Газета Завтра Газета - Газета Завтра 418 (49 2001)
"; y+=" 40 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
41
[email protected] 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
ВИКТОР ПЕТРОВИЧ АСТАФЬЕВ
Ушел из жизни выдающийся писатель Виктор Петрович Астафьев.
На протяжении нескольких десятилетий страна зачитывалась его книгами. В сокровищницу русской словесности вошли его произведения "Последний поклон", "Царь-рыба", "Пастух и пастушка", "Печальный детектив", "Звездопад", "Зрячий посох" и другие. В издательстве "Молодая гвардия" у Виктора Петровича дважды выходили 4-хтомные, а в Красноярске — 15-титомное собрание сочинений. За роман "Прокляты и убиты" писатель удостоен Государственной премии России.
Это был русский человек, это был русский характер. Его судьба, тронутая самыми трагическими обстоятельствами истории России ХХ века, определила его житейскую и, если иметь в виду масштаб его таланта, историческую роль. Многие спорили с ним, но это был тот "спор славян", который помогал нам зорче и глубже видеть и понимать свои внутринациональные проблемы, и при всех наших взаимных упреках последних лет мы любим, понимаем и ценим его.
Память о Викторе Петровиче Астафьеве навсегда сохранится в сердце народном.
Выражаем глубокие соболезнования родным и близким писателя. Скорбим.
СЕКРЕТАРИАТ ПРАВЛЕНИЯ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 42 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
43
[email protected] 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Александр Проханов «ДУХ ДЫШИТ, ГДЕ ХОЩЕТ...»
Московские, в липком асфальте, дворы среди каменных стылых теснин, на которых в утренней мгле зажигаются первые мутные окна. Неопрятные, в коросте и слизи, мусорные баки, неуклюже и грязно поставленные среди рассыпанных бумаг и разбитых бутылок. Жильцы, заслоняясь от промозглого ветра, проходят мимо помойки. Брезгливо швыряют свернутый кулек, опрокидывают мусорное ведро, выпугивают из железного короба злобную кошку или трусливую безобразную крысу. Торопятся обратно в тепло, в квартиру, отмывая руки душистым пенистым мылом. К помойке, едва различимые в сумерках, проскальзывают странные существа, то ли женщины, то ли мужчины. С бородами из-под бабьих платков. В мужицких бутсах из-под мятых юбок. Наклоняются над мусорными контейнерами, роются. Вытягивают какую-то ветошь, складывают в сумки винные и пивные бутылки. Выискивают старую обувь, изношенную одежду, поломанный абажур, испорченный электрический чайник. Поодаль, светя голодными зелеными глазами, смотрят на них бездомные кошки. С грохотом, крутя оранжевой вспышкой, озаряя двор слепящими фарами, вкатывает во двор мусороуборочная машина, уродливая, горбатая. Здоровенные мужики в рукавицах двигают лязгающие бачки, цепляют к погрузочному устройству. Машина подымает мусорный бак, опрокидывает в черный раскрытый зев его содержимое. Дым, грохот, крики. Липкие потеки. Хромированный блеск пневматики. Машина набивает стальное брюхо отходами человеческой жизни. Чавкает, жует, замыкает их в металлическом кожухе. Светя фарами, разбрасывая рыжие вспышки, покидает двор. Пропадает в туманных мерцаниях проснувшегося огромного города.
Город проживает свои очередные, отпущенные Богом сутки. В чешуйчатом блеске Садового кольца, в розовом видении Кремля, в белых, как опустившиеся облака, окраинах. Работает на заводах, ест в харчевнях, изобретает в институтах и лабораториях. Упорно и многошумно создает законы в парламенте. Пишет картины, молится в храмах, считает деньги. Болеет, предается разврату, озаряется пожарами, вспыхивает фейерверками празднеств. В блеске ночных витрин, в озаренных, как прозрачные льдины, дворцах, среди радужных, словно павлиньи перья, казино, понемногу утихает. Укладывается на боковую, совокупляется, родит младенцев, закрывает глаза старикам. Сбрасывает с себя прожитые сутки, отдавая их на истребление безымянному бесконечному времени. Превращает семейные трапезы в отходы помоек. Научные диспуты — в отбросы незавершенных мыслей. Порывы вдохновения — в подмалевки неудачных картин. Благородные страсти и помыслы — в израсходованный мусор несостоявшихся идей и переживаний.
