Андрей Цаплиенко - P.O.W. Люди войны
– Вспомните, когда был сделан снимок, – прошу я.
Лойола отправляется на десятилетия назад:
– Кажется, это было в январе шестьдесят седьмого, числа 26-го или 27-го, но не на основной базе, а в одном из временных лагерей. Там было много интересных людей, помимо Команданте, – Мойсес Гевара, Коко, Инти Передо, Помбо, другие боливийцы и кубинцы. Мы говорили с команданте Че Геварой. День был ясный, солнечный, мы шли по руслу реки. А потом сели на берегу и сфотографировались. Это воспоминание осталось у меня на всю жизнь. Я помню до сих пор, какой красивый был день тогда, когда мы встретились с команданте Че Геварой. Самый лучший день.
Советская разведка раньше своих американских конкурентов знала о том, что происходит в Боливии, причем еще до того, как эта война началась. Каким образом, долгое время оставалось загадкой. В московских ВУЗах шла тайная вербовка бойцов для партизанской войны. Поиском добровольцев занимался студент Университета имени Патриса Лумумбы Освальдо Передо. Его брат Инти Передо был в отряде Че, но ему удалось вырваться из окружения. После гибели Че Инти возглавил партизанское движение и был убит два года спустя в Ла-Пасе.
– Я находился в Москве 7 ноября 1966 года и очень хорошо помню, что это была годовщина большевистской революции, – вспоминал Освальдо Передо, один из основных претендентов на пост мэра богатого города Санта-Крус, у себя в доме, возле летней кухни, которая, что удивительно, столь похожа на кухню в доме генерала Гари Прадо. – В «Шереметьево» прилетели два моих брата, Коко и Инти. Они дали мне задание. Они возвращались с Кубы и, поскольку не могли вернуться напрямую, летели через Москву для того, чтобы присоединиться к партизанской войне, которая началась за день до этого, 6 ноября 1966 года, и этот день, кстати, зафиксирован в боливийском дневнике Че. Я встретил братьев 7 ноября в Москве, и они мне дали задание – завербовать боливийских и латиноамериканских студентов. Я хотел ехать с братьями, но они мне сказали, что в этом нет необходимости, потому что война в Боливии – это надолго. В Москве знали о том, что я вербую партизан. Более того, я просил о подготовке партизан на территории Советского Союза. У меня были серьезные друзья, и я знал, что в Союзе готовят, например, арабских партизан. У меня были контакты с одним из членов Центрального комитета Компартии Советского Союза, и мне сказали: «Нет никаких проблем, если, конечно, на то даст добро Коммунистическая партия Боливии». Но партия отказала.
Это был дипломатический трюк. В Москве отлично знали, что боливийская компартия никогда не даст добро на подготовку боевиков для Че. Гевара так и не получил подкрепление. Кремль не мог позволить себе идти на конфликт с Соединенными Штатами из-за одного человека и лишь наблюдал за тем, как этот человек создает в Боливии свой Вьетнам.
Фидель остался наедине со своим островом. Москва – со своими интересами. Че загнали в угол. Он потерял почти всех близких друзей. Через месяц после того, как погибла Таня, у него осталось семнадцать человек. С этим отрядом было покончено восьмого октября.
* * *Че Гевару и еще двоих раненых, Чино и Вили, заперли в школе. Чино умирал.
– Не доживет до рассвета, – рассудили солдаты и добили его. Учительнице Хулии Кортес капитан Прадо приказал принести еду лишь для двоих. Она осторожно несла глиняную тарелку, в которой плескался горячий суп.
– Я сразу пришла с мисочкой, в которой было немного супа. Я вошла, сначала я держалась на небольшом расстоянии, осторожно, потому что боялась его. Потом он сказал: «Я съем не тебя, а суп». Я улыбнулась и протянула ему миску. Он взял ее вот так и поставил так! – Хулия показала мне, как пленный ел из миски обеими руками, они ведь у него были крепко связаны. – Супа было мало, и ел он его недолго. Остатки выпил. Он сказал, что суп был очень вкусный и он давно уже почти ничего не ел. И что особенно хорошо, что еда такая вкусная. А это был обычный суп из маниока. И что он благодарен за это. Потом он сразу спросил, обедала ли я. А я ответила, что нет. И тогда он сказал, чтобы я пошла и пообедала, а заодно и разузнала у этих, в форме, что они там решают.
Его судьба решалась на самом высоком уровне весь вечер восьмого и до самого утра девятого октября. Че Гевара понимал, что происходит наверху. Звонки из Ла-Паса в Вашингтон, бесконечные консультации между боливийцами и американцами, цель которых – решить простую дилемму: оставить ему жизнь или казнить.
Его охраняли шестеро рядовых, капрал Уанка, лейтенант Ортис и капитан Прадо.
