Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи
Сопровождая свои движенья призывом «тюки-тюки!», Дмитрий Владимирович быстрым шагом идет по бетонной дорожке, сворачивает на тропку в травах, уходит далеко в лес, и хорьки, как на привязи, следуют за его ногами. «Во время коллективного бега стоит кому-нибудь из малышей отстать, как к нему подбегает более активный братик (чаще это бывает сестричка), хватает за ухо или загривок, понуждает следовать вместе со всеми».
Терновские хорошо знают поведение своих подопечных. Им принадлежит приоритет в изучении рефлекса следования куницеобразных. У этих животных он выражен очень ярко, особенно у хорьков. В любой момент эксперимент повторяем. Я снимал на ходу, пятясь, и хорьки бежали на фотокамеру. Пустили перед хорьками шар – побежали за ним…
Рефлекс следования – важный закон поведения малышей. Еще неумелые, неискушенные в жизни, они во всем полагаются на мать и обязаны за ней следовать неотступно.
По мере возмужания рефлекс следования затухает. Малыши все чаще оставляют мать и собратьев, самостоятельно обследуют окружающий мир. В случае опасности они уже сами способны принять решение: бежать, защищаться, найти убежище, пищу. Но это уже на пороге самостоятельной жизни. А детство – это следование за матерью. Она пошла (поплыла, побежала) – и все за ней! Таков один из законов природы.
• Фото автора. 21 июля 1984 г.
Говорящая братия
Мы открыли калитку во двор и встречены были возгласом недовольства: «Что это такое?!» Спокойно лежала собака у будки. Навстречу с улыбкой вышел хозяин дома. Когда здоровались, снова услышали укоризну: «Что это такое?», а потом и явное подстрекательство: «Тузик! Тузик!».
Дом Максима Дмитриевича Зверева гостеприимен. Голос принадлежал говорящему ворону. К нашему удовольствию, он был выпущен из загона, и в течение часа мы наблюдали проделки говоруна. Улучив момент, ворон выхватил у меня из-под рук колпачок объектива и спрятал его в траву. Из рюкзака, пошуршав бумагой, он вытащил круто сваренное яйцо и тоже спрятал, но скоро к нему вернулся, долбанул клювом, аккуратно вынул и проглотил желток, остальное ковырнул лапой.
Это было обычное поведение Рёши, ручного восьмилетнего ворона. Он независим, нахален и вороват во дворе. Все, что лежит на виду, может мгновенно исчезнуть. «Ремонтируем машину вдвоем – один крутит гайки, другой их обязан стеречь». Соседи Зверевых, если у них исчезают ключи из дверей, игрушки, бельевые прищепки и иная дворовая мелочь, знают, где надо искать пропажу. С семьей хозяев у Рёши отношения сложные. С Максимом Дмитриевичем он почтительно осторожен, его сына Владимира дарит дружбой, внук же Максима Дмитриевича, семнадцатилетний Максим, должен постоянно увертываться от щипков и клевков, иногда злых, но чаще побуждающих поиграть, побегать, погонять мяч.
Гостям обычно демонстрируют способность ворона говорить. По каким-то только ему понятным побуждениям Рёша может громко назвать хозяйку: «Галя!», сказать: «Здравствуйте!», «Максим!» или начнет в точности, как Максим Дмитриевич, прокуренно кашлять. На крик «Тузик!» из конуры высовывается заспанный пес, но, увидев, кому принадлежат позывные, с разочарованным ворчанием прячется в будку – не любит говоруна…
В птичьем мире говорунов известно немало. Первенство – за попугаями. Известны «гении», ясно произносящие до трех сотен слов и несложных фраз. Максим Дмитриевич рассказал мне о ручной галке, кудахтавшей курицей. Вместе мы вспомнили говорящих скворцов, сорок, грачей, попугаев.
В природе заимствование звуков – обычное дело. В соловьиной песне гармонично сплетается множество лесных голосов. Способность петь у птиц врожденная, но поют лучше те, кто обогащает врожденную песню тем, что слышит вокруг. При этом возможности у одних ограничены, у других же мы наблюдаем поражающие способности подражания. Особенный мастер в этом – скворец. В его пении вы можете вдруг услышать посвисты соловья, мяуканье кошки, скрип двери, воркование голубей. Максим Дмитриевич рассказал случай, когда скворец озадачил хозяев дома «печатанием на машинке» – в точности воспроизводил все звуки, даже передвижение каретки.
