Итоги Итоги - Итоги № 26 (2013)
— Из требования обязательного ответа на вопрос об авторских правах любого фото- или видеоролика следует автоматическое снижение анонимности интернет-пользователя. Придется ведь прямо указывать — фото этой кошечки или ДТП сделал я, Вася Пупкин, вот мое настоящее имя и паспортные данные. Так?
— Анонимность интернет-пользователя все равно рано или поздно закончится. В принципе это личное дело каждого — указывать свои данные или ник. Однако, думаю, площадки сами будут добиваться, чтобы пользователь по возможности указывал точные данные, так как уже из сегодняшней судебной практики понятно, что ответственность UGC-сайта и ответственность пользователя — это сообщающиеся сосуды.
— Специальные требования к поисковым системам в законе остались?
— Рабочая группа обсуждала возможность прямого адресного упоминания в законопроекте таких посредников, как поисковики и торрент-трекеры. В окончательном тексте этих слов нет. Впрочем, если закон будет совершенствоваться (а после изъятия из нынешней редакции музыки понятно, что он точно будет дорабатываться), их упоминание, возможно, появится. Например, американский Google под давлением законодательства США стал деприоритезировать ссылки на пиратские файлы. Деприоритезирован — это значит, что, если вы будете искать этот ресурс, поисковик не выдаст его в поисковой строке. Либо вы найдете адрес с уведомлением, что доступ к ресурсу заблокирован. Такой антипиратский черный список. Думаю, когда начнет формироваться правоприменительная практика в отношении нового закона, тогда и будет уточняться отношение к поисковикам и прочим подобным посредникам. Надо дождаться принятия закона и первых дел.
Марш несогласного / Искусство и культура / Exclusive
Марш несогласного
/ Искусство и культура / Exclusive
Николай Цискаридзе: «Сергей Филин позволил использовать себя против меня. А может, это и был его план. Но я на роль жертвы не гожусь»
30 июня стало последним днем работы в Большом театре народного артиста России Николая Цискаридзе, с которым руководство ГАБТа не продлило срочный контракт ни как с премьером балета, ни как с педагогом-репетитором. Затяжной конфликт разрешился наиболее предсказуемым образом. Правда, не факт, что в этой истории поставлена последняя точка.
— Выглядите подозрительно спокойным, Николай…
— По-вашему, я должен биться в истерике?
— То ли смирение обреченного, то ли знаете что-то и не говорите.
— Предупреждал: встречаемся не вовремя, но вы настаивали на интервью. Сейчас мне нечего сказать. Кроме того, что впереди отпуск.
— Бессрочный.
— Какая разница? Я отработал двадцать один год, зачастую не имея возможности полноценно отдохнуть. Когда начал танцевать в Большом, много гастролировал именно в летние месяцы. За первые семь сезонов ни разу не ушел в отпуск. Ничего хорошего в этом нет. Потом закрыл бытовой вопрос, появилась крыша над головой, и стал отказываться от чрезмерных поездок. Всех денег не заработаешь, на жизнь хватает — и ладно. Никогда не страдал желанием грести под себя: мне, мне, мне… Иначе воспитан.
— Планами на отпуск поделитесь?
— Я суеверный. Козерог и Бык. Не люблю рассказывать о том, что впереди. Однажды в молодости допустил ошибку, упомянув в интервью спектакль, в котором собирался танцевать. Он не случился. Все, больше ничего не озвучиваю.
— Официально вы уже пенсионер?
— И ветеран труда. Солисты балета, имеющие пятнадцать лет стажа, могут так поступать. Не стесняюсь своего шага. Бесплатно езжу на муниципальном транспорте, хожу в музеи, пользуюсь льготами при оплате коммунальных услуг. Что постыдного? Я все честно заработал. Те мои коллеги-ровесники, кто не оформил пенсию, надеются, что это позволит им удержаться в театре. К сожалению, это не так.
— Вы, значит, иллюзий не питали?
— С самого начала знал, чем закончится. Читал дневники Мариса Лиепы, мемуары Галины Вишневской и Майи Плисецкой, книжку Бориса Покровского о том, как увольняют звезд из Большого. Ничего нового о методах работы в этом театре мне не открылось.
— Упомянутые артисты уходили из ГАБТа с обидой, но не судились с ним, как вы, Николай.
