Олег Матвейчев - Что делать, Россия? Прорывные стратегии третьего тысячелетия
Надо вообще уйти от категорий вредности и полезности и рассмотрения себя как материальный ресурс, а также добиться, чтобы нас другие не рассматривали с этой точки зрения. Настоящий источник – тот, что никогда не оскудевает, а становится тем больше, чем больше из него черпаешь. То есть источник духовный.
Говорят, в Японии есть закон, согласно которому старые здания раз в 20 лет сносятся, чтобы на их месте построить новые. Но есть исключения: никто не трогает здания, ставшие памятниками искусства. Нам надо создать такое государство, такой образ жизни, который будет своего рода памятником искусства, чтобы ни у кого на него не поднялась рука.
Если государство несет миру некий свет, не требуя ничего взамен, а также дарит духовные ценности, именно оно обеспечивает себя истинным суверенитетом и обладает настоящей духовной властью над одариваемыми и не способными отдариться по причине нищеты духа. Одариваемые просто проникаются даруемым им духом, испытывают головокружительное чувство превосходства над собой прежними и над теми, кто еще не вкусил ничего подобного. Они получают невиданное ранее удовольствие, которое не могут обеспечить сами, они «подсаживаются на иглу» духа и отдают все, в том числе материальные ценности и жизнь, за возможность еще раз припасть к истоку.
Этот исток нам надо создать, этот исток нам надо открыть. Исток, откуда на всех без разбора, на все расы и религии, на все сословия и народы прольется духовный свет, без которого они уже не смогут представить жизнь.
Суверенитет России не в руках экономистов и политиков, не в руках военных и ученых. Он в руках философов, святых, пророков и поэтов.
Идеологией нынешней России считается суверенная демократия. Суверенную демократию как только не обзывают разные остряки: и «суеверной демократией» и «сувенирной демократией», и уж, конечно, все норовят сказать, что «никаких особых демократий не бывает, а демократия либо есть, либо нет»…
Демократий было много. Полисная рабовладельческая демократия греков – это одно, демократия итальянских городов-государств – второе, демократия Великого Новгорода, где главой вообще-то был епископ, – третье. Демократия ливийской Джамахирии – это четвертое, представительная демократия в СШ – пятое, плебисцитарная демократия в СССР – шестое. В конце концов, Гитлер в Германии тоже пришел к власти демократическим путем. Да и в США демократия XIX и XX веков, или демократия начала XX века и начала XXI столетия – бесконечно различны.
Концепция суверенной демократии призвана подчеркнуть, что суверенные государства сами устанавливают формы и процедуры, которыми народ будет осуществлять свою власть. А народ данной страны сам является сувереном и определяет себя самостоятельно, а не с помощью чужих стандартов, в том числе запутанных «стандартов демократии».
Такая концепция, безусловно, лучше, чем концепция «управляемых демократий», как в восточно-европейских странах, когда народам навязывают извне формы и стандарты, которым те должны соответствовать, а Брюссель и Вашингтон раздают налево и направо свои оценки, в том числе России, и преподносят их как эталон.
В то же время я скептически отношусь к концепции «народного суверенитета» вообще. Не народ порождает те или иные формы власти и управления, а элиты. Именно элиты берут их из теорий, в том числе из правовых и государственных.
Сейчас в мире господствует демократический стандарт со всеми его вариациями. Это и есть господство определенной исторической концепции. Мои размышления о суверенитете духа, не отрицая суверенную демократию, идут много дальше и в каком-то смысле противоположны.
Что такое суверенная демократия? В этих словах скрыты: 1) признание некой универсальности демократии; 2) признание некой особости, ограниченности в ряду этой универсалии нашей специфической демократии. Я делаю два мыслительных жеста, прямо противоположные этим.
Первый жест: отрицание универсальности демократии. Народы не обладают суверенитетом, не будем питать иллюзии. И вообще демократический стандарт устарел в принципе. Именно эта универсалия из банальности и общепризнанности должна быть поставлена под вопрос, подвергнута скепсису. Мы должны породить новую универсалию вместо демократий, новый стандарт вместо общепринятого демократического.
Второй жест: я выступаю не за то, что у нас особая форма, особый угол внутри определенной универсалии, а наоборот, считаю, мы должны выйти из своего угла, не замыкаться в нем, а именно выйти из него и породить новую универсалию для всех.
