Андрей Савельев - Как убивали СССР. Кто стал миллиардером.
Для примера приведем рецепт Попова, который, по его мнению, годится, чтобы сделать мыло дешевле. Вот ответ на прямо поставленный вопрос о том, что нужно делать: «Есть, знаете, еще одна категория людей, еще один род жаждущих бурной деятельности — они ходят по инстанциям. Но чтобы мыло стало дешевле, по инстанциям бегать не надо. Чего проще — встать 20 человекам около каждого магазина и уговаривать народ мыло не покупать. Месяц по- уговаривали бы — мыло подешевело бы». Все это говорится без тени иронии, «на полном серьезе». И «на полном серьезе» публикуется (сборник «Эти четыре года»).
Вот другое откровение «великого экономиста» («АиФ», № 14, 1992): «Я знаю, что грязь на улицах может убрать только переделка всей системы». Ни больше, ни меньше! И главное — никакой ответственности. Мэр Москвы грязь не уберет, покуда ему на блюдечке не преподнесут «новую систему». Что-то вроде сказочного «дайте то-не-знаю-что».
В обоих упомянутых случаях ситуация как бы провоцировала Попова вести речь об экономике. Но напрасны ожидания экономической мысли от доктора экономических наук еще советской выделки. Он всегда отделывается либо пустыми банальностями, либо политическими требованиями.
Словом, нет и не было в природе экономиста Попова, но был и приносил ощутимые дивиденды миф о докторе экономических наук с демократическим лицом. Миф, как мы увидим, насквозь лживый. Как по части демократизма, так и по части экономической компетентности.
Приведем несколько положений из речи Г.Х. Попова в качестве кандидата на должность председателя Моссовета 20 апреля 1990 г. Это поможет понять, зачем так энергично затевались им закулисные интриги и организовывался тайный сговор с прохиндеями, сдавшими власть народных представителей лужковцам — либеральной бюрократии.
Прежде всего, в предвыборной речи Попова было отмечено, что возникновение самостоятельных Советов привело к тому, что Узбекистан ограничил вывоз дефицитных товаров. «Теперь никто остановить такое решение избранных органов власти Узбекистана или иной республики уже не сможет. Поэтому встает вопрос о том, что может предложить Москва стране в обмен на необходимые ей товары. Второй вопрос — о том, как научиться жить в ситуации, когда в Моссовете есть различные фракции с собственными позициями, в Москве — разные позиции у райисполкомов, разные позиции в микрорайонах…» Другими словами, Попов предлагал задуматься о том, как жить и бороться с плюрализмом мнений.
Ничего конкретного в данном случае предложено не было. Разве вот что: «Для всей страны ликвидация промышленных министерств будет огромным благом. Вся страна вздохнет свободно, когда они будут ликвидированы в течение нескольких месяцев». Вот и способ — ликвидировать министерства, да заодно и весь плюрализм! Как управлять после этого страной, большому экономисту задумываться было некогда. Да и зачем вообще управлять, если промышленность планировалось просто ликвидировать?
Попов говорил: «… главное — выработка общей программы Московского Совета, программы на 5 лет. Это не должна быть программа Попова или «Демократической России», это должна быть именно общая программа, которая должна быть широко обсуждена в Москве, должна быть одобрена жителями в демократических формах, чтобы можно было на нее опираться». Так Попов ставил задачи перед другими. Сам же, как обычно, этим призывам следовать не собирался.
Попов в своем выступлении громоздил один план на другой: профессионализация Моссовета (оплата работы депутатов), создание совета председателей районных Сойотов, определение статуса Москвы, создание сильного юридического центра, налаживание взаимодействия с Мосюрисполкомом, проведение референдума по основным экономическим вопросам, создание центра по изучению общественного мнения, создание своей газеты, журналов, аренда телеканала для Моссовета и Москвы у центрального телевидения… Дальнейшая практика показала, что если что-то из этих планов и воплощалось в жизнь, то в форме, удобной и выгодной для клана, сформированного вокруг Попова — в формате захвата собственности и ресурсов столицы.
