Ахмед Рушди - Шаг за черту
Автокатастрофа
О гибели принцессы ДианыВсе это до боли похоже на роман, но только этот роман отнюдь не сказочного толка, хотя история Дианы начиналась как настоящая сказка; и это не мыльная опера, хотя, видит бог, длинная мучительная сага семьи Виндзоров сопровождалась обильной стиркой грязного белья. Мне приходит на ум роман Джеймса Балларда «Автокатастрофа», по которому Дэвид Кроненберг недавно снял фильм, вызвавший громкие вопли протеста со стороны блюстителей нравственности, особенно в Великобритании. Горькая ирония этого горестного события заключается в том, что темы и коллизии, разработанные Баллардом и Кроненбергом, темы и коллизии, которые многие в Англии назвали порнографией, с такой смертоносной точностью повторились в реальности во время автомобильной аварии, унесшей жизни принцессы Дианы, Доди аль-Файеда и их нетрезвого шофера.
В нашей культуре принято придавать бытовым техническим приспособлениям обертоны эротики и гламура; в особенности это касается автомобилей. Кроме того, мы живем в Эпоху Популярности: пристальность, с которой мы рассматриваем знаменитостей, превращает их в предметы потребления — и часто этого достаточно, чтобы их погубить. Баллард в своем романе сводит два этих сильнейших эротических фетиша — Автомобиль и Звезду — воедино в акте сексуального насилия (автокатастрофе), добиваясь столь пронзительного эффекта, что оказывается на грани непристойности.
Смерть принцессы Дианы тоже стала такой непристойностью. Одна из причин, почему эта смерть вызывает грусть, — ее полная бессмысленность. Погибнуть из-за нежелания попасть в объектив! Можно ли придумать что-либо более бессмысленное, более нелепое? Хотя на деле это ужасное происшествие до предела нагружено смыслами. Оно заставляет нас осознать горькие истины о том, в кого мы превратились.
Пожалуй, единственным соперником автомобиля в наших эротических фантазиях является фотоаппарат. Объектив, точно репортер, запечатлевает новости и доставляет их нам на дом; ради приятного разнообразия он часто разглядывает красивых женщин и предлагает разделить с ним эту усладу. В автокатастрофе, погубившей принцессу Диану, Фотоаппарат (одновременно в двух ролях — Репортера и Любовника) сопрягается с Автомобилем и Звездой, так что коктейль из страсти и смерти становится даже крепче, чем в книге Балларда.
Это можно представить таким образом: объект желания, Красавица (принцесса Диана), постоянно подвергается настойчивым домогательствам неприятного ей поклонника (Фотоаппарата), пока прекрасный и славный рыцарь (верхом на своем Автомобиле) не уносит ее в дальнюю даль. Фотоаппарат, вооруженный своим извечным длинным фаллическим хоботом-объективом, бросается в погоню. И тут в истории наступает трагическая развязка, потому что за рулем Автомобиля сидит не бесстрашный герой, а пьяный идиот. Не стоит так уж доверять волшебным сказкам и благородным рыцарям. В последний миг перед смертью объект желания видит, как на нее надвигается фаллический объектив, щелк-щелк. Представьте это себе таким образом, и вам станет очевидно, сколь порнографична гибель Дианы Спенсер. Она умерла от сублимированного насильственного секса.
Сублимированного. В этом вся суть. Как ни крути, а Фотоаппарат не настоящий поклонник. Да, он мечтает обладать Красавицей, запечатлевать ее на пленке и зарабатывать на этом деньги. Но это эвфемизм. Жестокая правда заключается в том, что фотоаппарат всего лишь осуществляет наши желания. Фотоаппарат выступает в роли вуайериста только потому, что наши отношения с Красавицей тоже строятся на вуайеризме. Кровь, которой запятнаны руки фотографов, информационных агентств и художественных редакторов газет и журналов, замарала и нас. Вот вы какую газету выписываете? Когда вы увидели фотографии милующихся Доди и Дианы, вы разве сказали: это не мое дело, разве перевернули страницу?
Все мы неисправимые вуайеристы. «Теперь вы довольны?» — кричали фотографам разъяренные британцы. Может, и нам ответить на этот вопрос? Теперь мы довольны? Может, мы перестанем жадно вглядываться в запретные кадры Дианиных ласк или в более ранние «сенсационные откровения»: голый принц Чарльз в дальней комнате, Ферджи, которой кто-то целует пальчики на ногах, все эти уворованные моменты, похищенные тайны частной жизни известных людей, тайны, которыми вот уже больше десяти лет заполняют полосы самых читаемых газет и журналов? Может, нам надоест подглядывать в щелочку за теми, кто, подобно соблазнительной землянке-кинозвезде, которую в романе Курта Воннегута сажают вдвоем с посторонним мужчиной в клетку на планете Тральфамадор, чтобы местные жители могли понаблюдать, как они спариваются, — заточен в застенке своей славы?
