Павел Крусанов - Действующая модель Ада
Опасно вызывать голодных духов — им не хватает тел, и уж коль скоро их вызвали, они не упустят случай воплотиться.
15. Ислам и христианство: столкновение с реальностью
Причину актуальности темы противостояния ислама и христианства сегодня, увы, объяснять никому не нужно. По данным книжного рынка, небывалым успехом в последнее время пользуются многочисленные издания Корана и жизнеописания пророка Магомета — схоластический межконфессиональный спор, долгое время бывший уделом специалистов, теперь вырвался из темницы политкорректности и стал предметом едва ли не бытового обсуждения. Самочувствие овечки Долли, веерные отключения электричества и преимущество евро над долларом как излюбленные темы досужих бесед, вроде бы, отступили на второй план перед внезапным открытием: бесправная Гюльчатай сбросила паранджу, но вместо милого личика, миру предстал огненный взгляд фанатика, обвязанного поясом шахида и выносящего приговор беспечному и химерно благополучному христианскому миру.
Конечно, можно говорить о том, что обида мусульманских стран на западную цивилизацию вполне обоснована, можно говорить о противоречиях внутри самого ислама, об эволюции терроризма и о необходимости проявлять взаимную сдержанность, однако все, даже самые здравомыслящие, суждения на эти темы неизбежно оставляют ощущение какой-то недоговоренности. В чем секрет силы ислама? — вот что хотели бы знать люди иных вероисповеданий (равно как и атеисты), покупая Коран и биографию пророка. Вся Европа плюс США сегодня чем-то напоминают Главного Буржуина, выпытывающего у Мальчиша-Кибальчиша Военную Тайну: есть у нас и бочка варенья, есть и корзина печенья, так что же нам никак не победить эту армию?
Внимательный и непредубежденный читатель сакральных текстов невольно сделает для себя по крайней мере один бесспорный вывод: ничто непосредственно в содержании исламского учения не объясняет его победной поступи. Записанные здесь мудрые мысли и строгие заповеди встречаются и в других священных книгах (да и не только священных). Тем не менее рост числа верующих мусульман значительно опережает рост приверженцев других конфессий, и дело здесь не в одном лишь естественном демографическом факторе. Происходит стремительная исламизация традиционно православных регионов Африки, постепенная, но стабильная исламизация черной Америки, да и Западная Европа исподволь обнаруживает аналогичную тенденцию, по крайней мере, среди интеллектуалов. Одним из первых в этом ряду был французский философ-традиционалист Рене Генон. Также стал мусульманином и небезызвестный философ и писатель Роже Гароди, с которым полемизировал лично товарищ Сталин. Можно долго перечислять новобранцев исламской когорты, мобилизованных из христианского мира, даже если ограничиться только профессорами и преподавателями Сорбонны, а прочих певцов и боксеров оставить за кадром.
Но если непосредственное содержание не имеет отношения к "Военной Тайне", то, может, все дело в молодости ислама как религии, а следовательно в покуда бодрой еще энергии прозелитизма? Ислам юн, свеж и полон сил, а христианство обременено грузом времени и уже успело изрядно порастратить свой запал — такое объяснение сейчас весьма популярно, но не слишком убедительно с исторической точки зрения. Конечно, ислам возник почти на шесть столетий позже, чем христианство (насколько это существенно для истории — отдельный вопрос), но зато распространение ислама в качестве всемирной религии началось раньше, чем массовая христинизация Европы. Изгнание арабов из Испании во времена реконкисты воспринималось европейскими современниками как торжество юной, только еще становящейся веры над закосневшей книжной мудростью магометан. Любопытно, что французское Просвещение считало ислам безнадежно старой формой вероучения, уже не способной ни к какому развитию. Кстати, веротерпимость в крупнейшей мусульманской державе того времени — Османской империи — можно сопоставить только с веротерпимостью современной Европы.
