Отар Кушанашвили - Не один
Ну, я, конечно, не упустил случая сказать, что все, кто ходят в Госдуму (исключений я не знаю), идут туда делать карьеру. А есть два правила. С одним я вас уже знакомил: никогда не жалейте людей, у которых есть частный самолет (если вы правильно понимаете метафору и умеете широко ее трактовать), и никогда не заводите дружбу с людьми, очень часто употребляющими слово «духовность». Бегите от этих людей. Как показывает мой зачастую очень горький жизненный опыт, именно эти люди являются форменными ублюдками.
Что до молодой аудитории, конечно, она терялась во время ненормативного обсуждения очень тонкой темы: что является оскорблением чувств верующих. Молодая аудитория сидела там больше для антуража. Ксения блестяще это ведет, и я лишний раз пожалел, почему мы с ней не образовываем тандем. Это обреченный на высочайшие рейтинги (да простит меня Познер, которого я, даже отлученный от работы, обхожу по части профессионализма) классический вариант блестящих ведущих.
Вчера я ловил себя на мысли, что ее поворот головы в мою сторону означает возвращение к традициям кабаре-дуэта «Академия» и американского ТВ: она может меня ни о чем не спрашивать, я понимаю, где выступить ее адвокатом, где подхватить брошенное ею слово, ужасающее группу «Фабрика», «экзистенциальность», где говорить про нравственную безупречность.
Она блестяще ведет, но сам канал «Дождь», который, к чести его руководителей, создан для того, чтобы внедрять в сознание масс позитив, освещая эти тонкие темы, должен понимать: есть две вещи, обсуждая которые мы никогда не придем к примирению. Это политика и это вкусы. Разговоры и о том, и о другом – это путь в никуда.
Мы никогда не договоримся. Вы любите Иконостаса Михайлова, я до конца жизни буду настаивать на том, что Стиви Вандер лучше. Хотя только глупый человек не согласится с тем, что я прав. Но вы имеете право любить Иконостаса Михайлова. Вот моя позиция, которую я отстаивал. Каждый пусть верит в то, во что он хочет.
Никто не может быть прокурором-стукачом – бежать в ближайшее отделение милиции и говорить, что три дуры оскорбили его чувства верующего. Они дуры, они не могут никого оскорбить. А если они оскорбили тебя, значит, ты идиот.
Но каждому нужно дать возможность ходить в храм, возможность играть панк-музыку, организовывать выставки, и никто не имеет право никого судить. Вот с такой позиции повзрослевший и постаревший Отарик сходил вчера к Ксении Собчак.
Я ей благодарен за то, что она (я видел это по ее улыбке), даже не пытаясь скрыть, что мне отчаянно симпатизирует, дала мне высказаться. Этого на федеральных каналах не происходит, и я призываю вас всех: сейчас люди, у которых голова на четыре размера больше мозгов, будут заставлять вас верить в то, что если человек не произносит слово «православие» и не плачет – значит, он враг. Но и другие люди, у которых голова ничем не лучше, будут говорить: любой, кто говорит «русский дух», «русский характер», «православие», – идиот. И эти люди тоже недостойны рукопожатия.
Надо каким-то образом сосуществовать. Это же, в конце концов, общежитие. Это же умение жить в диапазоне между Кафкой и сериалом «Твин пикс», между Тиной Канделаки и Ксенией Собчак – некогда близких подруг, а теперь разошедшихся, потому что Собчак считает Канделаки подлой, а вторая делает все, чтобы это гордое звание подтвердить.
Ваш О.К.
Зачем Николаю Валуеву и другим пацанам политика?
Я понимаю еще, когда спортсменки и сериальные девы «чувство драмы холят в себе и лелеют». Но когда знаменитые спортсмены, искренне полагая, что это выглядит величаво, опускаются до трехкопеечного мачизма, читают по бумаге и с суфлера шпаргалки про любовь к родине… идут в политику, в общем, – этого я не понимаю.
Каждый из них (крайним – потому что вряд ли последним – был футболист Каха Каладзе в Грузии) считает своим долгом попенять всем политикам, что те – убогие, жалкие, зацикленные на своих скучных фрустрациях, а уж они-то, новые, – истые народные любимцы.
Каха Каладзе – вице-премьер? Андрей Шевченко – министр? Марат Сафин – начальник департамента? Николай Валуев – вице-спикер? Не дай бог! Про первых троих я по опыту знаю, что единственная тема, которую они умеют напористо обсуждать, это тема барышень, цыпочек, краль (и тут они действительно в предмете). Про боксера же мне известно лишь то, что самый успешный свой бой он провел на парковке, отправив в нокаут охранника. Еще он снимается в умеренно смешной рекламе и делится в твиттере потрясающими откровениями типа «Дождь, зонты, лето позади».
