Газета День Литературы - Газета День Литературы # 81 (2004 5)
Ситуация, меж тем, сама оборачивается на обезумевшую мстительницу. По указанию Хрущева письма Е.Демешкан подвергнуты экспертизе, в ходе которой там обнаруживаются идеи, имеющие "много общего с махровыми установками черносотенного пошиба". Эти выводы одобрены М.А.Сусловым, и клеветница очередной раз вылетает из института.
Костырченко следующим образом описывает финал:
"...Но уже всем надоевшая скандалистка и не думала сдаваться: через суд она восстановилась на прежней работе. И только вынесенный вскоре не в пользу Демешкан вердикт Верховного Суда РСФСР поставил точку в этом деле. Заметая следы, Демешкан уехала на Дальний Восток, преподавала в педагогическом институте в Магадане, вышла там замуж, стала Калаповой. Но не остепенилась, а спровоцировала новый скандал, о чем был опубликован фельетон в "Известиях".
Так завершается эта история у Костырченко. Я, однако, склонен поставить в этом деле другую точку. Я отнюдь не склонен думать, что отъезжая на Дальний Восток, Е.Демешкан "заметала следы". Не та натура! Я даже не готов счесть эту женщину сумасшедшей, хотя ее ненависть к евреям явно перехлестывает в манию.
Но тогда откуда, откуда это?
А вы перечитайте начало.
"Дочь полковника...расстрелянного в Крыму красными..."
На глазах у девочки, что ли, расстреливали? Запросто. Кто расстреливал — конкретно? То есть не в смысле: кто целился и стрелял — да кто угодно! Но кто приговаривал?
Я сильно подозреваю, что комиссар, поставивший царского полковника к стенке, был евреем.
Остальное экстраполируйте.
"ЛИЧНЫЙ ВРАГ"
Великий еврейский актер Соломон Михоэлс убит по прямому тайному приказу Сталина. Убитому устроены пышные государственные похороны.
В книге Костырченко эта глава — блестящий пример того, как в кажущейся неандертальской невменяемости властей высвечивается пусть жуткая — но логика. Сама "ликвидация", расписанная в подробностях, вызывает человеческое содрогание. Но еще больший ужас вызывают причины, приведшие к "ликвидации", потому что здесь стечение случайных человеческих обстоятельств накладывается на абсурды глобального масштаба, а их так просто не объедешь.
Не абсурд ли: патриарха советского еврейства приговаривают к смерти в ту самую пору, когда СССР — первым! а в какое-то время и единственным! — поддерживает создание государства Израиль.
Что, правая рука не знает, что делает левая? Нет, знает отлично. Это именно две руки, две стороны одного процесса, и вопрос только в том, что перевесит: возможность ли въехать с помощью израильтян на Ближний Восток, вытеснив оттуда англичан и опередив американцев, — или опасность возрождения национального чувства у евреев в СССР? Сидящий в Кремле вождь, которого Бухарин в свое время назвал "гениальным дозировщиком", взвешивает обе тенденции. И когда становится ясно, что сделать Израиль троянским конем советского влияния на Ближнем Востоке не удается, а скорее Израиль станет троянским конем влияния на СССР оседланного Америкой Запада, — наступает момент "дозировки".
Нет, никаких скорых приговоров. Просто усиливается наблюдение за еврейской верхушкой в Москве. И в частности — за Еврейским Антифашистским Комитетом.
И ведь есть, за чем наблюдать. В ответ на провозглашение Израиля национальные чувства с непредвиденной силой резонируют в советском еврействе. Жена безупречного маршала Ворошилова, урожденная Голда Горбман, "фанатичная большевичка, еще в юности отлученная от синагоги", теперь в кругу родственников роняет фразу: "Вот и у нас есть родина". У кого достанет бессердечия осудить ее? Другая Голда — Голда Меир, первая посланница Израиля в Москве, должна бы всего лишь представиться Молотову да вручить верительные грамоты, — а она в первую же субботу отправляется на улицу Архипова в хоральную синагогу, на глазах тысячи людей подходит к раввину, произносит приветствие на иврите и заливается слезами. Кто бросит в нее камень? Кто осудит и деятелей Еврейского Антифашистского Комитета, этого полудекоративного-полусекретного инструмента, созданного в годы войны для психологической обработки Запада и выкачивания у него денег, — кто осудит руководителей этого Комитета за то, что их "уже не устраивает фальшивое положение пропагандистов мудрой национальной политики Сталина" — им хочется "на деле выражать волю, чаяния и национальные интересы своего народа".