— Во-первых, на момент увольнения они были гораздо старше, чем я. Во-вторых, Вишневскую вообще выдворили из страны. А в 89-м было знаменитое письмо в газету «Правда» артистов балета о нравах в Большом, после чего подписантов по команде из ЦК уволили. История циклична. Ни один человек не вынесет потока хамства и вранья, вылитых на меня. У всего есть предел. И как вы смеете заявлять, что я судился с театром? Или, по-вашему, я булочками в переходе торговал? Театр — это кто? В первую очередь артисты. В данном случае я. Да, Большой двести с лишним лет был до меня и много веков будет после, но, как бы кто ни крутил, последние два десятилетия связаны в балете с именем Цискаридзе. Были периоды Улановой, Плисецкой, Максимовой и Васильева. Теперь — мой. И иск я направил против объявлявшего мне выговоры чиновника по причинам, никак не связанным с профессиональной деятельностью. Не надо делать из меня злого гения, мол, я такой беспокойный, конфликтный. Если бы оставили в покое, молчал бы. Но не дают! Это ведь вы пришли на интервью, а не я в собеседники напросился, правда? Когда пару месяцев назад пытались вскрыть мою квартиру, двое суток не мог выйти на улицу: вместе с полицией приехали журналисты и караулили под дверью, не позволяя шага спокойно ступить…
— Давайте отмотаем пленку чуть назад: вы, Николай, в Большом с 92-го, Иксанова назначили туда гендиректором в двухтысячном. Через год вы стали народным артистом и получили первую Госпремию России, еще через два года — вторую… Награды вряд ли случились без ходатайств со стороны администрации театра.
— Иксанов здесь абсолютно ни при чем. Списки на присвоение звания народного составлялись до его прихода: был юбилей, 225 лет Большому (к этому моменту Иксанов проработал в театре лишь пять месяцев), тогда многих артистов отметили. На первую Госпремию меня выдвинула «Золотая маска», чьим лауреатом на тот момент я был уже дважды. К слову, по сей день остаюсь единственным танцовщиком, удостоенным трех «Масок». В 2003-м Госпремию получила «Пиковая дама» — балетмейстер и два главных исполнителя. Спектакль ставили для меня и на меня, о чем неоднократно заявлял великий Ролан Пети. Попутно замечу: у Большого это единственная Государственная премия за последние тридцать лет, и — надо же! — к ней оказался причастен я, такой плохой и скандальный. Опять у вас не клеится.
— Собственно, я ничего не клею, лишь пытаюсь разобраться в корнях конфликта.
— Повторяю: ни с кем не ссорюсь. Это мне хотят прилепить клише скандалиста. А гадости в прессе в мой адрес пишут только анонимы.
— Ну почему? Швыдкой ставит фамилию.
— А кто он, объясните.
— Бывший министр культуры…
— И что? Меня не волнует мнение отставного чиновника, который берется рассуждать, кому выходить на сцену. Господин Швыдкой сильно возмущается, что заслуженные руководители других театральных коллективов высказывают мнение о ситуации в Большом. Но почему, скажите, худрук недавно образованного Театра мюзикла смеет рассуждать о ведущем артисте главного театра страны? И что за постановка вопроса: надо уходить тихо? С какой стати я вообще должен уходить?! Из-за того, что так хочет крышующий ситуацию Швыдкой? Ладно, вас не устраивает артист Цискаридзе, но я уже почти десять лет работаю как педагог. Здесь-то в чем претензии?
— Учеников маловато. Лишь двое — Родькин и Воронцова.
— Но у меня, на минуточку, и было полставки! За шесть тысяч рублей в месяц мне полагалось давать уроки, а я постоянно вел репетиции, готовил с артистами роли, участвовал в прогонах. Эта работа, можно сказать, мой подарок театру. Не скрою, делал все с удовольствием. С Родькиным и Воронцовой отработал четыре года. Денис не учился в академии хореографии, пришел в Большой из училища при ансамбле «Гжель» и стал танцевать здесь премьерские роли. И Лина попала ко мне после школы. До них я работал с Артемом Овчаренко, которого вытащил из кордебалета. Со мной он приготовил не одну ведущую партию, получил все свои награды… У моих оппонентов постоянно не сходятся дебет с кредитом, они без конца обманывают, передергивают. А тех, кто осмеливается сказать правду, наказывают, снимают со спектаклей, запрещают общаться с прессой. По-вашему, нормально, что большинству педагогов в театре сильно за шестьдесят, а молодые квалифицированные танцовщики, народные артисты вынуждены увольняться из-за того, что не дают работать? Разве не это зона ответственности гендиректора? Почему никто из обвинителей не говорит, что 6 июня этого года танцевали балет «Шопениана», который идет в моей редакции? Я сделал его в 2010-м, к столетию Галины Улановой, моего педагога. Это балетмейстерская работа, а со мной даже не заключили договор. Специально для вас сфотографировал программку спектакля. Читайте.