Наш суверенитет означает не противопоставление своей особенности другим особенностям, а делание своей особенности всеобщностью. Мы должны породить стандарт (вместо демократического) который признают во всем мире! Не обязательно России идти особым путем в рамках всеобщей демократии, надо, чтобы наш путь стал всеобщим, в рамках которого другие народы будут искать свою особенность.
Я не изоляционист, а империалист, но империалист духовный. Я не предлагаю навязать всем наш стандарт, я предлагаю создать такой стандарт вместо демократического, чтобы он был настолько хорош, что его все народы сами примут, сами им соблазнятся.
Демократия вовсе не законченная абсолютная истина, а значит, рано или поздно новые универсалии придут ей на смену. Приведем эти новые универсалии в историю мы или будем ждать, когда это сделает кто-то другой, чтобы опять внутри них искать свою особенную форму – вот в чем вопрос! Я считаю, это должны сделать мы. Открыть человечеству новые горизонты вместо того, чтобы искать свой угол внутри уже открытых горизонтов – вот наша задача! Не подражать кому-то, а сделать так, чтобы все нам подражали.
Есть еще одна теоретическая проблема, которая помогает понять, что такое суверенитет духа. Существует давний спор между сторонниками трансцендентализма, который утверждает, что всякий феномен лучше понимается извне, и феноменологии, которая утверждает, что всякий феномен должен познаваться изнутри.
В области политики существует такая же неопределенность. Если почитать западные газеты, пишущие о России, станет ясно, что они, подходящие к освещению событий со своими стандартами извне, ничего в нашей политике и истории не понимают. Следовательно, права феноменология, а значит, некие внешние взгляды на нас должны иметь наше внутреннее происхождение. То есть внешние взгляды – это всего лишь представление одной из наших внутренних партий. Например, оппозиционной партии.
В то же время кажется очевидным, что многие представления наших внутренних партий есть всего лишь трансляция внутрь внешнего взгляда, эти партии выступают пятой колонной других государств внутри страны. Тогда прав трансцендентализм: внутренний взгляд есть лишь интериоризованный внешний взгляд.
В мире, в каждой стране полно людей, смотрящих на себя и свою страну, например, американскими глазами, чужих самим себе. Мы никогда не разберемся с этим противоречием, если не поймем феноменологию как требование, а не как описательную теорию. Лозунг феноменологии «к самим вещам» или «из самих вещей» – императив, требующий создать или открыть внутреннее. Не особую точку зрения в противовес другим точкам, а умение всегда видеть изнутри, из сущности всего мира. Пока страны особым образом будут смотреть друг на друга, они останутся внешними и друг другу, и самим себе. Такой мир как бы вывернут наизнанку.
Сущностный взгляд есть взгляд на все человечество, но не из вне, как это происходит в проекте глобализации, а изнутри. В этом смысле новая универсалия – это не объединяющая абстракция, не надмировые универсальные правила, не общечеловеческие ценности, а некий исторический вызов. Слово «вызов» подразумевает тоже нечто внешнее, поэтому правильнее говорить о культурно-историческом внутреннем толчке.
Мы можем сами инициировать пассионарный толчок. Это не будет похоже на Мюнхгаузена, который сам себя вытаскивает за волосы из болота, потому что дух имеет способность взрываться. Ты только подносишь спичку, а потом ты уже не активист, а уже страдательное существо, ты уже в пассивном залоге, ты заложник, принадлежишь не себе, а этому духу, как и все остальные, которые уже не могут с этим не считаться. Они уже не могут смотреть на себя и других по-старому, они вовлекаются в исторический процесс.
Спичка должна быть поднесена именно к пороху, то есть чему-то существенному в человеке, тому, что еще не взрывалось. А это не национальные идентичности, не экологические вызовы, не политические, не экономические вопросы и не религиозные сущности, которые себя уже проявили.
Новая революция, если можно так выразиться, не будет политической «за свободы и права» или экономической «за хлеб и землю», «против денег» и против «эксплуатации». Не будет она и религиозной, сексуальной, национальной или эстетической. Эта революция, откроет нам новое измерение, которое встанет рядом с политическим, экономическим, национальным измерениями. А может, и отменит их вообще.
