Александр Невзоров - Уроки атеизма
Иными словами, на этом простом примере мы видим, что даже в очень хорошем и симпатичном человеке религиозность может вступать с наукой в непреодолимые и смешные противоречия.
Миф второй касается социального служения церкви – то есть содержания всяких приютов, хосписов, детских домов. Здесь надо понимать, что основополагающим мотивом всякого благотворительного бизнеса является непосредственно сам бизнес, и возможности этот бизнес предоставляет колоссальные – за счет опять-таки права на почти бесконтрольный сбор средств. Впрочем, это можно было бы поставить в упрек абсолютно любой благотворительности, поэтому ограничиваться в данном контексте только церковными хосписами и приютами было бы некорректно. Это вообще обязательная, неизбежная черта всякого благотворительного бизнеса. Но корысть церкви на самом деле огромна и проявляется совершенно в другом.
Дело в том, что и онкологический больной, и сирота, и раненый, и оставшаяся без призора старушка абсолютно беззащитны перед той лавиной церковно-религиозной пропаганды, в которую их окунают в этих приютах. Вы представить себе не можете, до какой степени силен накал пропаганды в отношении этих полностью беспомощных людей. Естественно, это распространяется дальше, затрагивая родственников, которые периодически навещают обитателей таких учреждений и тоже оказываются погруженными в мир диких религиозных представлений. Так что считать, что церковная деятельность, носящая название социальной, бескорыстна, предельно ошибочно. Это один из наиболее корыстных видов деятельности церкви. При этом надо помнить и о том, что благотворительность, конечно, используется в целях рекламы и пиара.
И, наконец, еще один момент, который необходимо осветить. Во время записи очередного видеоурока атеизма, текст которого как раз и стал основой данного фрагмента книги, я написал мелом на доске некие знаки, которые современным человеком однозначно воспринимаются как странные каракули. А между тем это была всего-навсего славянская цифирь – способ, которым до определенного момента в России записывались любые цифры. Тогда я, помнится, записал небольшой арифметический пример: 2869–1707.
Но задумайтесь на секундочку, что, когда мы говорим о цивилизации, мы не можем оторвать ее от арифметики, от геометрии и от алгебры. И те, кто умиляется именно принятием изолированного от всей Европы особого вида письменности, которую нам, в общем, навязала церковь, не понимают, что мы на протяжении семисот лет были полностью отрезаны от всякой алгебры, геометрии, элементарной арифметики, словом, от математики в любых ее видах. Потому что с использованием славянской цифири – до появления в 1703 году первого русского учебника арифметики Леонтия Магницкого, где были робко введены в обиход арабские цифры, – естественно, никакая алгебра и никакая геометрия попросту были невозможны. Невозможно вычислить площадь поверхности куба или сферы, не говоря уже о том, чтобы записать таким образом постоянную Фарадея или какую-нибудь интерполяционную формулу Ньютона.
Важно понимать, что отсутствие арифметической письменности (а славянская цифирь ею по большому счету не является) полностью вырывает нацию и государство из контекста цивилизации. Можно еще, стиснув зубы, смириться с отсутствием Микеланджело. Можно с тихой грустью констатировать, что не было у нас Петрарок и Боккаччо, да и вообще не было литературы до XVIII века, кроме штампованных и по большей части плагиатированных и клонированных житий святых. Но отсутствие такой супернасущной вещи, как возможность считать, – это подлинная трагедия. Вас наверняка очень удивлял тот факт, что Московский Кремль является плодом архитектурного гения Пьетро Антонио Солари, а Успенский собор Кремля строил Аристотель Фиораванти? Да ничего удивительного – потому что ни одно здание, требующее сложных архитектурных расчетов, и не могло быть построено. Ведь даже самые талантливые русские люди того времени были начисто отрезаны от геометрии и алгебры, от всего того, что в Европе существовало уже на протяжении многих сотен лет, от того, что человечество изобрело несколько тысяч лет назад. Россия была полностью изолирована от такого важного, неизбежного, непременного вида знаний, как все, что связано со счислением и счетом.
Конечно, можно было этими странными значками и словесами обозначить какую-то незатейливую цифру, чтобы подсчитать количество разбившихся кирпичей или зарезанных курей. Но это не математика! И это огромная, серьезная проблема и очередное свидетельство того, за каким железным занавесом церковные идеологи того времени упрятали Россию, лишив ее возможности развиваться.