Спросишь пацанов, чего поперлись в политику, ответят ритуальное: народу помогать, а быстрее всего возложат миссию ответа на пресс-службу, которая, как водится, одарит текстом алмазной огранки с переставленными словами – «помогать народу».
Пусть Вольтер разбирается, проистекает ли великое благо из малого зла (а ложь, пардон, есть релевантная и мерзкая часть зла), но вот здесь и сейчас я понимаю, что бойцы, вожделея власти, просто-напросто хотят денег, еще денег, славы, еще славы. Синекуры, непыльности, хлебности. Это же не то же самое, например, что растить спортивную смену и детей тренировать?
А в политике тебе и секретарша, и плазма, и кондиционер, и над журналюгами можно глумиться, заставляя их сутками ждать.
Спрашивается, есть изъян в таком подходе к жизни? Извините, тут я умолкаю! Потому что ко мне сейчас приближается дзюдоист, стальной чувак Дима Носов.
Я слышал, он тоже хочет, чтоб за ним, нарядным и важным, семенила помощница с кипой бумаг…
Барышня и мракобес, которую он считает дурой
Собчак мой товарищ в юбке, но не соратник, это слово, равно как прочие слова во главе со словом «сподвижник», кажутся мне страшными и тоскливыми.
Кто такой есть Андрей Пионтковский, если б он не взялся поучать КС, я б, надеюсь, не узнал до края дней: я бегу от воспитателей, они тоже кажутся мне страшными и тоскливыми. С непростительным, наверное, опозданием я прознал, что сей человек – тоже идейный оппозиционер.
Строго рассуждая, я для себя все в большей мере и со все возрастающим удивлением открываю так называемых оппозиционеров.
Они ругаются, как мы ругались в армии, продавая воспитанность вразвес небольшими кусочками…
Дядя в больших летах безостановочно хамит барышне; слыханное ли дело?! Эти люди вовсе не заботятся о том, как их припекут на том свете за люмпенское поведение и сильнейшим образом отметелят (отшлепают – в случае с Собчак). Ни возраст, ни пол не дают права людям таким сильнейшим образом друг дружку поносить и клясть. Собчак хочет давить на власть, безудержно и бестрепетно, безостановочно и энергично добиваясь от нее хоть каких-то реформ. Пионтковский полагает такую борьбой стрельбой из пушки по воробьям, прозаично утверждая, что пока ВВП на капитанском мостике, все это – сотрясание воздуха, заигрывание со Зверем, именины черствого сердца.
Он просканировал внешний вид Ксюши и пришел к выводу, что имеет дело с дурой.
Собчак, полагающая себя истребителем скверны, невозмутимо ответствовала, что П. – мракобес «с искривленным злобой лицом».
АП злится и грозит всем адом, зачем-то то и дело употребляя слова «сифилис» и «ботокс».
Ему отвечают, что он давно уже в аду, и спрашивают, каково это – лизать огненную сковородку.
Они не спускают друг другу ни слова, ни взгляда, ни шага. Они думают не о вас, не обо мне, они думают о себе и друг о друге, они очарованы собой и покорены друг другом. Их теперь до черта, они сами черти, от того, что они делают, чертям тошно, они хотят научить ВВП править страной, не умея организовать партию из шести человек, плохо выглядят и визжат на девушек, которые тоже умеют.
Американские гекубы
Ну что нам Гекуба? Какая разница, кто – Барак или Митт? Какая мне лично выгода, какой мой личный профит, если верх возьмет тот или другой? Если даже победит, обнаружив способность к левитации, в результате непонятных флуктуации ума спев «Подмосковные вечера», с металлом в голосе признавшись нам в любви, порывисто воскликнув, что отличает и души не чает! – мою Джорджию от одноименного штата, окатив ледяным молчанием всех, кто про нас плохо, станцевав да хоть «яблочко»: нам, вам, мне что с того?! Как говорит один не очень известный в профессиональных кругах, но широко – в ночных клубах: «Мне – МОНОХРОМНО».
Выборы – это шоуменство, и я, как шоумен номер раз в Экваториальной Гвинее, должен вам сказать, что шоуменство не предполагает боязни, что боги проклянут, а, напротив, предполагает высокохудожественное вранье; вы – тем паче в Америке, где выборы суть античный жанр должны уметь усердно заряжать прищур сплавом гиперстали и отариковского лукавства. Выборы – это актерство: «Всласть целоваться, не любя, и выть, когда никто не умер»; это игрища с цифрами, постижение искусства поведения гейш, это дружба с полемическим запалом, большой дар завирального рассказчика, это сумма счастья, выраженная в голосах из лабильного штата Огайо, которым спасибо сегодня, но завтра – «прощай!»
