Газета Завтра Газета - Газета Завтра 434 (12 2002)
На итоговом торжественном шоу в ресторане "Прага" меня попросили выйти к микрофону. И я вышел. Теплая именинная публика, шелестящие вечерние платья, жилеты, надушенные виски, жульены и виски на столах… Я вышел к микрофону под ласковые взгляды, уже выслушав перед этим сладчайшие похвалы моей повести. Мне было достаточно ограничиться несколькими общими фразами, поблагодарить "Дебют", что я и сделал. Потом я выдержал паузу. И я решился.
"Если я вдруг получу премию, то уже знаю, как распоряжусь деньгами. Я отдам их Эдуарду Лимонову. Талантливый писатель не должен сидеть в тюрьме".
Через несколько минут эту премию вручили. Через пару дней я передал деньги Лимонову. Поступи я по-другому, мне было бы стыдно и обидно перед собой. Кто бы я был? Очередной "молодой писатель"… Очередной лауреат…
Когда я сказал о Лимонове, нечто розовое на миг прихлынуло к лицам публики, некая сублимация конфуза. Я понял это смущение. Мне понятно, чем может быть неприятен Лимонов, и сам я не лимоновец. Но мне очевидно одно: Лимонов не должен сидеть в тюрьме. Тем более — за что? В чем его вина?
Его вина, и беда, и судьба — дикий романтизм. Все те же порывы, что были свойственны лирическому герою его первого романа. Наивная попытка создать свою республику "Лимонию" на севере Казахстана. Туманная бессмысленная история. Система непреклонна, ее не интересует сложность личности, творческие особенности. Система сухим страшным языком инкриминирует Э.Л. "терроризм", "подготовку свержения", свиньи системы готовы пожрать того самого Эдичку, который, скинув рубашку, шагает сквозь свое одинокое солнечное утро… В качестве основной улики представлены тексты самого писателя! Система поступает ЖИВОТНО. Животное заглотнуло Лимонова, и только вязко вильнуло горлом. И он теперь в холодном и мрачном нутре у этого животного. Нет уже Эдуарда, мятущегося, кидающего фразы, вспыхивающего глазами. Есть камень Лефортовской крепости.
Послушайте, но Лимонов никого не убил, не украл лимон долларов. Казнокрады катаются как сыр в масле, уголовные авторитеты вальяжно позевывают в коридорах власти. На них управы нет, для них открыты все дороги, расстелены ковровые дорожки… В России десятки тысяч были отстреляны киллерами — власть безмятежна. У нас второе место после ЮАР вообще по числу убийств — власть ухом не ведет. Россию захлестнула петля героина — но власть бессильна. Власть нашла в себе силы лишь на арест Поэта.
У вас есть чувство времени, читатель? Мы современники СИДЯЩЕГО Лимонова. Это история литературы… Потом, через десять лет, через полвека это останется: БЫЛО ВРЕМЯ, КОГДА… Когда расстреляли Гумилева, когда травили Пастернака, когда сидел Лимонов.
Он приехал к нам под приветствия и откупоривание бутылок шампанского, но, конечно, быстро настроил всех против себя. И вот он посажен, и многие довольны. Власть выставила Лимонова вон с Родины за границу. И он вернулся на Родину… чтобы сесть в тюрьму? Увы, литературная публика в основном отмалчивается. Я чувствую за этим молчанием тайное злорадство, едкое ехидство: "Доигрался!", "Думал, не тронут… пусть сидит…" Но творческие люди — это же не злые базарные бабы и вообще не тусовка. Надо помнить о высоких понятиях. И я не мог поступить иначе.