Помимо широкомасштабных планов, Попов пытался вызвать симпатии и своей нравственной позицией: «Не исключено, что мои взгляды и мои намерения, мои подходы к тем или иным вопросам будут расходиться с мнениями Президиума или Московского Совета. В том случае, если эти расхождения касаются путей и способов конкретных действий, то я буду всегда следовать тому, что решил Президиум, что решил Московский Совет. Но если же сложится ситуация, что мои взгляды расходятся с существом позиции Моссовета, то я честно скажу вам об этом и поставлю вопрос о доверии и об уходе с поста Председателя. Если Верховный Совет примет решение, которое я глубоко бы одобрил, о прямых выборах руководителей Москвы (я, правда, не уверен, что это должен быть Председатель Совета, так как я думаю, что это должен быть мэр города), то я приму все меры к тому, чтобы опять-таки подать в отставку с тем, чтобы обеспечить условия для свободных, без давления, прямых выборов руководителей Москвы».
В дальнейшем эта нравственная планка Поповым взята не была. Он даже и не собирался разбегаться, чтобы ее взять. Это был заведомый обман, привычка к которому сформировалась долгими годами лицемерия в номенклатурно-научной среде.
1 мая 1990 года впервые по Красной площади прошла демонстрация оппозиции. На мавзолее Попов удостоился чести стоять рядом с Горбачевым. В этот день оппозиция совершенно не питала теплых чувств ни к тому, ни к другому, ни к попираемому «отцами демократии» мавзолею. Оказалось, что не всё, далеко не всё население души не чает в перестройке и ее лидерах. Демонстранты об этом заявили без обиняков — криком, свистом, колкими плакатами. Горбачеву вместе с Поповым и другими «руководителями партии и правительства» пришлось под свист спуститься на мавзолейные задворки и убраться за кремлевскую стену.
Тут же появляется и идея о предварительной регистрации лозунгов — чтобы на плакате не было личного мнения отдельного человека. Кроме того, Г. Попов предлагал регламентировать и темп движения демонстрации. Для тех же, кто пронес припрятанные лозунги, Попов рекомендовал принимать карательные меры. Да и вообще, что тут судить да рядить, коль скоро Красная Площадь — историческое место. Попов считал, что ее нужно оставить только для больших государственных праздников. (Позднее демократы дошли до проведения в Кремле хасидских торжеств, а на Красной площади устраивали всякие поп-концерты.)
Короче говоря, колонны профсоюзов Попову были по душе, а все остальное — это «правый» и «левый» экстремизм. Дошло и до принесения извинений Президенту за антиконституционные лозунги. «Ошибки эти надо честно признать и идти к правовым формам демократической жизни».
К месту вспомнить и еще один эпизод в отношениях Горбачев-Попов. На конференции Московской городской организации КПСС председатель Моссовета вступил с Генсеком в такой диалог («МП», 02.12.90):
Г.Х.: <…> Вносилось предложение ввести рабочий контроль. Простите, пожалуйста, кто работает во всех наших системах распределения, базах и т. д.? Кто руководит нами? 99 процентов — члены партии. Следовательно, рабочие должны выйти на контроль за коммунистами-руководителями. Так, что ли, получается? Я думаю, что нужно, конечно, повторяю, нужно усилить контроль. Но все-таки на этом участке надо искать глобальные решения. Что важно на мой взгляд? Например…
М.С.: Я, например, за рабочий контроль.
Г.Х.: Михаил Сергеевич, я тоже «за» (но ведь только что был «против»! — А.С.).
М.С.: Причем я вам хочу сказать — я не просто «за». Через два дня будет указ о рабочем контроле. (Аплодисменты). О рабочем контроле, и не о таком, который мы создали и поставили в ложное положение, а с правом приостановления исполнения служебных обязанностей тех, кто нарушает, с правом допуска на все базы и в магазины. И с постановкой вопросов перед правоохранительными органами о привлечении к ответственности. (Аплодисменты).
Г.Х.: Михаил Сергеевич, мы полностью поддерживаем постановку вопроса. Я просто хочу сказать…
М.С.: Никакой аппарат, никакой контрольный аппарат, уверяю вас, где б мы его ни создавали, и какой бы штат, какую бы зарплату не дали, — не справится. Народ должен контроль взять в руки. Все.
При открытии 2-й сессии Моссовета в конце 1990 года прозвучала речь Попова, которая стала единственным подобием его отчета перед депутатами и избирателями.
О работоспособности Советов и проблемах кворума Попов говорил так: «…советская система находится в кризисе именно как советская система, ибо она была своего рода кукольным театром, где нити дергала правящая партия. Когда кукольный театр попытались сделать живущим самостоятельно, реально выяснилось, что механизм этот малоспособен». Эти слова тогда никого всерьез не насторожили, потому что воспринимались как привычные теоретические упражнения председателя Моссовета. А на самом деле в них содержалась скрытая информация: сговор с номенклатурой уже состоялся.
