Мирон Долот - Голодомор: скрытый Холокост
Громкие и продолжительные аплодисменты прервали его речь.
— Товарищ Сталин…
Кто-то опять захлопал в ладоши, но на этот раз он проигнорировал аплодисменты и продолжал:
— …Товарищ Сталин называет таких людей пособниками врагов народа.
Он намеренно замолчал и оглядел собравшихся. Затем его взгляд устремился на главного конюха:
— Будьте любезны, объясните мне, почему нет или всё-таки есть, как бы вы их там не называли, кобылы? Почему, а? Поясните, пожалуйста. Не можете! Нечего объяснять. Всё ясно.
Взволнованный конюх сорвался со своего места, намереваясь, что-то сказать. Затем передумал, сел и поднял руку. Но никто не обращал на него внимание. Товарищ Черепин продолжал:
— И как могут кобылы, содержавшиеся в изоляции, на плохом корме стать, как бы вы это там не называли?
Он быстро проглотил последние слова и пошёл дальше:
— Нет, нет и тысячу раз нет! Никогда! И классовые враги это знают. Даже очень хорошо знают. Именно поэтому кобылы содержаться отдельно от жеребцов, и их накрепко привязывают в стойлах. Всё это вместе и объясняет, почему производительность наших кобыл такая низкая, и почему у нас так мало жеребят колхозе! Поэтому в нашем колхозе никогда не будет много лошадей, до тех пор, пока эти враги народа орудуют в наших конюшнях.
Товарищ Черепин закончил свою речь в атмосфере удовлетворения и табачного дыма. Он отпил воды и сел на своё место. Только уже после полуночи, когда выступили все члены партии, заклеймив врагов народа и переложив всю вину на конюхов, собрание подошло к концу. Наконец, комсомольский вожак зачитал окончательное решение. Насколько я помню, оно гласило:
Беря во внимание отчёт представителя партии товарища Черепина, относительно указаний районной партийной организации начать «Лошадиную» компанию по всей области, мы, члены колхоза имени Ленина, решили незамедлительно включиться в выше названную компанию. Начав «Лошадиную» компанию, мы торжественно обещаем нашей партии и её дорогому и мудрому…
Конец предложения потонул в грохоте аплодисментов. Но после восстановления тишины, он повторил:
«Мы обещаем достигнуть ста процентной плодовитости наших кобыл!».
Последовал шквал аплодисментов. Решение было единогласно принято.
На следующий день все конюхи были освобождены от занимаемых должностей и переведены на полевые работы. Главного конюха увезли в районный центр, и больше мы его никогда не видели.
Условия содержания лошадей радикально изменили. В соответствии с указаниями товарища Черепина «дать кобылам шанс зачать жеребёнка» все лошади держались в стойлах непривязанными. Это был строгий приказ товарища Черепина.
Хотя подобные перемены произвели во всех колхозах в соответствии с планами «Лошадиной» компании, трудности с лошадьми преодолены не были, по крайней мере, в то время. Сельские шутники острили, что проблема не двигается с места, потому что партийные и правительственные инструкции продолжали не учитывать важную деталь. Партия забыла о роли жеребцов.
Глава 15
Однажды утром, явившись в колхозную контору для получения указаний по работе на текущий день, мне было поручено везти председателя колхоза в районный центр. Без промедлений, я сразу же запряг лошадь в колхозную телегу, и как только подошёл председатель, мы отправились в путь.
Мой пассажир, товарищ Маевский, был приезжим. На работу в наше село его прислала районное руководство и он тоже был «их» человеком. Это был крупный человек лет сорока. Он имел носатое, круглое и одутловатое лицо, всегда тщательно выбритое. Мы так никогда и не узнали, чем он занимался раньше, но одно было ясно: он не имел опыта и знаний в сельском хозяйстве. Самой большой его ценностью был револьвер, который он всегда носил при себе, выставив его напоказ. В конторе револьвер лежал у него на столе, и он имел привычку демонстративно поигрывать им, если посетитель почему-то вызывал у него неудовольствие.
Как только мы выехали из села, товарищ Маевский заснул, удобно расположившись в телеге, поэтому поездка оказалась очень спокойной.
Мы провели совсем немного времени в районном центре и к полудню повернули обратно. День выдался замечательный. Ярко светило солнце. Ласково обдувал ветерок, и высоко в небе пели жаворонки. Дорога сделала крутой поворот, и я увидел мужчину, медленно шагающего впереди нас по направлению к селу. Подъехав поближе, я узнал его: это был Василик, мой дальний родственник и сосед.
