Александр Минкин - Президенты RU
Власть была у них. Дух – у нас.
В сфере духа «они» не существовали. И вторгнуться к нам не могли. Потому что ни черта не понимали.
А мы ни черта не понимали в политике. И нам казалось: если каким-то чудом (всерьез никто в это не верил и дожить не рассчитывал), если чудом исчезнет удавка КГБ – КПСС, то настанет невообразимо прекрасная, изумительная жизнь. Та, о которой именно этими словами мечтал чеховский полковник Вершинин, относя, однако, исполнение мечты на «двести – триста» лет. Тоже, значит, не надеясь дожить.
И никто из нас не предполагал, что возможность для нас писать что угодно придет одновременно с возможностью для «них» воровать сколько угодно.
Опасения были. Смутные опасения, которые выражались то фильмом «Покаяние», то требованием суда над КПСС. Помните, в начале перестройки (а началась она не в 1985-м с антиалкоголизма, но в 1987-м с гласности) эти идеи не вызывали сомнений.
Так недавно, всего лишь семь лет назад, необходимость «денацификации» не вызывала сомнений. Перед глазами постоянно был пример Германии, где после краха гитлеровского режима ни один функционер НСДАП, ни один эсэсовец не имел шанса получить государственный пост[82].
Почему все вроде бы забыли такие простые, понятные вещи? Потому что «они» оказались умнее.
Нас обманули. Нас пригласили «туда», нас «туда» впустили. Дали гласность, дали стать депутатами СССР. Устроили так, что мы сочли эту власть своей.
И перестали отделять «мы» от «они».
Нам казалось, что мы отвоевываем все больше и больше. А мы погружались все глубже и глубже.
Мы разучились различать.
И вот жуткий мальчик, всю прошлую жизнь зарабатывавший научным коммунизмом (т. е. беспросветной ложью, т. е. наперсточник), стал вождем демократов[83]. И в соратниках у него теперь настоящие наперсточники.
Это результат.
Мы кинулись «туда», во власть, в политику, а там нужны совсем другие таланты.
Мы не убрали прежних хозяев жизни (не в лагеря, упаси боже, всего лишь от власти). Мы стали играть вместе с ними.
С профессионалами и на чужом поле.
Мы дали коммунистам провести суд над КПСС. Даже попытка сделать самому себе пересадку сердца была бы не столь абсурдна, не столь обречена.
Нам обещали создать класс собственников, а создали класс преступников.
И ничего другого они создать не могли, ибо лгали всю прошлую жизнь.
Прошлая жизнь была в меру жестока и в меру снисходительна. Она всех обязывала врать и всем разрешала воровать (тащить с завода, калымить, халтурить, приписывать).
В этом смысле было настоящее гражданское согласие. Эпоха террора всех запугала, кого не убила. Гнилая эпоха отравила всех, всех замазала. В результате двадцати лет брежневского насильственного разврата образовалось население, профессионально умеющее врать, увиливать и обходить законы.
И вот нам дали свободу. И захотелось правового государства. А какое может быть правовое государство, если нет законопослушного населения.
Убийство честного бедного журналиста и избрание жулика Мавроди в законодатели – вот реальность.
Исчезновение демократических движений и партий (от Демсоюза осталась только вождица, мечтающая умереть в тюрьме) точно совпадает с ростом фашистских рядов.
Читать «Новый мир» некогда, а «Правду Жириновского» не хочется.
Оставим иллюзии. Время решительных изменений упущено безвозвратно. Сегодня демократам не собрать и пятой доли тех, кто выходил на митинги в 1989-м, 1990-м.
Мы упустили свободу, потому что не завоевали ее сами, а получили «от них». Дарованную свободу можно отнимать, а правила ее менять по сто раз в год. Последний «решительный» шанс упущен был после победы в августе 1991-го.
Теперь остались незначительные «постепенные» шансы. Если будут выборы. И если за оставшееся до выборов время мы убедим тридцать миллионов в своей правоте…[84]
А пока мы наблюдаем телодвижения власти. Еще недавно, когда там меняли министров, госсекретарей и даже премьеров, мы глубокомысленно рассуждали: пойдет ли это на пользу России? улучшит ли экономику?
Иллюзии кончились. Теперь эти телодвижения истолковываются по-бытовому просто: это их, властителей, борьба за собственное богатство, могущество, благополучие.
Мы утратили доверие к ним, ибо поняли их простую систему.
Это примерно так, как на смену системе Птолемея пришла система Джордано Бруно.
