Федор Волков - Тайное становится явным
СССР сделал все, что в его силах, чтобы создать систему коллективной безопасности и предотвратить всемирную бойню. Но советские инициативы не встретили отклика у западных политиков.
Западные правящие круги вопреки истине стараются убедить общественность, что старт нападению нацистов на Польшу и тем самым Второй мировой войне якобы дал советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 г. Как будто и не было ни мюнхенского соглашения с Гитлером, подписанного Англией и Францией при активном содействии США, ни аншлюса (захвата) Австрии, ни распятия Испанской республики, ни оккупации нацистами Чехословакии и Клайпеды, ни заключения в 1938 г. Лондоном и Парижем соглашений, равносильных пактам о ненападении с Германией. Кстати, заключила подобный пакт и довоенная Польша. Все это считалось в порядке вещей.
«Из документов известно, что дата нападения Германии на Польшу („не позднее 1 сентября“) была установлена еще 3 апреля 1939 года, то есть задолго до советско-германского пакта. В Лондоне, Париже, Вашингтоне знали в малейших деталях подноготную подготовки (Германии. — Ф. В.) к польскому походу, как знали и о том, что единственной преградой, способной остановить гитлеровцев, могло быть заключение не позднее августа 1939 года англо-франко-советского военного союза. Знало об этих планах и руководство нашей страны, поэтому и убеждало Англию и Францию в необходимости коллективных мер. Оно призывало к сотрудничеству в целях пресечения агрессии и тогдашнее польское правительство.
Но у западных держав расчет был другой: поманить СССР обещанием союза и помешать тем самым заключению предложенного нам пакта о ненападении, лишить нас возможности лучше подготовиться к неизбежному нападению гитлеровской Германии на СССР»[7].
Идя на переговоры с Советским Союзом (политические контакты начались в марте 1939 г.), Англия и Франция пытались навязать Советскому Союзу односторонние обязательства. Требуя помощи от СССР в случае, если Германия направит свою агрессию на Запад, они в то же время отказывались взять на себя какие-либо взаимные обязательства. Такая позиция, естественно, подрывала надежды на успех будущих переговоров.
Летом 1939 г. наша страна была поставлена перед непосредственной угрозой ведения войны сразу на два фронта, причем в условиях политической изоляции. Быстро нараставшая опасность германской агрессии против СССР с запада дополнялась реальной угрозой нападения на него Японии с востока. В мае 1939 г. японцы вторглись на территорию Монголии в районе реки Халхин-Гол. Советский Союз и МНР, связанные договором о взаимной помощи, в ходе ожесточенных боев отбросили захватчиков.
Перед Советским правительством в те дни стояла задача: как в создавшейся чрезвычайно сложной обстановке обеспечить жизненные интересы социалистического государства, обеспечить выигрыш во времени для обеспечения обороны СССР?
Весной 1939 г. Берлин начинает в германо-советских отношениях нечто вроде «нового рапалльского этапа». Главная цель предпринимаемых маневров — не столько заключение пакта о ненападении с СССР, сколько недопущение военного союза между нашей страной и западными державами.
20 мая германский посол фон Шуленбург сообщил народному комиссару иностранных дел СССР о желании Берлина командировать в Москву советника Ю. Шнурре для «экономических переговоров». Нарком обратил внимание на попытки немцев использовать экономическую тему для каких-то целей, выходящих за рамки отношений с СССР, и указал, что для экономических переговоров нет «подходящей политической базы».
30 мая статс-секретарь МИД Германии Эрнст фон Вейцзекер, приняв временного поверенного в делах Г. А. Астахова, заявил ему: «России предоставляется в немецкой политической лавке довольно разнообразный выбор — от нормализации отношений до непримиримой вражды». О сути состоявшейся беседы Вейцзекер сделал следующую запись: Германия «вносит инициативные предложения», но наталкивается на «недоверие» русских[8].
Многократные попытки зондажа со стороны Берлина о возможности изменений в советско-германских отношениях не встречали положительного отклика. Москва готовилась к переговорам с Англией и Францией по военным и политическим вопросам, придавая им решающее значение.
Еще 17 апреля 1939 г. Советское правительство направило правительствам Англии и Франции проект пакта о взаимной помощи между СССР, Англией и Францией, основанного на принципе равных прав и обязанностей для всех его участников. Важнейшие статьи пакта гласили:
«1. Англия, Франция, СССР заключают между собою соглашение сроком на 5–10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.
2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.
3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2»[9].
Эти предложения представляли собой четкую программу создания в Европе надежного фронта защиты мира, основанного на тесном сотрудничестве СССР, Англии, Франции. Их осуществление могло бы создать реальную преграду на пути агрессоров.
Вразумительного ответа на советские предложения ни из Лондона, ни из Парижа не последовало. Однако в связи с явным усилением угрозы германской агрессии отвергнуть саму идею переговоров с Советским Союзом Чемберлен и Даладье не могли.
В середине июня в Москве начались переговоры представителей СССР, Англии и Франции, в ходе которых англо-французская дипломатия всеми способами старалась расчленить советский проект соглашения на две части, чтобы исключить из него военные статьи, то есть не брать на себя никаких военных обязательств по отношению к СССР. Переговоры приняли затяжной характер.
В Берлине внимательно следили за тем, что происходило в Москве.
27 июля советник Шнурре пригласил поверенного в делах СССР и торгпреда и изложил им схему поэтапной нормализации отношений между двумя странами, включавшей восстановление хороших политических отношений, продолжая то, что имелось (Берлинский договор о нейтралитете, заключенный с СССР в 1926 г.), или реорганизацию их с взаимным учетом жизненно важных интересов. В качестве предпосылки этому Шнурре выдвинул пересмотр Советским Союзом своей «однозначно антигерманской политики». В ответ Г. А. Астахов напомнил немецкому дипломату такие факты: «Антикоминтерновский пакт», мюнхенское соглашение, которое предоставило Германии свободу рук в Восточной Европе, включение Германией Прибалтийских государств и Финляндии, а также Румынии в сферу своих интересов — все это не позволяет Москве видеть положительные перемены в политике Германии[10].
После встречи германского посла с наркомом иностранных дел СССР Шуленбург докладывал в Берлин 4 августа, что, по его мнению, СССР «преисполнен решимости договориться с Англией и Францией».
Когда в июле 1939 г. политические переговоры между представителями СССР, Англии и Франции по вине последних зашли в тупик, Советский Союз продолжал настойчиво искать путь к заключению наряду с договором также и военного соглашения. в котором были бы точно определены форма, размеры и сроки оказания взаимной военной помощи. Советское правительство предложило начать переговоры между военными миссиями трех стран. Такие переговоры начались в Москве 12 августа. «Советская военная миссия представила конкретный план ведения согласованных действий вооруженными силами СССР, Англии и Франции, предусматривавший все возможные случаи агрессии в Европе»[11].
В случае германской агрессии на Западе или против Польши Советский Союз был готов предоставить Англии и Франции любую военную помощь, если, разумеется, эти страны возьмут на себя аналогичные обязательства в случае агрессии против СССР.
Однако обнаружилось, что глава французской делегации генерал Ж. Думенк имел полномочия только на обмен мнениями; адмирал П. Дракс, руководитель британской делегации, прибыл вообще без полномочий. Зато у него была инструкция: «Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать ему руки при любых или иных обстоятельствах. Поэтому следует стремиться свести военное соглашение к самым общим формулировкам». В пункте 8-м инструкции указывалось: «Вести переговоры как можно медленнее»[12]. Затягивать их, точно зная, что война должна грянуть не позднее сентября.
