Сергей Кремлев - Кремлевские пигмеи против титана Сталина, или Россия, которую надо найти
Физик Эйнштейн считал, что наука не призвана ставить цели (общественные, естественно), и хотя такая постановка вопроса не представляется очень уж верной, с ней можно согласиться в том смысле, что для науки более свойственно оценивать те или иные цели общества.
Но в любом случае наука обязана предупреждать общество о возможных негативных последствиях реализации тех или иных целей. Наука должна предупреждать о бедах и, тем более, не должна затаскивать общество в них.
Уже Академия наук СССР, особенно — горбачёвского образца, скатывалась на прямо преступные общественные позиции. «Академические» «экономисты» типа академиков Абалкина, Шаталина, Аганбегяна уверяли общество в якобы несостоятельности плановой экономики, в якобы благотворности рынка, в необходимости безработицы, «шоковой терапии» и т. п.
Отделение экономики АН СССР прямо и сознательно подталкивало общество к отрицанию социализма и к призрачным надеждам на капитализм. И деятельность АН СССР по открытому разложению СССР поощрялась сверху и оплачивалась извне.
Отделение истории АН СССР и Отделение философии и права АН СССР тоже не безвозмездно (то есть не бесплатно) переходили на подлые, антинаучные ренегатские «рельсы», докатываясь до антисоветизма и антикоммунизма.
Остальная же Академия наук СССР при этом помалкивала, хотя в её истории был опыт коллективного письма сотен членов АН СССР в ЦК КПСС с осуждением (как сейчас понятно — неаргументированным и некорректным) деятельности академика Лысенко в 60-е годы.
Теперь же, во время горбачёвщины, ни один из советских академиков, не говоря уже об АН СССР как неком целом, не возвысил свой голос в защиту СССР и социализма.
А ведь учёным в СССР верили.
Зато многие разрушительные социальные и экономические преобразования перестроечных и постперестроечных годов были «освящены» «авторитетом науки».
То есть уже АН СССР была повинна не только в общественно преступном бездействии, но и в общественно преступных действиях. Российская АН это положение лишь усугубила и обострила.
А ведь чисто научный анализ нынешней ситуации в РФ, предпринятый с позиций любой отрасли научных знаний, даже петрографии, ботаники или палеонтологии, приводит к однозначной оценке нынешнего режима в РФ. И эта оценка не может не быть научным приговором режиму: наука в РФ много лет разрушается самим государством.
ЧЛЕНЫ РАН не могут не видеть исключительно разрушительной сути режима как учёные. Но тогда уже как граждане, члены РАН обязаны всемерно и постоянно доводить результаты своего анализа до широкой общественности, до народа.
И — не доводят!
Что это, как не научное и нравственное преступление?
В РАН сегодня нет «российских учёных» — все члены и члены-корреспонденты РАН — это советские учёные, получившие образование в высших учебных заведениях СССР, воспитанные и сформированные советскими научными школами. Тем не менее нынешняя РАН предала не только своё былое гордое имя Академии наук СССР, но даже свой профессиональный праздник.
Учёные Советского Союза каждое третье воскресенье апреля отмечали День науки. Даже — не советской науки, а вообще Науки, поскольку в СССР Наука стала одним из важнейших факторов развития страны — в полном соответствии, к слову, с основным экономическим законом социализма, сформулированным Сталиным.
Выбор даты праздника науки в СССР был связан с тем, что в конце апреля 1918 года Ленин написал (не подписал, а лично написал) «Набросок плана научно-технических работ», куда одними из первоочередных задач науки входили электрификация всей страны и исследование естественных ресурсов России.
Но в 1999 году «россиянские» учёные согласились на учреждение Дня российской науки, хотя уже к тому времени понятие «российская наука» было понятием скорее фантомным, то есть призрачным, реально не существующим. Новый «праздник» был приурочен к дате основания Академии наук по указу петровского Сената от 28 января (8 февраля по новому стилю) 1724 года.
От Петра отсчитывала начало науки в России и советская страна, и это было объяснимо. В царской России после Петра наука оказалась бедной падчерицей общества, а в СССР она стала интеллектуальным лидером общественного процесса.
