Итоги Итоги - Итоги № 6 (2014)
— Дружба со знаменитым актером Расселом Кроу после переезда в Москву немного остыла?
— Как раз на днях я набирал его номер, хотел поговорить. Не дозвонился — он где-то в Европе, снимается в очередном фильме. Сейчас мы с Кроу, конечно, общаемся меньше: он постоянно занят, у меня тоже времени не хватает. Зато появилось больше возможностей для встреч с московскими друзьями. У меня, например, очень теплые отношения с Иосифом Кобзоном. Мы давно знакомы: я всегда рад его видеть, да и он принимает меня как сына.
— Помимо российского гражданства у вас есть еще и австралийское. Что оно дает?
— Свободу передвижения без виз и дополнительное ощущение защищенности. Я очень благодарен Австралии: она приютила, сделала меня своим гражданином. Одно время я даже выступал под флагом этой страны. Для меня австралийское гражданство очень дорого, и я не намерен ни в коем случае отказываться от него. Хотя если придется выбирать или-или, останусь россиянином. А ведь было дело, я мог стать гражданином не Австралии, а Южной Кореи. Вскоре после Олимпиады-1988 в Сеуле хозяева Игр предложили мне начать в их стране профессиональную карьеру. Пришлось отказаться. Хотя во мне течет корейская кровь, по духу и воспитанию я — европеец. Менталитет у меня не азиатский, это совершенно точно. К тому же уклад жизни, за которым удалось понаблюдать во время Олимпиады, мне не понравился. Я просто не мог себе представить, что улечу туда. Не говоря уже о том, что стану гражданином этой страны.
— Корейцем был ваш дедушка. Вы изучали, каким образом он оказался в России?
— Дед умер, когда папе было 14 лет. Отец сам знал об истории рода очень мало, а я еще меньше. Известно только, что дедушкина семья была из Китая, родился он во Владивостоке, в 1937 году по делу Тухачевского его репрессировали и сослали на Урал. Так наш род оказался в Серове. Еще кое-что удалось узнать со слов троюродной сестры, которая смогла разыскать меня. В 1988 году я принимал участие в чемпионате СССР, проходившем в Ташкенте. Выступал неплохо, обо мне написали в газете. Как-то вечером в гостиничный номер постучали, у дверей стояла незнакомая женщина. Сказала, что прочитала про меня в статье и решила разыскать. Фамилия Цзю даже для корейцев очень редкая, все ее носители — уже родственники. Гостья начала доставать фотографии, на одной из них ее отец был запечатлен на похоронах нашего деда. Я этот снимок уже видел, знал его. «А вот мой папа маленький», — показываю. Так я соединился с родственниками из Ташкента, общаюсь с ними до сих пор.
Иногда во мне прорезаются азиатские черты — корейская упертость, например. Хотя ее можно назвать и уральской закалкой. Одно время я увлекался восточными практиками — той же йогой. Занимался мануальной терапией: мне нравилось, что таким образом можно исцелять людей. Ты ведь знаешь, что через боль можно лечить? Уверен, что мог бы стать очень неплохим мануальщиком и иглотерапевтом: я знаю все болевые точки, ощущаю их пальцами, руками. Но этим нужно заниматься систематически, а времени катастрофически не хватает.
— Что вы чувствуете, когда нажимаете на больное место?
— Чувствую контакт между пальцем и точкой на теле. Дай сюда руку, я попробую. Не бойся, это не опасно. Вот смотри, здесь у тебя нет боли. А здесь — если надавить — будет больно, правда? Тут не очень больно… Это зависит не от силы надавливания. Просто я хорошо чувствую все эти точки. Правда, один раз занимался пациенткой и нечаянно сломал ей палец. В общем, иногда лечу, иногда калечу (смеется).
— Мальчишке с экзотической внешностью и фамилией в рабочем Серове наверняка приходилось несладко. Часто возникала необходимость отстаивать свою честь в уличных баталиях?
— Таких случаев практически не было. В советское время конфликты на национальной почве возникали крайне редко. У меня друг — татарин, к нему тоже никто не цеплялся. Да и каких-то проблем со шпаной не припомню. Я пошел в бокс довольно рано, кодекс чести нашего зала гласил: людей на улице бить нельзя. Тренер повторял это правило постоянно, со временем оно превратилось в табу. Потом, конечно, случались ситуации, когда бить все равно приходилось. Если возникает опасность, не убегать же... Хотя была и такая история: поздно вечером оказался втянутым в конфликт, против меня стояло несколько человек. Было понятно, чем кончится дело, а вступать в драку не хотелось. Я просто убежал — и мне не было стыдно ни на грамм.