Да ни за что в жизни!
Принцесса Диана в совершенстве владела искусством представать перед людьми именно в том образе, в каком ей хотелось. Помню, издатель одной английской газеты рассказывал, как готовили знаменитый кадр, где она сидит, одинокая и покинутая, на фоне Тадж-Махала, великого памятника великой любви. По его словам, она совершенно точно знала, как публика «прочтет» эту фотографию. Фотография вызовет сочувствие и заставит осуждать принца Уэльского еще сильнее, чем раньше. Принцесса Диана не склонна была употреблять мудреные слова вроде «семиотика», однако, была талантливым семиотиком в смысле превращения в знак самой себя. Со все возрастающей уверенностью в собственных силах она подавала нам знаки, которые складывались именно в тот ее образ, который она хотела создать.
Раздавались голоса, утверждавшие, что при любом обсуждении причастности папарацци к ее гибели нужно принимать во внимание смягчающее их вину обстоятельство — тайный сговор принцессы со средствами массовой информации, и в особенности с фотографами. Может, это и правда; но нельзя забывать и о том, сколь важно для женщины в ее положении не терять власти над своим публичным образом. Знаменитости любят представать перед камерой только в полной готовности, когда они, так сказать, «начеку». Папарацци же хотят одного — застать их врасплох. Это битва за доминирование, за власть. Диана не могла позволить фотографам взять над ней власть, не хотела превращаться в их (и наш) Объект. Уклоняясь от преследовавших ее объективов, она утверждала свою решимость, а возможно, и свое право играть куда более достойную роль — роль Субъекта. Преодолевая расстояние от Объекта к Субъекту, от предмета потребления к человеческому существу, она и погибла. Она хотела сама управлять своей жизнью и в результате вверила ее водителю, который был не в состоянии управлять даже автомобилем. И в этом тоже состоит горькая ирония.
Виндзоры и аль-Файеды — архетипичные Инсайдеры и Аутсайдеры. Мохаммед аль-Файед — египтянин, всегда мечтавший стать британцем; с этой целью он купил универмаг «Хэрродз» (и нескольких парламентариев-консерваторов), но даже это не помогло ему получить британское гражданство и доступ в высшее общество, которое просто захлопнуло перед ним двери. Роман между принцессой Дианой и Доди аль-Файедом наверняка очень обрадовал его отца, ведь он смог одержать победу над этим самым высшим обществом. При жизни Диана была наиболее ценным его трофеем. Своей смертью она разрушила все его надежды. Он потерял старшего сына, а кроме того, последний и самый надежный шанс войти в британский истеблишмент.
Я назвал Виндзоров «Инсайдерами», но их статус тоже довольно шаток. Когда-то они были любимцами нации, теперь же на них смотрят как на людей, замордовавших куда более горячо любимую Диану. Если аль-Файеду суждено оставаться вовне и только заглядывать внутрь, то королевскую династию, возможно, скоро попросят на выход. Любовь британцев к Диане наверняка унаследуют ее сыновья. Но если подлинной причиной гибели Дианы стало наше ненасытимое подглядывание за ее растиражированным образом, тогда самое время задать себе несколько трезвых вопросов относительно судьбы этих мальчиков. Не лучше ли им сбросить увечащее бремя принадлежности к королевской семье? Как добиться того, чтобы они остались жить в настоящем мире, который она пыталась для них открыть, мире, лежащем за пределами узкого круга британской аристократии, за воротами Итона? Сама Диана явно стала счастливее, когда сбежала из королевской семьи. Может быть, и Британия станет счастливее, если совершит такой же побег и научится жить без королей и королев? Вот такие у меня возникли немыслимые мысли, в последнее время ставшие очень даже мыслимыми.
Сентябрь 1997 года. Перев. А. Глебовская.Народная игра
В 1994 году, когда в разных городах огромной — и по большей части равнодушной — Америки должны были проходить матчи чемпионата мира по футболу, тех немногих граждан США, которые вообще об этом знали, волновало только одно: как бы в США не проникло вредоносное чужеродное явление — «футбольное хулиганство». Им повезло: сборная Англии не вышла в финал, и английские хулиганы, вызывавшие особо сильные опасения, остались дома. Хулиганам тоже, как я подозреваю, повезло, потому что я слышал, как один американский комик объяснял по английскому телевидению: матчи чемпионата мира будут проводиться в самых опасных районах самых опасных городов страны. «Вот что я вам предлагаю, — заявил он, — приводите своих хулиганов, а мы приведем своих».