Показательно, что Пётр ставил перед Академией весьма скромные задачи и по тем временам не мог не ставить перед ней лишь скромные задачи. Пётр повелел «учинить академию, в которой бы учились языкам, также прочим наукам и знатным художествам и переводили б книги».
Всего-то!
Предав советский День науки, «Россиянская» Академия наук сама отреклась от былых грандиозных задач, которые ставило советское общество перед советской наукой и которые советская наука успешно решала даже в условиях её подавления различными «агентами влияния» и просто бездарными карьеристами.
Наука в СССР имела вполне понятный высокий авторитет как у народной массы, так и у руководства СССР — даже во времена инертного Брежнева, даже во времена невежды Хрущёва. Фактически члены Академии наук СССР пользовались социальным иммунитетом сродни дипломатическому, то есть обладали своего рода правом неприкосновенности.
Физик-академик Сахаров предал науку и интересы Родины, прямо объявил себя политическим противником социалистического строя и был лишён всех правительственных наград и званий, за исключением единственного — звания действительного члена АН СССР.
Соответственно, он продолжал пользоваться и тем государственным обеспечением, которое полагалось ему как члену АН СССР.
Крупный математик, член-корреспондент АН СССР Шафаревич опубликовал за рубежом историко-политиче-ский пасквиль на социализм, что наверняка стоило ему избрания в действительные члены АН СССР.
Однако уже полученного звания члена-корреспондента АН СССР Шафаревич лишён не был. Как и финансовых выплат, связанных со званием членкора.
Академики из РАН обо всём этом предпочитали все антисоветские годы помалкивать, а сегодня Академию наук всё больше игнорируют. Но даже нынешний Кремль, при всей его очевидной и усиливающейся склонности к тоталитарности, не рискнёт применять какие-либо серьёзные санкции к учёному с высоким официальным статусом академика РАН.
Даже — в случае самой острой интеллектуальной и гражданской его конфронтации с режимом.
А если таких академиков будет десяток?
А если — сто?
Причём чем более острой, принципиальной и публичной, гласно заявленной была бы конфронтация, тем больше было бы у протестантов шансов на то, что им «ничего не будет».
Порукой тому — не только по-прежнему высокий авторитет науки, но также и то обстоятельство, что крупные учёные РФ являются неформальными членами интернационального научного сообщества, и это обеспечивает российским учёным дополнительный социальный иммунитет.
Что, если бы президиум РАН созвал чрезвычайное Общее собрание РАН с приглашением на него ведущих зарубежных учёных, с привлечением ведущих мировых средств массовой информации? И что, если бы с трибуны этого Общего собрания РАН отечественные учёные аргументированно предали интеллектуальной анафеме нынешний кремлёвский режим и его опору — частную собственность?
Что, если бы РАН публично обратилась к стране с предупреждением о том, что нынешний режим, установленный в результате избрания народом череды политических обманщиков, губителен для нас уже в ближайшем будущем?
Что, если бы РАН потребовала гласного, многодневного, транслируемого по всем телевизионным каналам общенационального «круглого стола», потребовала бы проведения референдума по основным вопросам и т. д.?
Убеждён, что даже Кремль был бы вынужден с такой — единой и коллективной — позицией Академии наук считаться.
Однако дела обстоят прямо противоположно. Несмотря на особо выигрышное социальное и системное положение в обществе, Российская Академия наук фактически освящает своим молчанием антинародную и разрушительную политику нынешнего Кремля.
Думая о нынешней РАН, тоже вспоминаешь «Путешествия Гулливера», но уже не в Лилипутию, а в странную страну Лапуту, где имелась странная «академия» «наук». Если РАН будет по-прежнему гнуться перед режимом, она вполне может выродиться в карикатуру на саму себя и стать чем-то вроде сборища псевдоучёных в Лапуте.
О сопоставлении же РАН с АН СССР вообще говорить не приходится!
В ДОМЕ повешенного не говорят о верёвке, и в храме «россиянской» науки предпочитают помалкивать об убийстве великой советской науки ельцинским и постъельцинским режимом.
В доме со стеклянными стенами не принято бросаться камнями, и «россиянская» академическая наука стоит перед Кремлём по швам — упаси бог ненароком швырнуть в него камень, и непрочные замусоленные стены рухнут.