По Птолемею, планеты описывали в космосе чрезвычайно сложные петли, подчиняясь Божественной воле. По Бруно, планеты делают простые круги, подчиняясь просто закону тяготения.
Простота движений и отсутствие Высших Мотивов показались столь обидны, что Бруно попал под прицельный огонь. Его сожгли.
Бросок на юг начался
14 декабря 1994, «МК»
Война началась ранним воскресным утром. Это грамотно. Вероломно, но очень грамотно.
Переговоры были назначены на 12 декабря. Срок ультиматума о разоружении истекает 15 декабря. А войска начали операцию утром 11-го. Почему?
Полуофициальное объяснение звучало так: «Действия войск должны побудить Дудаева к переговорам». Возможно, гибель женщин и детей побудит чеченца к переговорам. А возможно – это побудит его к войне.
Чего добивались «силовики» – Грачев, Степашин, Ерин? Мира? Мир им не нужен. Мир им опасен. В мирное время общество имеет обыкновение (вредную привычку) требовать расследований.
На чеченской войне уже есть потери. Мы знаем, сколько пленных вывезли из Чечни храбрые депутаты. Мы знаем, что в Москву прилетело три «цинка». Но мы не знаем, сколько солдат и офицеров завербовала ФСК (КГБ, ФСБ) России в армии России.
Говорят, не меньше сотни. А вернулось (живых и мертвых) около тридцати. Сколько осталось там на подходах к Грозному, на улицах Грозного? Сгоревших в танках, убитых на улицах и тут же раздетых догола, разлетевшихся на куски?
Как узнать, сколько их было, если контракты подписывались в одном экземпляре и оставались в ФСК?
То, что мертвые нам не нужны, – доказано. Три «цинка», прилетевшие с депутатами, весь день возили по городу. Военные не хотели их брать даже в морг.
Расследование? Но во время войны не бывает расследований. Война – цензура, военная тайна. А после войны… После войны – иди, ковыряйся в братских могилах.
«Где умный человек прячет лист? – В лесу. – А если он хочет спрятать мертвый лист? – Он сажает мертвый лес». Это – из рассказа Честертона о генерале, который убил офицера, а чтоб скрыть убийство – начал обреченную атаку, в которой погиб весь полк. Убитый исчез среди сотен трупов. Генерал, убивший офицера, стал бы преступником. Погубив полк, он стал национальным героем.
Пока в стране мир, рост чиновника – даже военного – определяется его коридорным талантом, умением нравиться, поддакивать, обещать. На войне нужны совсем другие таланты. На войне столичные шаркуны быстро линяют. Закатывается звезда собутыльников (Буденного, Ворошилова). Восходит жестокий Жуков.
Армия и ФСК провалили на Кавказе все «маленькие» дела. Теперь им поручено большое дело. Справятся ли, нет ли – неважно. Все равно маленькие грехи растворятся в большой беде.
По радио в воскресенье звучали удивительные оговорки. Первая же официальная сводка сообщала: «Военнослужащие российской армии начали продвижение на территорию Чечни». Не «армия», не «группировка» – «военнослужащие»! Можно подумать, что отдельные солдатики пошли гулять.
Вторую, еще более удивительную оговорку допустил Грачев. «Аушев[85], – заявил наш министр обороны, – объявил войну президенту России!» Эта фраза – густая смесь ума и откровенности. Грачев выдает желаемое за действительное: он так хочет войны (которая сделает его главным человеком России), что слышит то, чего нет.
Но еще более важно, что Грачев заявил, будто война объявлена президенту страны, а не стране. Грачев подтвердил то, что мы знали и раньше: он – министр обороны президента, а не страны. Грачев не оговорился, а проговорился.
Третья замечательная оговорка (проговорка) принадлежит члену «Выбора России» Юшенкову, председателю Комитета ГД по обороне. На воскресном митинге Юшенков сообщил: «Президент не советуется с нами. Поэтому продолжать поддерживать эту гнусную политику мы долее не можем». Пока советовался – выходит, могли поддерживать.
Дело и словоТВ показывало, как по дорогам Чечни, Ингушетии, Дагестана движутся танки, БТРы, жуткие ракетные установки. А дикторы говорили, что это «вводятся части МВД». Это что – ехала милиция?
Весь воскресный день мы слышали о боях, бомбежках, видели горящие танки… Пришла информация о первых погибших, о том, что жители останавливают бронетанковые колонны[86], о том, что избит и забит до смерти министр здравоохранения Ингушетии, пытавшийся своим «жигуленком» преградить танкам дорогу.
