В. Гартевельд - Песни каторги.

В ночи шпаната [6] и кобылка [7],
Духи [8] за нами по пятам.
Ночью этап, а там бутылку,
Может, Иван [9] добудет нам.

Вспомню, вспомню, вспомню я,
Как меня мать любила
И не раз да и не два
Она мне говорила:

Эх, мой миленький сынок,
Не водись с ворами,
В каторгу-Сибирь пойдешь,
Скуют кандалами.

Котелки с собой возьмешь,
Конвой пойдет за вами,
Подкандальный марш споешь
С горькими слезами.

Вспомнишь ты старушку мать,
И родного брата,
Не утерпит ретивое,
Ты убьешь солдата.

Прослывешь бродягой ты,
Будешь всех бояться,
Ночью по полю ходить,
Днем в лесу скитаться.

Вечерком красна девица
На прудок со стадом шла,
Черноброва, круглолица,
Так домой гусей гнала:

Припев: Тяга, тяга, тяга, тяга [10],
Вы, гуськи мои, домой!

Мне одной любви довольно,
Чтобы век счастливой быть,
Но сердечку очень больно
Поневоле в свете жить.

Припев: Тяга, тяга и т. д.

Вместо старого, седого
Буду милого любить.
Ведь сердечку очень больно
Через злато слезы лить!

Припев: Тяга, тяга и т. д.

Ревут стонут горы хвили
В синесиньким мори.
Плачуть тужуть казаченьки,
В турецкой ниволи.

Вот два роки у кайданах,
Терпим тяжки муки,
За що Боже милосердный
Нам послал ци муки.

Спидбуркалы янычары
Орла за Украины,
Спидбуркалы тай вкинули
Живым в домовину.

Гей вы хлопцы запорожцы
Сыни славной воли,
Чем нейдете вызволяты
Нас с тяжкой ныволи?

Как настанет весна, я окончу свой срок,
Из тюрьмы я на волю пойду.
По лесам и лугам я бродяжить пойду, —
Как настанет весна, я пойду.

Беспредельный простор — мой зеленый шатер,
День деньской Божьи пташки поют,
И вдали от тюрьмы кедры там в вышине
Свой привет тихо-тихо мне шлют…

Все же это не те мне родные места,
Все же это мне край чужой.

Как настанет весна, я окончу свой срок,
Из тюрьмы я на волю пойду.
По лесам и лугам я бродяжить пойду
До родного села я дойду!

Там, где бьется Каспийское море
О подножие каменных гор,
Эту песню про узника горя
Написал Циклаури Егор.

Пятый год за решеткой томлюся,
Пятый год я в тюрьме уж сижу.
Скоро я из тюрьмы удалюся
И людям о тюрьме расскажу.

Так, свалявшись на голые нары,
Я пред сном про себя размышлял
В каземате далеком, в Петровске,
Где свой срок я тогда отбывал.

В эту ночь будто сон мне приснился:
Из тюрьмы я на волю пошел,
И на радостях пьяный напился
И товарища где-то нашел.

Прощай, Киев, до свиданья,
Прощай, Киевска тюрьма!
Скоро, скоро глаз увидит
Все сибирские края.

Скоро, скоро с пересылкой
Проведет тебя конвой,
На ноги дадут браслеты,
Сбреют волос твой густой.

За Сибирью солнце всходит,
А в Сибири — никогда.
И в Сибири — те же люди,
Все старинные друзья!

Не рябинушка со березанкой
Совивается,
И не травушка со травушкой
Соплетается.
Как не мы ли, добрые молодцы,
Совыкалися,
Как леса ли, вы лесочки,
Леса наши теплые!
Вы кусты ли, наши кусточки,
Кусты наши великие!
Вы станы ли наши крепкие,
Станы наши теплые
Вы друзья ли бродяженки,
Братцы-товарищи!
Да еще ли вы, лесочки,
Все повырубленные!
Все кусты ли, наши кусточки,
Все поломанные!
Вы станы наши крепкие,
Все разоренные!
Вы друзья ли, бродяженки,
Все ли вы посажены!
Лишь остался один
Стенька Разин сын.
Резвы ноженки в кандалах заклепаны;
У ворот то стоят все солдатушки;
Никуда-то нам, добрым молодцам,
Ни ходу, ни выходу из крепкой тюрьмы.
Ты возмой, возмой, туча грозная,
Да разбей-ка, разбей земляны тюрьмы!

