Владимир Белоусов - Всемирный следопыт, 1930 № 02
Заслуги «Следопыта» в этом отношении более чем бесспорны, и значительны. В годы, когда стальное кольцо врагов стискивает наши кордоны, когда каждый час, каждый миг несет нам опасность сокрушительного взрыва войны, — которой мы не хотим, но к которой мы должны готовиться, — в эту эпоху задача воспитания волевого, закаленного, инициативного человека приобретает особо актуальное значение.
* * *
Ошибочно было бы думать, что «Следопыт» делается в тиши редакционного кабинета узким замкнутым коллективом писателей-профессионалов. Литературное выдвижение, отбор молодых свежих дарований из гущи читательского актива — все это было поставлено во главу угла редакционной работы уже на первом году существования журнала.
Каждый день приносит в редакцию вороха рукописей из провинции. Пухлые конверты, сплошь заклеенные марками, рукописи, свернутые в трубку, зашитые в полотно, — все это лавиной сыплется на редакционные столы в течение дня. Трудная, ответственная, но какая благодарная задача: выудить из этой лавины самоцветные, играющие огнем подлинного таланта, камни.
Редакция может с полным правом сказать: задачу эту она выполняла, выполняет и будет выполнять с неослабевающей настойчивостью, кропотливостью и тщательностью. Правда, процент брака пока еще очень велик. «Полуобнаженные силуэты в засуканных калошах» пестрой лентой бродят по страницам читательских рукописей, «когтистые крокодилы» щелкают зубами у редакционных дверей и неистовые скорпионы «со страшным криком и с перебежкой» бросаются на редактора.
* * *
Годы идут. В. Белоусов, который пришел в редакцию «зеленым», огрюмо застенчивым юношей, намеревается в будущем году окончить вуз. Он геолог, преподаватель рабфака, и бывает в редакции урывками, между двумя лекциями: в университете, где он учится, и на рабфаке, где он учит. Он вырос за эти годы, теперь это вполне сформировавшийся писатель и взрослый человек: тип сурового, мужественного, чистого скандинава. Он работает двадцать четыре часа в сутки, деля рабочее время между триклиническими сингониями, семинариями на рабфаке и пишущей машинкой с невероятно сбитым шрифтом. На этой машинке были написаны все те рассказы и очерки, которые прошли в «Следопыте» за последние годы. Пишет эта машинка кляксами — дырочки в буквах забиты каким-то мусором, отчего «о» похоже на гипертрофированную точку, а многие другие буквы вообще ни на что не похожи.
Однажды в редакцию пришел вполне реальный, но вместе с тем невидимый человек. Это был Окстон, автор шедших в «Вокруг Света» фантастических рассказов-загадок. Высокий и молчаливый, весь серый, начиная от коротко стриженых волос и глаз и кончая мышиного цвета брюками, он исчезал и вновь возникал совершенно неожиданно и в самых неожиданных местах. Редакционные старожилы уверяли, что они не запомнят случая, когда Окстон входил или выходил из редакции. Они утверждали, что Окстон возникал сумерками в темном редакционном углу, выростая из папок архива отклоненных рукописей 1925 г. Спорить с этим трудно: с одной стороны, старожилы поголовно врут, с другой — на показаниях их нередко строится история
Белоусова выдвинул первый литературный конкурс «Следопыта». Этот же конкурс помог выйти на широкую литературную дорогу и Мих. Зуеву-Ордынцу. «Желтый Тайфун», «Корабль в болоте», «На слом», «Злая Земля», «Корабли-революционеры», «Карабаш — золотая гора», «Цветы-фугасы»… Читатели помнят эти романы, повести, остро отточенные новеллы и очерки, которые обрисовывают свежее, всегда оригинальное и растущее дарование тов. Зуева.
Зуев решительно порвал с формальными и внутренними традициями дореволюционного исторического романа. В его тематике впервые действуют народные массы и отдельные, сильные духом возмущения и протеста, личности. Чрезвычайно свежо и характерно для Зуева построена фабула романа «Сказание о граде Ново-Китеже», который наши читатели увидят на страницах «Всемирного Следопыта» в этом году. Роман построен на сопоставлении XVIII и XX веков, данном на фоне увлекательных приключений советских летчиков, которые попали в раскольничью общину, затерянную в глухих дебрях Сибири и абсолютно оторванную от современности.
Зуев — фанатический коллекционер тем, фабул, типажа. Часть года он непременно проводит в разъездах. Дома, в Ленинграде, вы можете увидеть его в сумрачно строгих библиотечных залах, в пыльных лавках букинистов и антикваров, где изучается «вещественное оформление». Ящики его письменного стола набиты папками с газетными и журнальными вырезками. В других папках, в бесчисленных блокнотах и тетрадках — осколки наблюдений, характеристики, темы, конспекты, удачные словечки, фамилии — неисчерпаемый склад строительных материалов для будущих романов, повестей и рассказов.
