Дмитрий Лекух - Война, на которой мы живем. Байки смутного времени
И вызывает, кстати, вполне законные вопросы: типа, а где, собственно, хоронить, ежели чего — тьфу три раза и сто лет ему здоровой жизни, разумеется, — того же главного защитника «красных покойников» товарища Зюганова?
Да и вообще — у нас что, героев мало?! Оглянуться не успеешь — очередной «герой» с очередной раскладушкой в очередной мавзолей лезет.
Просто беда. С таким народом — вообще никаких мавзолеев не напасешься.
Ага…
Все это, конечно, скорее, по разряду «черного юмора». Но если шутки в сторону, то существование мемориального кладбища на главной площади страны, где ежегодно случается не одно массовое гуляние, в нынешних условиях, по-моему, выглядит просто бессмысленным.
Причем, даже если исходить из чисто прагматических соображений.
Во-первых, «красная вера», или «красная религия», о которой так искренне пекся искренне мною уважаемый Александр Андреевич Проханов, элементарно, увы, не выдержала испытания временем, так и не став «красным культом».
Нет, я, заметьте, вообще ничего не говорю по поводу памятников Ильичу — пусть себе стоят.
Но мумия когда-то живого человека в свободном и отчасти коммерческом доступе на главной площади страны — это все-таки что-то несколько иное, согласитесь.
Настолько иное, что у человека православного вызывает, как минимум, чувство сопричастности к факту глумления над покойником, а у атеиста-прагматика — просто глубочайшее изумление какой-то фантастической, или я бы даже сказал, фантасмагорической нелогичностью всего происходящего.
Нет, если бы коммунизм в «большевистской версии» победил, тогда бы еще как-то — было понятно, да. Но он ведь, как бы мы к этому ни относились, все-таки проиграл… Причем с таким оглушительным треском, что хорошо еще, хоть сама Россия устояла. Устояла — и выбрала совершенно другой, какой угодно, только не ленинский путь развития…
Нет. Я бы еще понимал — Сталин. Тот, опять-таки, как к нему ни относиться, хотя бы может претендовать на то, что «спас Россию» в Великой Войне…
Не в этом дело.
Мы теперь, правда, по факту, живем в совершенно другой России. Хорошей, плохой, лучше, чем «при коммунистах», хуже — неважно. В другой.
В которой ликвидация мемориальных большевистских захоронений в центре столицы выглядит не какой-то политической акцией или предвыборным пиаром (если в «Единой России» на это рассчитывали, то они — полные идиоты: чисто рейтингово, чисто технологически — это заведомо «минусовая» акция, поверьте старому маркетологу), а элементарным наведением хотя бы относительного порядка. Уборкой территории.
Просто хотя бы потому, что сейчас Манежную площадь столицы волнуют са-а-авсем другие вопросы.
И, увы, «тело и дело Ленина» занимают в этом списке вопросов почетные места где-то между искусством макраме и весовыми параметрами участников состязаний по перетягиванию каната, состоявшихся в прошлом году в городе, допустим, Сызрани.
Вы спросите у меня, разумеется: а почему именно Сызрани? И я честно отвечу: да хрен ее, эту Сызрань, знает. Так. Подумалось…
И — никаких морально-этических оценок происходящему. Вообще никаких.
Где-то так…
К вопросу о сносе памятников
Вот я почему-то с самого начала знал: как только Лужкова снимут, первой жертвой его отставки неминуемо станет черный чугунный урод made by Церетели, который, поговаривают, был в девичестве задуман как Колумб, но в результате жесточайшей революционной целесообразности, стал Петром Первым.
Влюбленные под этим чудовищем свиданий, безусловно, не назначают — и не потому что на воде стоит. А вы бы хотели, интересно, чтобы ваша будущая жена потом всю свою жизнь икала — просто оттого, что случайно взглянула в окно и ей там эта хреновина примерещилась?!
Ну, в общем, и никто не хочет, если честно. Потому и не назначают…
Но я-то о другом.
Под «железным Феликсом» тоже никто свиданий не назначал, идиотов не было, — но снесли его, думается, не поэтому. По крайней мере, художественная ценность данной работы сомнений не вызывала, это вам не Церетели.
Зато художественная — не нравственная (заметьте!) — ценность приволоченного с Соловков булыжника лично у меня, простите, вызывает некоторые сомнения.
Вот и возникает вопрос: а есть ли вообще такой критерий, по которому можно сносить памятники?
Если честно, с моей личной точки зрения — нет такого критерия.