Спи, бедняга, спи, родной,
Скоро придут за тобой…
Скоро ноченька пройдет,
Скоро солнышко взойдет…

Утром рано крикнет грач
И подымется палач;
Он в тюрьму к тебе придет
И с конвоем поведет.

Там в лесочке ель стоит,
И на нем петля висит…
А на ели кричит грач,
И подымется палач.

Плата уж ему дана,
А веревка так крепка…
В страхе старый ель дрожит,
А вдали-то гром гремит.

Встань, бедняга, встань, родной,
Скоро придут за тобой…
Слышишь, вот кричит уж грач,
В двери уж стучит палач.

Из-за лесу, лесу темного,
Из-за гор-то, гор высокиих,
Выплывает лодка легкая,
Ничем лодка не украшена,
Молодцами изусажена;
Посеред шатер стоит,
Под шатром-то золота казна;
Караулит тут красна девица,
Девка плачет, как река льется;
У ней слезы, как волны бьются.
Атаман девку уговаривает:
«Не плачь, девка, красна-девица!»
«Как мне, девице, не плакати?
Атаману быть убитому!
А мне, девушке, тюрьма долгая,
Поселение далекое:
В чужедальнюю сторонушку,
Что в Сибирь-то некрещеную!»

 В шахте молотки стучат,
Фонари едва горят,
Мина зажигается,
Люди разбегаются.

Тяжко, братцы, вековать в труде.
Некуда укрыться нам в беде.

Все одно, все одно!
Молотками постучать,
Света Божья не видать.

Под землею холодно,
Под землею и темно.
Ноженьки мои болять
И трудненько мне дышать.

День ли, или ночь — нам все одно,
Под землею завсегда темно.

Все одно, все одно!
Молотками постучать,
Света Божья не видать.

Колокол как зазвонит,
Всяк подняться вверх спешит,
Смена новая придет
И работать вновь начнет.

Солнышка почти нам не видать,
Время нет, чтоб милую ласкать!

Все одно, все одно!
Молотками постучать,
Света Божья не видать.

Ни в Москве, ни за Москвой,
Меж Бутырской и Тверской,
Там стоят четыре башни,
А в средине дом большой,
Где крест-накрест коридоры,
И народ сидит — все воры.
Каркал ворон на березе,
Каркал черный не к добру:
«Пропадешь, как пес, мальчишка,
Здесь в проклятой стороне.
Прежде жил ты, веселился,
Как имел свой копитал [12],
С красной девицей водился,
Копитал свой промотал.
Копиталу не хватало,
Во неволи жить пришлось;
В белокаменный острог
Посадили на неделю.
А сидим мы круглый год,
За тремя мы за стенами,
Не видали светлый день.
Бог-Творец один здесь с нами;
Часто звезды нам сияли;
Мы и тут не пропадем!
Часто звезды потухали,
Барабан зорю пробил,
 Клюшник двери отпирает
Всех на имя нас зовет:
«Одевайтесь, ребятишки,
В свои серы чапаны!»
Взяли сумки, подхватили
И в поход ушли-пошли.
У родных сердца забьются,
Слезно плакали об нас.
Отправляли нас в Сибири,
Не спрося об этом нас.

Когда-то было ясну соколу пора-времячко,
Что летал ясен сокол по поднебесью;
Убивал ясен сокол гусей-лебедей,
Убивал ясен сокол серых уточек.
Да когда-то было добру молодцу времячко,
Что ходил-гулял добрый молодец на волюшке,
А теперь добру молодцу ходу-выходу нет.
Сидит добрый молодец во горестях
У ворогов злых в земляной тюрьме.
Он не год сидит и не два года,
А сидит он не мало как тридцать лет.
Поседела головушка у добра молодца,
Поседела бородушка у добра молодца,
А все ждет-то он выкупу-выручки.
Да далече родимая сторонушка,
Не видать ему вольную волюшку.

Седина-ль моя сединушка!
Ты почто рано так появилася
В кудри черны мои вселилася?
Эх ты, молодость, моя молодость!
Прогулял я тебя, да все без толку.
Я не чаял тебя так измыкати.
Ах, измыкал я свою молодость
Не как люди живут, не в богачестве,
А в проклятом одиночестве.
Изошел-то я, добрый молодец,
С устья до вершинушки
Всю сибирскую сторонушку:
Не нашел я здесь, добрый молодец,
Ни батюшки, ни матушки.
Ни братцев-то — ясных соколов
Ни сестриц-то — белых лебедушек;
Вместо них нашел, добрый молодец,
Погоняночку [13] — красну-девицу.