Урок 28. Православие в школе: что говорить детям
Итак, это все-таки произошло. Религия вторглась в школы. Возникает вопрос: что делать?
В сущности, выбор прост. Разумеется, противостоять, желательно через демонстрацию предельно твердой родительской позиции, и требовать оградить ребенка от религиозной пропаганды. И обратите внимание – попы хитры необыкновенно. Их интервенция в школы – это не всегда и не обязательно ОПК. Судя по письмам, которые я получаю, это очень часто замаскированные чуть ли не под краеведение, но тем не менее попытки религиозной пропаганды, монументально запечатленной прямо в учебниках. К примеру, в подмосковных школах существует учебник под названием «Духовное краеведение Подмосковья», со всеми этими бесконечными свечками, иконками, старушками и платочками. Но я повторяю: необходимо противостоять. И, как показывает опыт, та сторона, в общем, готова дрогнуть и немедленно идет на компромисс, трусит и начинает перекладывать вину на вышестоящие организации, то есть бороться можно.
Если же бороться по каким-то причинам невозможно, тогда уже вам предстоит разговор непосредственно с самим ребенком. Придется честно ему сказать, что его развитие, его будущее во многом приносят в жертву теоретической доходности некой странной организации под названием РПЦ. Поскольку никакого другого объяснения введения религиоведения в школах, кроме желания попов обеспечить себя парой-тройкой поколений покупателей свечек, не существует, то и мы, вероятно, должны быть предельно откровенны. Ребенку следует объяснить, что педагоги тоже бывают неумны, что они тоже бывают корыстны и трусливы и что они не понимают того, что преподают.
Разумеется, при этом придется пожертвовать как авторитетом отдельного педагога, так и школы в целом как общественного института, потому что, внушая презрение и недоверие к одному учителю, вы, безусловно, подрываете и авторитет школы. Ну что ж, пусть школа получит то, что она заслужила, – ведь, впуская в свои стены религию, она вступила в конфликт не только с развитием цивилизации, наукой, да и просто человеческой нормальностью. Она вступила в конфликт еще с тысячью великих теней. Эти тени при жизни были людьми предельно ядовитого остроумия, и думать, что они из-под мрамора своих гробниц не дотянутся до сегодняшних робких шкрабов – как называли когда-то школьных работников, – было бы предельно наивно. Дотянутся. И все то, что приготовила мировая культура для такого смехотворного сословия, как служители культа, теперь будет адресовано и школе.
Разумеется, это своего рода жертвоприношение. Но оно необходимо, если вы хотите сохранить нормальное мировоззрение и нормальное состояние собственного ребенка, – а школа должна расплатиться за удивительную покорность, с которой она впустила религию в свои стены, и понять, что у покорности есть не только преимущества, но и недостатки, и ознакомиться с этими недостатками. Придется терпеливо и тщательно объяснять ребенку, что православие не имеет на самом деле прямого отношения к русской культуре. Потому что русская культура настолько конфликтна, настолько многосоставна, многоукладна, многослойна и многосложна, что к ней не применимо никакое обозначение – ни православное, ни атеистическое, – однако факт простого численного представительства в этой культуре таких людей, как Иван Сергеевич Тургенев, Александр Иванович Герцен, Виссарион Григорьевич Белинский, Дмитрий Иванович Писарев, Николай Александрович Добролюбов, Леон Абгарович Орбели, Осип Эмильевич Мандельштам, Михаил Афанасьевич Булгаков, говорит сам за себя.
Иначе говоря, русская культура, возможно, и не атеистическая, но уж точно никак не православная, а уж с культурой общемировой православие вообще никак не коррелирует, находясь с большей ее частью в откровенном конфликте, потому что всем этим вздохам насчет религиозности некоторых ученых цена две копейки. Если бы сэр Исаак Ньютон, будучи арианином, познакомил православных со своими представлениями о мире и религии, вероятно, от него в тот же момент не осталось бы даже пепла. Православие, в его обычном понимании, это чья-то религия. Вообще, когда мы говорим о любой религии, нам необходимо в первую очередь себе самим задать вопрос: чья она? Что за люди ее исповедовали? И здесь мы с огромным и трагическим недоумением выясняем, что православие было религией рабов – ведь большинство населения России составляли либо крепостные, либо люди, находящиеся в другой, не менее унизительной и тяжелой форме рабства. Более того, здесь мы с полным правом можем говорить о том, что люди, исповедовавшие эту религию, во всем блеске демонстрировали нам образчики неолитического мышления.