Но если убежать невозможно, нужно бить. Был случай: я опаздывал на самолет, а таксист не торопился. Я поймал другую машину, но ее водитель ехать отказался. Я психанул немного, пошел пешком. Вдруг слышу, меня кто-то окликает. Оглядываюсь, сзади идет водитель из той, второй машины. Было ясно, что он не поздороваться со мной хочет. Я даже не стал ждать, когда он размахнется, и ударил первым. На этом, собственно, все и закончилось.
— Говорят, самые успешные спортсмены являются выходцами из небогатых семей. К вам это тоже относится?
— Мы жили вчетвером — мама, папа, младшая сестра и я — в 16-метровой комнате. Я провел в ней первые двенадцать лет своей жизни. Спал на матрасе под столом, других возможностей не было. Мамина зарплата составляла 60 рублей, папина — 120. В доме не было ничего — ни лакомств, ни игрушек. Помню празднование одного Нового года. Торжество получилось скромным, но с фантазией. Родители оставили на полу якобы следы Деда Мороза, которые вели к спрятанным в разных углах подаркам. Я тот праздник запомнил очень хорошо, сам потом детям такой же устраивал.
Первую зарплату я получил лет в 15. Был тогда уже на подходе к сборной и имел право на некое денежное обеспечение. Поскольку в советские времена профессиональных спортсменов не существовало в принципе, придумали такую должность — «инструктор по спорту». Вот по ней мы все и числились. Сначала я получал 120 рублей, потом — 180, даже 300. Это были очень серьезные деньги. Я уже рассказывал, сколько зарабатывал отец — а он был, между прочим, бригадиром слесарей. Из зарплаты я брал себе сколько нужно, а остальные деньги всегда отдавал родителям.
О том, чтобы выбиться в люди, я никогда не думал. Меня подстегивало другое — стремление быть лучшим. Эта мотивация была самой сильной. Первый серьезный успех пришел в 1986 году, когда я выиграл первенство СССР среди молодежи. Попал в состав сборной страны, это стало началом всей последующей карьеры. Прошлым летом я оказался в Гамбурге, где мой ученик Саша Поветкин отстаивал пояс чемпиона мира в бою с американцем Рахманом. Встретил там ребят, с которыми тренировался и выступал вместе. Их сейчас раскидало по свету: кто живет в Германии, кто в США. Посидели с ними, повспоминали былое: как будто путешествие в свою молодость совершил.
— Где вы сейчас чувствуете себя по-настоящему дома — в Сиднее, Москве или родном Серове?
— Не в Серове, это точно. Для меня сейчас это только место, где я родился и прожил первую половину своей жизни. Мне нынче 43 года, из Серова я уехал в 22. И после этого был там считаное количество раз. Единственное, что связывает меня с этим городом, — друзья детства, несколько родственников и могилы. Из других городов больше всего времени я сейчас провожу в Москве. Раздваиваться, жить на два дома лично мне сложно. Поэтому настраиваю себя так, что пока мой дом — здесь, в российской столице.
— В какой момент поняли: все, Серов уже пройденный этап?
— Когда я впервые улетал в Австралию в начале 1992-го, еще надеялся, что вернусь. Были планы купить кусок земли, построить дом. Года через три понял: все, мост взорван, обратной дороги нет. Хотя, если совсем честно, еще только оказавшись в Австралии, почувствовал: домой теперь возвращусь вряд ли. Я перешел из любителей в профессионалы, впереди была новая жизнь — в чужой, далекой стране, без знакомств и знания языка. И полная неизвестность.
Но страха я не испытывал. Мне было 22 года, вроде совсем мальчишка, а казалось — такой взрослый. К тому моменту я уже шесть лет состоял в сборной: два года в молодежной и четыре — в национальной. Считался даже ветераном команды! Выиграл все, что мог, — два чемпионата Европы, первенство мира, Игры доброй воли. Единственной непокоренной вершиной оставалась Олимпиада. В Сеуле стать чемпионом не получилось, а ждать Игр-92 в Барселоне не хотелось. Мотивация была уже совершенно не та.
Вопрос в пользу Австралии решила не финансовая сторона контракта и не тренер, хотя Джонни Льюис был хорошим наставником. Он воспитал трех чемпионов мира, долгое время считался лучшим специалистом Австралии. Просто поступило хорошее предложение, ждать чего-то еще смысла не было, и я согласился. Становление в качестве профессионального боксера произошло очень быстро: уже в четвертом бою я встречался с бывшим чемпионом мира Хуаном Ла Порте. Может, даже слишком быстрым… Сейчас на боксеров в профессиональном спорте работают целые команды, у меня же поначалу не было даже менеджера. Из-за этого случались ошибки, за которые приходилось платить. И платить серьезно.