А. П. Сытин — бытописатель и поэт Туркестана. Много лет подряд он жадно впитывал в себя сложную гамму пестрой и многоликой жизни Советской Азии. Сытин был желанным гостем в оазах Туркестана, и экзотические ритмы туземных мелодий пронизали его творчество. Сытин видел смерть — и не один раз. Сытин был в числе тех, кто с винтовкой в руках дрался за Советский Туркестан, и с почти осязаемой реальностью дал он читателю возможность увидеть, перечувствовать и пережить эпоху этой героической борьбы.
Пески оживают, они надвигаются на вас вместе с гиканьем и смертными воплями несущихся в атаку басмачей. Картины мирной жизни: лабиринты узких улиц, аромат плова с урюком, пестрое великолепие ковров, красок, шумов, запахов. Видеть эти краски — и заставить читателя увидеть их. Слышать эти шумы — и транслировать их силою печатного слова в читательские уши. Вдыхать острые запахи караван-сарая, разгоряченного верблюда, одинокого дымного костра в оазе, под звездным небом, у невидимо журчащего арыка — и сделать так, чтобы у читателя запершило в горле и защекотало в носу от этих запахов.
Так Сытин дает природу и вещи. На этом фоне он развертывает пышный фабульный узор быта и классовой борьбы в современном Туркестане. На этом фоне действуют герои его произведений. Они сделаны из плоти и крови, и читателю представляется завидная возможность побывать в лагере басмачей, не рискуя ничем, кроме некоторой доли эмоционального возбуждения: страха, ненависти, возмущения, ужаса.
ГРУППА МОСКОВСКИХ АВТОРОВ, ХУДОЖНИКОВ И РЕДАКЦИОННЫХ РАБОТНИКОВ «СЛЕДОПЫТА» Сидят вокруг стола (по движению часовой стрелки): В. В. Щеглов, П. Н. Староносов, А. Ф. Шпир (художники); Н. Н. Железников, А. М. Смирнов, А. П. Сытин-Туркестанский (авторы); Вл. А. Попов (зав. редакцией); В. В. Белоусов, Н. А. Ловцов, Н. Н. Шпанов, А. П. Романовский (авторы); А. А. Пржецлавский (художник). Стоят: В. А. Сытин (автор), Г. А. Виноградов (пом. секретаря) и С. К. Грепачевский (лит. обработчик).
В прошлом году редакция провела среди читателей анкету. На вопрос: «Что из напечатанного в этом году вам понравилось больше всего?» — читатели единогласно ответили: «Человек-амфибия». Автор этого романа — А. Р. Беляев. Его фантастические романы, основанные на смелых до дерзости предположениях, не содержат вместе с тем ничего невозможного: они лишь раздвигают масштабы новейших идей в области науки, они показывают обыденное с новой неожиданной точки зрения, фантазия здесь играет служебную роль — как прием обогащения новыми знаниями и проблемами.
Сухой, жилистый, мускулистый, крепко сшитый суровыми нитками здоровых нервов — охотник Алексей Смирнов. Он пришел в редакцию «самотеком», помимо конкурса, и первый же его рассказ («По следам легенды») был отправлен в типографию через пять минут после того, как был прочитан. Смирнову первому из писателей-охотников удалось раскусить нашу установку — дать по существу охотничий рассказ так, чтобы охота не выпячивалась на первый план, играя исключительно служебную роль. Он понял, что рядового читателя в охотничьем рассказе интересуют не спортивные восторги автора, а романтика вольной бродячей жизни лицом к лицу с природой, стихиями, враждебной фауной и даже не всегда дружелюбной флорой.
Сергей Голубь — литературный выдвиженец «Следопыта». Редакция вызвала его на работу из Орши. Комсомолец, сын железнодорожного рабочего. С 13–14 лет — постоянный юнкор местной стенгазеты, потом окружной печатной, «Гудка», «Известий». Кончив семилетку, с жаром берется за литературу, неутомимо пишет рассказ за рассказом. Столь же неутомимо редакции возвращают эти рассказы; незрело, надуманно, но у автора есть данные, и бросать писательство не следует. Первые произведения видят свет в журнале «Рабкор-Железнодорожник» и в литстраничке «Гудка».
Подоспевает следопытский конкурс 1926 г. Резвые «Джеки Картеры» из Серпухова бомбардируют жюри очередными похождениями «полуобнаженного силуэта». Голубь, вняв советам редакции, усаживается за кропотливую работу. Он проглатывает кипы книг специальной литературы, исписывает несколько метрических стоп бумаги в клеточку, создавая ажиотаж на местном писчебумажном рынке, и шлет в Москву рассказ «Тайна микрокосма». Рассказ премируют, печатают (№ 9 «Вокруг Света» за 1927 г.).