Выходит, хронологический возраст не может дать ответ на вопрос об источнике силы. Просто сменяющие друг друга на протяжении истории поколения считывают одни и те же заповеди по-разному. Поскольку во всех священных текстах упоминается и мир, и меч, то очень важным оказывается механизм избирательной слепоты, позволяющий в упор не видеть утверждения, не соответствующие внутренней цензуре сегодняшнего дня (например, правилам политкорректности). Причем, одно дело, когда уважаемые муфтии и улемы приводят подходящие цитаты из Корана для широкой аудитории неверных, вроде изречения пророка "Не совершайте насилия над другими и не допускайте насилия над собой" (тут не слепота, тут как раз прозорливость), и совсем другое дело, когда римский понтифик ездит по миру в мучительных поисках, у кого бы еще попросить прощения. Времена индульгенций вернулись как фарс: когда-то римская церковь торговала прощением за еще несовершенные грехи, теперь пытается получить прощение за чужую вину.
Сегодня большинство христиан, будь они православными, католиками или, скажем, баптистами, искренне полагают, что кротость, милосердие и всепрощение составляют саму суть их вероучения. Между тем, подобная трактовка не имеет ничего общего с каноном: одно дело смирение, стремление к покаянию и совсем другое — всепрощение. Безоглядно отдавшись во власть цензуре политкорректности, христиане забыли, что всепрощение является такой же исключительной прерогативой Бога, как и функция Верховного Судии, как Божественное свойство всеведения и всеблагости. Теологи далекого и недавнего прошлого это прекрасно понимали (стоит вспомнить хотя бы Николая Кузанского и Мартина Лютера), но для современных христианских философов греховность человеческой претензии на всепрощение почему-то оказалась в зоне избирательной слепоты. А между тем, в основе христианства, равно как и любой другой всемирной религии, лежит незыблемый принцип: существуют силы, примирение с которыми невозможно. Эти силы, эти начала именуются адскими, дьявольскими, инфернальными. Верующий может и должен им противостоять, но попытка их обращения или, как принято сейчас говорить, попытка диалога с ними в принципе находится за пределами человеческой компетенции. Преступающий эту черту совершает не просто серьезное прегрешение, он безусловно отпадает от Бога как еретик. Однако, начиная с середины ХХ столетия, повсеместно все больше укореняется и распространяется новая ересь в христианстве — ересь всепрощения.
Интересно, что подобным образом разжиженное христианство полностью солидарно с нынешним светским гуманизмом (он не всегда был таким) в прогрессирующем страдательном уклоне, который на первый взгляд кажется вполне невинным: ну что страшного в том, что немного переборщишь в сострадании? Ведь не в жестокости же… А между тем, сколько мудрых притч существует на эту тему. Вот, скажем, сюжет, взятый из арабских сказок и знакомый нам по "Старику Хоттабычу": рыбак случайно находит сосуд и освобождает томившегося в нем джинна. Джинн за многие столетия, проведенные в заточении, обещал множество благодеяний будущему освободителю, но, убитый ожиданием и отчаявшийся, он, в конце концов, поклялся умертвить спасителя. Именно эта клятва и возымела действие. В сказке рыбака выручила хитрость, и хочется верить, что урок пошел ему впрок. Ну а что касается современного европейского гуманиста, обладающего короткой инфантильной памятью и благоприобретенной избирательной слепотой, то страдания заточенного бедолаги наверняка разжалобили бы его, а уж последствия этого сострадательного уклона нетрудно представить.
Можно, в принципе, даже предположить, что ересь всепрощения еще более губительна по своим экзистенциальным и социальным последствиям, чем гордыня богоборчества, свойственная, например, периоду раннего героического гуманизма. Иаков, боровшийся с Богом, был отмечен хромотой, но узурпатору эксклюзивного Божественного всепрощения уже не отделаться так дешево — его ждет полный паралич воли. Погрузившись в мир какой-то сладкой примиренческой грезы, он (узурпатор) даже сейчас, когда его мнимый мир трещит по швам от столкновения с реальностью, по-прежнему не в силах прозреть и увидеть вокруг неприглядную, ощетинившуюся и, как водится, суровую действительность.
Ну а как обстоит дело в исламе? С ересью всепрощения там все в порядке — ее нет и в помине. Чего стоит только одна знаменитая фетва аятоллы Хомейни, оглашенная 18 февраля 1989 года:
Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного. Един Аллах, к которому мы все вернемся. Я хочу сообщить неустрашимым мусульманам всего мира, что автор книги, называемой "Шайтанские суры", написанной, отпечатанной и выпущенной в свет в качестве вызова Исламу, Пророку и Корану, равно как и те издатели, которые были осведомлены о ее содержании, приговорены к смерти.