Эта неожиданная встреча создала для меня проблему. Всего несколько дней назад в село прибыла милиция, разыскивая его. А теперь он спокойно шагал по дороге в нескольких метрах от меня. Сейчас я его нагоню, и он обязательно заговорит со мной. А это было равносильно смерти, потому что в моей повозке находился самый безжалостный начальник нашего села.
Я пытался попридержать лошадь, но это не помогло, потому что Василик шёл очень медленно. Вдруг я заметил узкую колею справа от главной дороги. Повинуясь внезапному порыву, я свернул на эту колею. Я был уверен, что Василик воспользуется тропинкой, пересекавшей ближайшее поле, чтобы сократить расстояние до села.
Но теперь дорога стала неровной, телега подпрыгивала на кочках, и товарищ Маевский сразу же проснулся. Я притворился, что задремал. Это разозлило его. Он стукнул меня в спину своим сапогом и приказал повернуть обратно на просёлочную дорогу.
Я сделал ещё одну попытку избежать встречи с Василиком и погнал лошадей в галоп. Но, несмотря на то, что мы быстро обогнали его, Маевский его всё-таки заметил. Он приказал мне остановить лошадей и спрыгнул с телеги. Василик увидел его, понял всю опасность создавшегося положения и нырнул в пшеничное поле. Маевский погнался за ним. Затем я услышал выстрел, за ним — другой — и вскрик, потом — ещё один выстрел…
Маевский вернулся к телеге, его лицо сияло от удовольствия. «Он хотел убежать», — произнёс он, обтирая револьвер. Затем Маевский зачем-то навёл револьвер на лошадиную голову. При этом его лицо выражало явное удовольствие.
— Он сделал большую ошибку, — продолжал он, разговаривая больше с собой, чем со мной. — Он не знал, что, значит, иметь дело с красным партизаном. Ну а теперь он знает…
Засунув револьвер в кобуру, он прокричал:
— Сотни контрреволюционеров пытались сбежать от меня, но сейчас они все на том свете!
Затем он внимательно посмотрел на меня.
— Так, так…, - процедил он сквозь зубы. — А ты хотел ему помочь.
После этого он забрался в телегу и вскоре захрапел.
Судьба Василика была, на самом деле, предопределена в ту февральскую ночь, когда сотни жителей села подверглись аресту и были сосланы. Его отца, хотя и бедняка, объявили кулаком, и поэтому арестовали всю семью, включая Василика.
Прошло около года, когда однажды мы получили письмо без подписи, присланное из Архангельска, сообщавшее, что Василик был застрелен при попытке бежать из лагеря.
Затем, однажды июньской ночью, когда мы уже собирались ложиться спать, послышался осторожный стук в дверь. После минутного замешательства я всё-такт отворил дверь. Через порог переступил измождённый человек. Я сразу узнал Василика. Пожимая мне руку, он заставлял себя улыбаться. Он выглядел совершенно обессиленным. Его одежда была порванной и грязной, а ноги обмотаны тряпками.
— Мы думали, тебя убили! — воскликнула мама, увидев Василика. — Что стало с твоими отцом и матерью, со всеми…?
— Я и на самом деле мертвец, — перебил он её, пытаясь шутить. — Это не я, а моё привидение. Вы когда-нибудь видели привидение?
История, которую он рассказал, действительно, оказалась ужасной. Я хорошо её запомнил.
В ту февральскую ночь на улице завывала метель. Длинная вереница саней, нагруженных арестованными крестьянами, выезжала из села под конвоем милиции и солдат, вооруженных винтовками и пулемётами.
В пути произошло много трагических случаев. Один парнишка лет шестнадцати пытался бежать. Он спрыгнул с саней и бросился бежать, но пулемётчики открыли огонь, и он упал в снег. Раненого, его окружили и вернули в сани. Охрана, несмотря на ранение, крепко привязала его верёвками к саням. Ранение оказалось смертельным, и он умер в пути, ещё до того, как достигли железнодорожной станции.
Солдат ГПУ ехал в одних санях с арестованными. Не обращая внимание на окружающих, солдат начал гнусно приставать к молодой девушке. Мать девушки, потеряв терпение, дала ему пощёчину. Солдат схватил своё ружьё и в упор выстрелил в женщину, убив её наповал.
Прибыв на станцию, девушка подошла к старшему офицеру ГПУ. Произнося слова достаточно громко, чтобы каждый мог его услышать, он информировал девушку, что её мать была убита солдатом в целях самозащиты. Её мать, «арестованный враг народа», сказал он, напала на охранника с намерением начать волнения среди заключённых кулаков. Таким образом, действия солдата было законным, патриотическим и даже геройским. Девушку и её двух младших братьев после этого куда-то увели, и что стало с ними, никто не знает.