Поэтому — опять-таки с моей личной точки зрения — на Лубянке прекрасно уживутся и «железный Феликс», и «соловецкий камень», к которому он, извините, некоторым образом, даже и причастен.
Ну, вот такая история была у нашей с вами страны.
И сам Дзержинский, и соловецкие мученики — уже там, в ней. В истории.
До них уже не доплюнуть.
Пусть себе стоят…
Жара. Или дело привычки
Я уже как-то рассказывал — только что из-под Астрахани вернулся, с рыбалки.
Отлично отловились, кстати, несмотря на жару. Судака — шквал, давно такого не видел. Да и с другой рыбой порядок, вроде: сом, сазан, щука, естественно, приличная. Про мелочь всякую, вроде трехкилограммовых лещей, я уж и не говорю. Их там никогда за серьезный трофей никто и не считал: ехать на Большую Волгу для того, чтобы там лещишек дергать, — это, парни, на грани потери самоуважения, извините.
Ну, и самое главное — уже несколько лет, как в Волгу снова стала заходить крупная каспийская сельдь. В том числе знаменитый залом — вырастающий, говорят, чуть ли не до трех килограммов (не знаю, больше «двухи» ни разу не ловил) хищник, образующий, фактически, «жерешиные котлы».
Кто сам ловил — тот поймет. Вполне достойный (и очень вкусный!) противник для любого, вооруженного легкой «лайтовой» палкой спиннингиста. Мы с товарищами, конечно, большей частью все это время по судаку выступали. Но и на залом пару раз, естественно, тоже отвлеклись.
Вообще, если ездишь в одни и те же места каждый год, очень интересно наблюдать за изменениями в хорошо известных тебе районах. В том числе и за изменениями, происходящими с неплохо знакомыми тебе людьми.
Вот, к примеру, с егерем знакомым разговорился. На сазана сидели. Там, иной раз, пока поклевки дождешься, — полжизни пересказать успеешь.
Так вот, мой постоянный егерь, Толик — из «бывших», так сказать. Даже отсидел в свое время за браконьерство. Недолго, конечно, но — факт есть факт. А тут — даже для себя, говорит, сетки старается больше не ставить. Если только в деревне, прямо под окнами, на воблу во время «хода». Да и то…
— Что, — спрашиваю, — так серьезно гонять начали?
— Да по-разному, — жмет плечами. — И это, конечно, тоже. Хотя откупиться при желании все равно можно. Хоть и не всегда. Нарвешься на «чужих» — хрен откупишься. Да и не в этом дело. Просто работа нормальная появилась. Сам знаешь, хороший егерь только зарплату на базе под тридцать тысяч получает. Плюс «чай» — на круг в месяц еще где-то столько же получается. Ну и на хер мне рисковать? На базе меня уважают, реку я знаю. Так что смысла нет ни малейшего снова «по красной» выступать…
«Красной», кстати, в тех местах почему-то осетровых называют, а вовсе не то, о чем вы только что подумали.
Договорить он, кстати, так и не успел. Только я за пивом отвернулся — впоролся «поросеночек», еле потом прокачал.
Вывели, естественно. Он, уж, если сядет — так сядет…
Едем на базу, а по дороге, глядим, инспектора бывших Толиковых «коллег» винтят. Причем, судя по имеющим место быть снастям, — похоже, винтят по-взрослому. Возможно, что, даже и на срок.
— Что, — усмехаюсь, — эти себе такую работу, как у тебя, похоже, не нашли?
Он только плечами пожал.
— Может, — хмыкает, — и не нашли. А может, и не искали. Люди, считай, почти двадцать лет без работы сидели, только рекой и кормились. Нелегко теперь заново-то привыкать…
— Наверное, — соглашаюсь, со вздохом, — и нелегко…
И тянусь в переносной холодильник за еще одной бутылкой знаменитого легкого астраханского пива.
А что вы хотите?
Жара…
Уходящая натура
Вот что меня реально радует в последнее время — так это уменьшение количества сумасшедших.
Тех самых, которых парни из тогда еще молодого, не избалованного и вовсю креативящего «Камеди клаба» предельно точно диагностировали в свое время, как «людей, разговаривающих с телевизорами».
Ага.
Ну, вот так сложилось, что на всем огромном постсоветском пространстве неожиданно появилось огромное количество разнополых и разновозрастных индивидов, неожиданно принявших решение, что именно их мысли, облеченные в, так сказать, слово, призваны непременно спасти Отечество. И именно это «спасение Отечества» стало главным делом их жизни: и вправду, какая тут, на хрен, семья или работа, когда человек Отечество спасает?!