А года два-три назад газеты облетела сенсация: говорящий слон! Ничего подобного никогда не наблюдалось. В Караганду в зоопарк полетели запросы. Я тоже туда написал. И вот ответ директора зоопарка Н. И. Епифанского. «Рожденный в зоопарке четырнадцатилетний слон Батыр действительно говорит – произносит несколько слов и фраз: «Батыр хороший», «Батыр молодец», «Один, два, три», «Слона поили?». Техника речи, по нашим наблюдениям, такова: конец хобота слон помещает в рот, в той или иной мере сплющивает его и «выдувает» грубоватые, но вполне различимые звуки. Все они повторяют то, что можно услышать возле слоновника в тихие утренние часы кормления».
Сопоставляя разговоры слона, попугаев, ворона и скворцов, мы видим: их речь – лишь дело голосовой техники, подражание, лишенное смысла. Побеседовать по душам с вороном или слоном на человеческом языке мы не можем. Но звуки человеческой речи не следует путать с подлинным языком, существующим у многих животных. Слоны в стаде общаются друг с другом с помощью множества звуковых сигналов. В языке ворон мы можем насчитать подобных сигналов десятки: «Идите, тут пища!», «Опасность!», «Пора на ночлег!» и так далее. Крик сойки или сороки на лесном эсперанто означает опасность. Слова же очень неглупого Рёши «что это такое?!», старческий его кашель и крики «Тузик!» – всего лишь умелое подражание звукам.
• Фото автора. 29 июля 1984 г.
Чудеса лунной ночи
Одно из ярких воспоминаний детства: морозная лунная ночь, в саду под яблоней прыгают зайцы. Помню их явственно. Штук семь или восемь – темные силуэты, окаймленные синевой, и синие лунные тени. Было это во время войны. Зайцев тогда расплодилось великое множество. Днем мы их видели редко, когда натыкались на лежку и спугивали. А ночью они кормились, резвились.
Ночь – время сна. Но немалая часть животных днем спит и активно живет только ночью. В темень легче укрыться при нападении. Но некоторые хищники приспособились охотиться ночью, например, совы, летучие мыши, ежи, барсуки. Из-за сильной жары в пустыне все оживает лишь ночью…
В зоопарке ночных животных мы обычно не можем как следует рассмотреть – спят. А на ночь зоопарк закрывается. Попытка в дневное время показать активную жизнь полуночников оказалась успешной в зоопарке Франкфурта-на-Майне, где директором долгое время был известный зоолог, писатель и путешественник профессор Гржимек. Уникальная экспозиция в честь профессора названа «Домом Гржимека».
Утро. Мы идем мимо всех, кто проснулся с восходом солнца. Слоны, бегемоты, ламы, жирафы. Стрекот и пение множества птиц. И вот знаменитая дверь. Открываем ее. Часы в коридоре показывают вечернее время – 22 часа. И все кругом живет по этому времени. Темно. Но глаза постепенно привыкают к слабому синеватому свету. Лунная ночь! И вот она рядом, за толстым стеклом, ночная жизнь леса, пустыни, тропических джунглей. Для каждого из животных в громадных вольерах создана естественная среда. Темнеют деревья, течет ручеек, пустынная синева некрупных камней и песка. Но шевельнулся кто-то… Тушканчик, азиатский прыгун! Видишь его обычно, проезжая степью или пустыней, секунду-другую. Мелькнул в свете фар и исчез. Тут он сидит спокойно – ушастый, глазастый, короткими передними лапами что-то придерживает у рта. Длинный хвост с кисточкой. Длинные задние ноги, мордашка с усами.
А вот лемура с Мадагаскара. Глазища, как две луны. Для лемуров эта синяя ночь полна света. Они, конечно, видят людей, стоящих возле стекла вольера, но успели привыкнуть и ведут себя так же, как вели бы в жарких полуночных своих лесах.
Летучие мыши. Много. Не висят, как обычно, а летают громадным роем. Летает сова… Вышла из-за камней, потянулась пустынная рысь – каракал… Ежик суетливо бегает, нюхает землю… Как на ладони мышиная жизнь – беготня, драки… Экзотические животные дальних стран. У всех большие уши и большие глаза…
В природе существуют биологические часы. Ритмичная смена дней и ночей определяет их ход. Если живой организм быстро и на далекое расстояние переместить, биологические часы войдут в противоречие с местным временем. Это хорошо чувствуют все прилетающие из Москвы на Камчатку – днем хочется спать, а ночью не спится. Нужно время для перестройки живых часов – дней пять или шесть. Если подобная перестройка случается часто, как, например, у летчиков и бортпроводниц, есть риск биологические часы повредить.
Для ночных животных Франкфуртского зоопарка часы на полсуток однажды перевели, и животные быстро приспособились к новому ритму смены дней и ночей. Когда над городом опускается ночь и все живое в зоопарке закрывает глаза, в «Доме Гржимека» наступает день – не сразу, с нарастанием света («восходит солнце») загораются сильные лампы. А это сигнал для всех полуночников: пора укрыться и на боковую.