Костырченко итожит: "вольно или невольно они перешли грань дозволенного".
Так, но почему именно Михоэлса надо было при этом угробить, и именно тайно? Унизить евреев как народ? Тогда глупо, что тайно. Сохранить перед мировым коммунистическим движением маску интернационализма и перед цивилизованным миром маску респектабельности? Тогда глупость — само убийство.
Что же конкретно обрекает жертву?
Если хотите, стечение обстоятельств, накладывающихся на фатальный ход истории.
Первое обстоятельство — Абакумов. Министр госбезопасности. Ему что велено? Наблюдать за еврейской верхушкой. Он и наблюдает. Фиксирует. Докладывает. Никакого "биологического антисемитизма" у него нет (четыре года спустя, почуяв собственную гибель, попытается спустить на тормозах "дело врачей", спасаясь от навета требовавшего крови Рюмина). Антисемитства нет, зато есть рвение. И — чутье, звериное чутье особиста на то, что нужно докладывать хозяину, а что не нужно.
Тут еще одно обстоятельство. Дочь диктатора Светлана, девица на выданье, как назло, влюбляется в евреев. Ну, ладно бы, те вели себя скромно. Так нет, один ухитряется похвастаться этим в печати (за что немедленно упечен в Воркуту). Другой, женившись, оказывается в сталинском родственном кругу вместе со своими родственниками. Так находится же среди его родственников дурак, который, по остроумному заключению Костырченко, оказавшись в номенклатуре, "совершенно упускает из виду то, что его особа превратилась в объект повышенного внимания со стороны МГБ". Он-то всего лишь "небрежно упоминает" в узком кругу о встречах со Сталиным, который якобы "регулярно приглашает его на приемы в Кремль". А Абакумов фиксирует "антисоветскую работу и клевету против главы Советского государства".
Чтобы показать товар хозяину, Абакумов должен связать "клевету на вождя" с работой вражеских агентов. Нужны фигуранты и свидетели. Нужны, образно говоря, Гольдштейн и Гринберг.
Из ориентировки: "До Октябрьской революции Гольдштейн и Гринберг состояли в Бунде". Естественно. А после революции? Один стал ученым и даже помогал в 1922 году составлять для Сталина программу советско-германского экономического сотрудничества. Другой в ту же пору в должности замнаркома просвещения "Союза коммун Северной области" (была и такая должность) помогал в Питере голодавшим писателям — будущим классикам соцреализма. Но это неважно. Для Абакумова они — "некий Гольдштейн" и "некий Гринберг".
В 1945 году "некий Гольдштейн" посетил Еврейский театр. Михоэлс подошел к нему, представился и пригласил приходить еще. Тот стал приходить. Что они обсуждали по мере сближения и знакомства? Естественно, положение евреев в Советском Союзе. И, увы, положение евреев в семье товарища Сталина.
Что же до Гринберга, то он на свою беду работал в Еврейском Антифашистском Комитете.
Показания под пытками дали оба. В том числе друг на друга. И, что самое важное, на Михоэлса. И еще на любознательных американцев. Это последнее обстоятельство особенно существенно. Костырченко поясняет: "Одно дело — в кругу родных и знакомых перемывать косточки главе Советского правительства, и совсем другое — осуществлять целенаправленный сбор информации об этой персоне по заданию вражеской разведки".
Михоэлс едет в Минск смотреть спектакли и чувствует, что его убьют. Но Абакумову нужна санкция Сталина.
Абакумов едет в Лефортово. В выражениях не стесняется:
— Кто сволочь? Михоэлс?
— Да, — еле ворочая языком, отвечает Гольдштейн.
Предварительная редактура:
"Гольдштейн показал, что Михоэлс проявлял повышенный интерес к личной жизни главы Советского правительства в Кремле. Такими сведениями у Михоэлса, как показал Гольдштейн, интересовались американские евреи".
Окончательная шлифовка, наведенная в МГБ (между прочим, сотрудником Шварцманом) на показания Гольдштейна:
"Михоэлс дал мне задание... подмечать все мелочи, не упускать из виду всех деталей взаимоотношения Светланы и Григория. "На основе вашей информации, — говорил Михоэлс, — мы сможем разработать правильный план действий и информировать наших друзей в США, поскольку они интересуются этими вопросами".