Как избавляется город от своих отходов, ежесуточно сбрасывая с себя мертвую кожу бытия, выползая из-под нее, как змея, проскальзывая торопливо в новый день? Как живое распоряжается мертвым? Как бытие, помещаясь на искрящейся тонкой кромке, отбрасывает от себя огромный остывающий шлейф изглоданной и оскверненной материи?
Мчатся по городу "мусоровозки" среди драгоценных иномарок, роскошных лимузинов, лакированных кабриолетов, выполняя угрюмые каждодневные маршруты. К мусоросжигательным заводам, что на окраинах, вдоль Кольцевой дороги. И на дальние кладбища отходов, "полигоны", где накопленные за день отбросы погребаются в котлованы.
На заводах, в газовых французских печах, сжигаются отходы больниц, мясокомбинатов, вивариев. Зараженная гнойная вата, кровавые тампоны операционных, ампутированные конечности, органы патологоанатомических вскрытий, трупы подопытных собак, не идущие в переработку жилы забитых быков. Все, что насыщено болезнями, трупными ядами, источниками опасных инфекций. Печи обращают отходы в пар, в костную муку. Фильтры улавливают токсины. В атмосферу города излетают прозрачные водяные испарения, как незримые слезы убитых животных.
Иногда к "истопникам" обращаются со смиренными просьбами хозяйки умерших собак и кошек. Облаченные в траур, исхудавшие от горя приносят обернутые в саван трупы дорогих домочадцев, с кем прожили в московских квартирах долгие годы, привязались к ним, как к членам семьи. Просят кремировать труп и вернуть "пепел милый", протягивая "истопнику" конверт с деньгами. Их просьбы охотно выполняются. Им отдается маленькая урна с теплой золой. Быть может, скоро невдалеке от людских крематориев возникнут крематории для умерших домашних животных, где гробик с сиамской кошкой или спаниелем будет встречать служительница ритуального зала, произносить надгробную речь, утешая хозяйку, и под тихую музыку мертвый зверь исчезнет в траурной арке, приобщаясь сонму звериных душ. А урна звериного праха пополнит колумбарий с изображением кошек, собак и птиц.
Второй маршрут — от московских дворов, от продовольственных магазинов и рынков, за Кольцевую, по шоссе, за Москву, мимо деревень, перелесков, в закрытое, невидимое постороннему взору место, именуемое "полигоном", где днем и ночью ведется изнурительная борьба с лавиной отходов, напоминающих сползающий с Антарктиды ледник.
Место для "полигона" тщательно ищут геологи, в стороне от людских селений, подыскивая ложбину, чье дно покоится на глинистых породах, непроницаемых для воды. Такую ложбину углубляют, вычерпывают из нее почву и грунт до глинистой толщи, сквозь которую не просочится влага, сохраняясь в этом огромном глиняном блюде. В ложбину вживляются бетонные дырчатые трубы, как на полях ирригации, протачиваются дренажи и желоба, по которым потекут зловонные ядовитые фильтраты. Их соберут в стоки, направят на станции очистки, обезвредят и выведут на поверхность, где их испарит солнце и развеет ветер. Мусор станут валить слоями, обезвреживать химикатами, прессовать тяжелыми катками, засыпать прослойками почвы, вновь закладывая начинку отходов, как в пирожном "Наполеон", покуда ложбина не переполнится. Тогда "полигон" законсервируют, засыпят плодородной почвой, посадят деревья, и через десяток лет на месте смрадного хранилища зазеленеют молодые дубравы и рощи. Но и тогда контролеры не перестанут брать анализы окрестных земель и вод, пробы воздуха, где все еще могут присутствовать молекулы ртути или кадмия, корпускулы радиоактивных металлов. "Полигон" — это химическая машина, заложенная инженерами в биосферу. Нечто среднее между аэродромом и мелиорированным полем, где в природу возвращается изнасилованная человеком материя.