Сергей ШАРГУНОВ
ОТПУСКНОЙ ДНЕВНИК
Сергей Есин
18 марта 2002 5 0
12(435)
Date: 19-03-2002
Author: Сергей Есин
ОТПУСКНОЙ ДНЕВНИК
18 января, пятница, 11-й день отпуска. С утра у меня в плане три дела: сходить к врачу, В.С. уже устала меня к нему записывать, съездить на работу, чтобы посмотреть список коммерческих жильцов и определиться с приказом об их оплате на этот год, и утром, к 12 съездить на Пречистенку, к 10 на собрание по случаю годовщины нападения американцев на Ирак. "По случаю 11-й годовщины бессмертной "Матери битв" и нападения на страну коалиции тридцати держав" — это официальная формулировка. Позвонил накануне Сережа Журавлев и сказал, что мне, как члену правления Общества дружбы, надо бы на это собрание прийти, застращал тем, что будет Сажи Умалатова, генерал Валентин Варенников и Саша Проханов. Сережа в обществе один из главных, с ним я ездил в Ирак несколько лет назад, и он отец нашего платного студента Вани Журавлева. Ваня учится плоховато, но играет за институтскую футбольную команду; дружу с обоими. Честно говоря, я подумывал: стоит ли идти, не лучше ли поработать дома, но очень часто не дневник идет за мной, а я за возможностями что-то интересное вложить в дневник. Сложное чувство повело и соблазнило меня. Я на взлет прикинул, что Пречистенка, 10 — это или Дом ученых, или музей А.С. Пушкина, но в обоих случаях ошибся. Какие же еще могут на этой стороне улицы быть общественные здания? Так ошибся, что даже машину поставил возле музея в Хрущевском переулке. В самом музее, на входе, в новой его части, где пару лет назад торговая палата принимала английского принца, и где я так славно вместе с Н.Л. Дементьевой закусывал, швейцар, похожий на члена палаты лордов, несколько брезгливо мне разъяснил, что сегодня у них в музее никакого иракского мероприятия не предвидится и, вообще, дескать, подобные мероприятия у них в меню и не бывают. У вас, дураков, — Ирак, а у нас — все интеллигентно. Десятый дом по Пречистенке оказался милым особняком, он рядом с музеем Пушкина, и на этом особнячке я уже давно приметил мемориальную доску. Здесь во время войны размещался еврейский антифашистский кабинет, члены которого в 1952-м году пали жертвами сталинского террора. Здесь же еще было две вывески — Общества дружбы со странами Африки и Юго-Восточной Азии, за точность всего здесь изложенного не ручаюсь, по памяти. Вот уж не думал, что мне доведется попасть в этот особняк. Наконец подъехал Сережа Журавлев, и мы вошли. Я определенно всегда найду именно то, что мне надо. Не успели мы с Сережей раздеться, а я уже разговаривал с каким-то человеком моего возраста — то ли швейцаром, то ли хозяйственником, а возможно и каким-то начальником ныне или ранее всех этих комитетов. Есть такая порода доброжелательных и разговорчивых людей, которые с удовольствием расскажут о всем, что знают, в этом они видят долг какого-то своего общественного служения. Оказалось, что этот особняк, который я помню лет 60 и которым я лет 50 интересуюсь, потому что до 45-го года жил на этой улице и учился в школе, которая находилась вблизи, интересуюсь еще и потому, что на доме все время, сменяя одна другую, красуются разные вывески — я, например, помню, что здесь был и какой-то шахматный комитет, и комитет сторонников мира, — так вот, дом принадлежал знаменитому декабристу Михаилу Орлову. Еще маленьким, повторяю, я ведь жил на этой улице, когда она еще называлась Кропоткинской, еще крохой, я уже тогда никак не мог понять, как из ничего что-то получается. Как возникают эти комитеты? Как собираются и кучкуются в них люди? Кто дает им эти особняки и зарплаты, потому что без зарплаты жить нельзя? При знакомом имени Михаила Орлова я сразу подумал, что роскошная лестница из чугуна и мрамора слышала шаги Чаадаева и Пушкина. Воистину, все здесь рядом, в десяти минутах хода дом Павла Воиновича Нащекина, любимого друга Пушкина, за домом самого Орлова расположен Чертольский переулок, а значит, район, где селились опричники. Малюта Скуратов где-то здесь неподалеку был похоронен, недавно, будто бы, в районе Храма Христа Спасителя нашли древнюю плиту с его могилы. А знаменитая лестница из мрамора и чугуна, по словам моего внезапного собеседника, оказалась привезенной из Италии. Но по ней кроме Пушкина ходил еще и герой-летчик Маресьев, потому что был председателем одного из комитетов, и Илья Эренбург, и Николай Тихонов, поэт и тоже председатель. "Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей". Видимо, в этом доме бывал и Михоэлс, но главным образом здание в то давнее время занимал славянский комитет. В 1991 году представители этого самого разгромленного еврейского антифашистского комитета хотели объявить себя правопреемниками и потребовали в свое пользование здание. Время было горячее, кто дом себе оттребовал, а кто недра и электростанции целой огромной страны. Ситуация складывалась по аналогии с Домом писателей на Комсомольском, который хотел закрыть префект Музыкантский. Хотел, но не закрыл. Лавры Французской революции никому не давали спать спокойно. Но правопреемникам антифашистского еврейского комитета, посмотрев в бумаги и чертежи тех далеких лет, объяснили, что в те времена антифашистский комитет занимал всего две комнаты, а остальные 48 — всеславянский комитет. На этом все дело и закончилось, но мемориальная доска серого гранита с изображенным на ней девятисвечником, спешно повешенная, осталась, и хорошо, что повешена и что осталась. Поговорили мы еще и о том с внезапным доброжелателем и любителем истории, что у Сталина всегда были какие-то, хотя бы фантастические, основания для его репрессий. Вроде бы граждане еврейской национальности хотели организовать свою советскую еврейскую республику в Крыму. Остров Крым. Просачивались слухи о работе антифашистов на разведку своих соплеменников. А потом, организованный не без помощи Сталина, этот самый Израиль как бы кинул нашего Большого Джо. Сталин помог и людьми, приоткрыв для выезжающих в Палестину железный занавес, и своим авторитетом, а Еврейская советская республика на Ближнем Востоке не получилась. Советские евреи стали ориентироваться на США и Англию. По логике Сталина, еврейский комитет как бы должен был отвечать за своих людей.
