агрессию «Немецкого банка» вынужден был оплачивать народ Турции.
«По мере развития банкового дела и концентрации его в немногих учреждениях, банки перерастают из скромной роли посредников во всесильных монополистов, распоряжающихся почти всем денежным капиталом всей совокупности капиталистов и мелких хозяев, а также большею частью средств производства и источников сырья в данной стране и в целом ряде стран»[3],
– отмечал В. И. Ленин, анализируя роль банков в кайзеровской Германии. «Немецкий банк» также перерастал в монополию. Разразившийся в 1900 г. экономический кризис чрезвычайно убыстрил процесс концентрации капитала и производства в Германии. В 1907 г. в кайзеровской империи насчитывалось 30 588 крупных предприятий (0,9% общего числа предприятий), на которых трудилось 39,4% всех рабочих. На крупных предприятиях было сосредоточено 75,3% паровой и 77,2% электрической энергии.
«Десятки тысяч крупнейших предприятий – всё; миллионы мелких – ничто»[4],
– писал В. И. Ленин.
В экономике капиталистических стран господствующее положение заняли монополии. Капитализм перерос в свою высшую стадию – империализм.
«Наши представления о действительной силе и значении современных монополий, – подчёркивал В. И. Ленин, – были бы крайне недостаточны, неполны, преуменьшены, если бы мы не приняли во внимание роли банков»[5].
Прежде всего, гигантски увеличились масштабы их деятельности. Всё большее количество денег из безработных сокровищ превращались в капиталы, которые оставалось лишь выгодно поместить.
Депозиты германских кредитных банков выросли с 1883 по 1913 г. в 13 раз. Резко увеличилось число филиалов и депозитных касс гроссбанков. Если в 1900 г. их было 39, то в 1913 г. – уже 600! «Дойче банк» начал свою карьеру, имея 15 млн талеров акционерного капитала, 60 владельцев счетов и вкладов на 200 тыс. талеров. В 1914 г. капитал банка вырос до 250 млн марок. Число служащих «Дойче банк» приблизилось к 5 тыс. (в 1895 г. в 66 германских банках было 7802 служащих). Соответственно выросли и обороты банка. Если в год основания – в 1870 г. они составляли 239 млн марок, то к 1911 г. они достигли 112,1 млрд марок!
Концентрация капитала, колоссальный рост операций банков обусловили коренное изменение их роли, превратив их из скромных посредников в платежах в союз горстки монополистов, распоряжающихся торгово-промышленными операциями всего капиталистического общества.
В «Тетрадях по империализму» Ленин писал:
«Один „Дейче банк“… связан с группой в 12 банков, располагает капиталом в 1 миллиард марок – капитал этой группы и „дружественных“ банков, – поглотил 52 банка, имеет 116 отделений, касс и т. п. в Германии, – имеет места в наблюдательных советах 120 торгово-промышленных обществ и т. д.»[6].
Неудивительно, что сфера влияния «Немецкого банка» скоро охватила целые отрасли промышленности. И везде банк чувствует себя полновластным хозяином.
«Керосиновая комедия»
Первые 30 лет своего существования «Немецкий банк» посвятил железнодорожному бизнесу и операциям с иностранными займами. Строительство железных дорог было весьма прибыльным делом. На нём обогащались и другие германские монополии. Можно даже сказать, что последняя треть XIX в. была отмечена железнодорожной лихорадкой. Ещё В. И. Ленин вскрыл связь железных дорог «с крупным производством, с монополиями, с синдикатами, картелями, трестами, банками, с финансовой олигархией…»[7]. Железные дороги были как бы визитной карточкой капитализма. Они являлись, по ленинскому определению, итогами самых главных отраслей капиталистической промышленности – каменноугольной и железоделательной – и одновременно наиболее наглядными показателями развития мировой торговли и буржуазно-демократической цивилизации.
Однако наиболее дальновидные воротилы из «Немецкого банка» понимали, что рано или поздно эта золотая жила иссякнет. Поэтому они обратили свои взоры на нефть. Нефтяным эльдорадо в Европе была в то время Румыния. «Дойче банк» первым среди других германских банков присосался к румынской нефти. Однако здесь он столкнулся с достойными конкурентами – Рокфеллерами. Собственно, в этом не было ничего удивительного: там, где обнаруживали нефть, всегда появлялись и предприимчивые нью-йоркские дельцы. Нефть и Рокфеллеры – слова-синонимы. Короче, между двумя монополиями – банковской и нефтяной, или, как тогда говорили, «керосиновой», – началась баталия, проходившая с переменным успехом. «Немецкому банку», претендовавшему на фюрерство в добыче румынского «чёрного золота», удалось интригами заполучить крупную нефтяную компанию «Стяуа ромынэ». Председателем наблюдательного совета этой фирмы стал преемник Георга фон Сименса Артур фон Гвиннер. С его лёгкой руки «Стяуа ромынэ» сделалась ведущим нефтяным предприятием Германии в Румынии. В Берлине «Немецкий банк» основал «Германское нефтяное акционерное общество», призванное «блюсти интересы» банка в Румынии, России, Австро-Венгрии и в самой Германии. Это общество являлось отделением «Немецкого банка» и размещалось в одном с ним здании. К тому времени банк торжественно перебрался с захудалой Французской улицы на помпезную Бэренштрассе – Медвежью улицу. Что ж, он действительно обладал медвежьей хваткой.
Желая единолично заполучить всю румынскую нефть, «Стандард ойл компани» стала насаждать дочерние предприятия в самой Европе. Рокфеллеры значительно превосходили «Дойче банк» и в капиталах и в колониальном опыте. Понимая это, германские банки вступили в союз с группой Нобеля – Ротшильда, но затем передрались между собой из-за будущей добычи. Как говорится, конкуренция схватила за горло…
Началась знаменитая «керосиновая комедия». Правда, Рокфеллерам она влетела в копеечку, зато они смеялись последними. Как отмечал Ленин,
«борьба должна была кончиться и кончилась в 1907 году полным поражением „Немецкого банка“, которому оставалось одно из двух: либо ликвидировать с миллионными потерями свои „керосиновые интересы“, либо подчиниться. Выбрали последнее и заключили очень невыгодный для „Немецкого банка“ договор с „Керосиновым трестом“ („Стандард ойл компани“. – Авт.). По этому договору, „Немецкий банк“ обязался „не предпринимать ничего к невыгоде американских интересов“, причём было, однако, предусмотрено, что договор теряет силу, если в Германии пройдёт закон о государственной монополии на керосин»[8].