Хулия Кортес интуитивно чувствовала, что перед ней человек необыкновенной силы. И другой такой встречи в ее жизни больше не будет:
– Он думал, что останется жив. Но когда вошли солдаты и сказали, что все, конец, его расстреляют, он засомневался, знаете, сильно заволновался и занервничал. Он был в отчаянии, но виду не подал. Это был человек большого самообладания и самоконтроля.
Гари Прадо выкурил с ним еще одну сигарету. Похоже, она была последней:
– По выражению его лица я понял, что он в отчаянии. Но он спокойно сказал: «Все кончено». Я сказал ему, что армия будет воевать и дальше, ведь есть и другие партизаны. А он произнес: «Не беспокойтесь, на этот счет все кончено». И знаете, он сказал еще кое-что, примерно так: «Для вас лучше, чтобы я был живой, чем мертвый». А я тогда не придал особого значения этой фразе.
И генерал спросил как будто сам себя:
– Почему?
В Ла Игера прилетели два высокопоставленных военных, командир восьмой дивизии Хоакин Сентено Анайя и начальник военной разведки подполковник Андрес Селич Шон. С ними приказ, бумажка, на которой всего две цифры, «500» и «600». Это означает – «Гевара» и «смерть». Решение расстрелять Эрнесто принял лично президент Боливии. Американцы отговаривали Барриэнтоса, но тщетно. Цепочка, соединявшая президента и солдата, который выполнил приказ, сработала быстро. Андрес Селич, зная о содержимом приказа, из любопытства зашел в помещение, где находился Гевара, и начал избивать приговоренного. Гари Прадо, сославшись на то, что ему нужно преследовать остальных партизан, ушел из деревни. Он не хотел быть палачом. Можно сказать, «умыл руки».
– Потом мы вернулись, и немного за полдень мы прибыли в Ла Игера. Когда мы добрались до Игеры, мы обнаружили, что Че уже расстрелян по приказу президента. Тогда я, уже в составе группы военных следователей, восстановил картину, как там все произошло. Дело было не так, как об этом говорят. Полковник Сентено позвал сержантов и унтер-офицеров, всех, кто находился в Игере, всего семь человек. Лично он никого из них не знал. Тогда он сказал: «Мы получили приказ из Ла-Паса. Добровольцы есть?» И все семеро вызвались добровольцами. Тогда он сказал: «Ты – туда, а ты – туда», и указал им на место, где мы держали пленных. Это были унтер-офицер и сержант, у них были карабины.
Хулия Кортес была ближе остальных местных к школе и первой услышала автоматную очередь.
– Говорят, последнее слово партизана прозвучало примерно так: «Что же ты глядишь, стреляй», после того, как солдаты не смогли выстрелить в него с первого раза. Говорили о том, что солдат испугался, не смог убить Гевару с первого раза, и Эрнесто командовал собственным расстрелом.
– Не было никакого последнего слова, вообще ни слова не было, потому что им ни на что не дали времени. Открыли дверь и выстрелили. Просто пристрелили, – сказал генерал Прадо в ответ.
Это было девятого октября шестьдесят седьмого, примерно в полвторого дня. Доброволец, который выполнил приказ 500–600, – унтер-офицер Марио Теран. «Он был моим курсантом в «учебке», он был хорошим профессионалом, уж не сомневайтесь», – сказал о нем Гари Прадо.
Солдатам приказали сделать несколько выстрелов по мертвому телу Че. Его собирались выставить на обозрение журналистам. Нужно было представить дело так, как будто бы Че погиб в бою. После этого рейнджерам дали отдохнуть. А Хулия Кортес бегом помчалась к школе:
– Охранников у дверей уже не было. Я в отчаянии вошла, уже бегом, и еще в дверях увидела тело, оно лежало на том же месте, где сейчас стоит этот стол. Я пришла, а он смотрел на меня с того момента, как я вошла. Он смотрел мне в лицо. Я подошла к нему, а он продолжал на меня смотреть, и тогда я поняла, что он неживой. Дальше я плохо помню, говорят, в этот момент я, как безумная, закричала.
Гевару привязали к стойке вертолета, на котором прилетел Сентено Анайя. В городке Валлегранде военные заранее подобрали место, куда собирались положить его мертвое тело. Он лежал с открытыми глазами на раковине для стирки белья в лавандерии, прачечной местного госпиталя. А рядом с ним позировали военные в идеально выглаженной форме. Единственная привилегия, которую оказали Команданте. Остальные тела свалили рядом. Все это видно на снимках и на кинопленке, отснятой специально привезенным оператором. Фотограф, кстати, потом сокрушался, что если бы он тоже взял с собой киноаппарат, то наверняка заработал бы изрядно.
