Алексей Поликовский - Москва против Мордора
Работает адвокат Макаров. Этот грузный человек в рубашке в синюю полоску и в очках в массивной оправе наезжает на подполковника Беловодского, как бульдозер. Тот пришел в суд, про который он знает, что суд на его стороне, он пришел такой весь самоуверенный и даже чуть упоенный своей ролью гневной жертвы с оторванным погоном, — но теперь он подвергается допросу адвоката Макарова и понимает, что все не так легко и просто даже в этом суде. Макаров давит его, задавая десятки и новые десятки вопросов, касающиеся всех подробностей того, что происходило 6 мая 2012 года на Болотной площади. Даже если сотни вопросов, занимающие часы в заседании, имеют целью сделать пребывание свидетелей обвинения в суде тяжким и обременительным, то и тогда в них уже есть смысл. Но смысл, конечно, не только в этом. Адвокат Макаров вопросами нащупывает дыры в показаниях свидетелей обвинения, закручивает их ум в спираль, выводит их из себя. Россыпями своих бесконечных вопросов он хочет захватить и вытащить из памяти людей крупицы истины и мельчайшие подробности происходившего в тот день на площади.
Макаров очень многое знает о том, что тогда было. Он знает фамилии офицеров полиции, знает номера квадратов на оперативном плане (а подполковник их не может вспомнить, вот странно), знает, какое подразделение, под чьим началом где стояло и куда шло, знает, какие спецсредства были в кузовах грузовиков, знает несовпадения в показаниях полицейских, знает точную топографию места происшествия, которая свидетелям обвинения часто неизвестна. Они иногда даже названий улиц не знают. Упорный и тщательный, оснащенный ноутбуком и листами бумаги с записями, он на всех заседаниях терзает свидетелей обвинения бесчисленными вопросами, и я вполне верю и сам вижу, что своим маниакальным упорством он может допечь человека до белого каления и своей тщательностью довести до обморока. Его прессинг изматывает всех, включая судью Никишину, которая в конце концов устало умолкает за своим столом, сидит там с грустной улыбкой и на третьем часу работы Макарова с надеждой спрашивает: «У вас вопросы еще есть? — Конечно, Ваша Честь!»
Этот круглый, коротко стриженный человек хочет знать о событиях на Болотной площади все. Он хочет узнать, кто командовал операцией по разгону митингующих, какие приказы подполковник получал, устные и письменные, какие маневры осуществляли силы правопорядка, участвовал ли подполковник во встрече с Путиным на базе ОМОНа в Домодедове, в связи с чем утром 6 мая было принято решение о резком увеличении численности полиции в Москве, почему был изменен оперативный план, в результате чего блокирующая цепочка, первоначально не перекрывавшая Болотную площадь, была перенесена вперед и закупорила подход для огромной колонны демонстрантов, занимавшей всю ширину Якиманки. Как колонна могла пройти в узкое горлышко, созданное полицией? Ему очень трудно работать, потому что судья Никишина и две прокурорши всеми силами мешают ему. Судья снимает его вопросы по десять подряд, но ничего не может сделать с ним, потому что у него тогда находится одиннадцатый, двенадцатый… пятнадцатый. «Гособвинение панически боится этих вопросов!» — успевает он сказать негромко себе под нос, но все его слышат. Силы адвоката Макарова не иссякают никогда, упорство его не имеет границ, и он четвертый месяц делает ту работу, которая должна была бы сделать независимая думская комиссия по расследованию событий на Болотной площади, если бы у нас была Дума.
Воздух за окном становится серым. На окнах решетки снаружи и белые жалюзи внутри. Жалюзи всегда садистически опущены, чтобы не дать узникам увидеть и кусочек Божьего мира, в котором они так давно не были. Наступает вечер. Прокурорши переговариваются за своим столом, многозначительно улыбаются, хихикают и вдруг игриво предлагают адвокату Макарову сделку: обвинение не будет требовать снять вопросы защиты, если защита будет задавать их быстрее. Им кажется, что это остроумно. Макаров просит Вашу Честь прекратить ерничество гособвинения. Он готов работать весь вечер и всю ночь, засыпая несчастного подполковника вопросами, на которые тот, как сомнамбула, отвечает: «В настоящее время не помню! По 6 маю я, к сожалению, не помню… Я же сказал, не помню сейчас!» (Это он уже кричит страдальчески, замученный адвокатом.) Но и на полное запирательство подполковника, не желающего прояснять действия полиции по разгону разрешенного митинга на Болотной площади, у адвоката Макарова есть вопрос: «А почему вы уклоняетесь от ответов на вопросы защиты?»
Прокурорша Костюк, та самая, что щеголяла в ожидании заседания суда с голыми ногами и в экстравагантном платье, не выдерживает изнурительного прессинга Макарова и покидает место битвы и свое рабочее место. Она бежит из зала с коричневыми стенами, где упорно и монотонно задает вопросы неутомимый адвокат Макаров. В руке у нее голубой глянцевый смартфон, у уха легкомысленные кудряшки. Куда же вы уходите, прокурор, ведь дело еще не закончено? Ведь ваше фальшивое обвинение еще не разбито адвокатами вдребезги, ведь президент, премьер-министр, главы СК и прокуратуры еще не принесли извинения невинным узникам, ведь судья Ваша Честь Никишина еще не совершила свой судейский подвиг, запретив конвою и пальцем касаться беззащитных граждан свободной страны, ведь все газеты России и мира еще не вышли с передовицами о том, что позорище наконец завершилось и теперь гособвинению остается только думать, что оно будет объяснять своим детям, которые однажды придут из школы с урока истории и спросят: «Мама, а это ты держала невинных людей в тюрьме?» Но прокурорша бежит, может быть, вечером у нее свидание, или она ведет здоровый образ жизни и ей пора съесть котлету, или сегодня вечером у нее кино по ТВ и она уже запасла в холодильнике бутылку пива. Ничего удивительного, нормальная жизнь, в двенадцатиэтажном доме напротив суда зажигаются окна, все мы люди, и все мы рано или поздно расходимся по домам. Но только те, что сидят в клетке, пока что уйти не могут.
Этот город лучше не дразнить
Зажатая полицией, находящаяся под судом, живущая в ощущении нарастающего бреда, чувствующая пальцы палача на своем горле, живая Москва 27 октября 2013 года все равно выходит на митинг
Двое играют рок-н-ролл на углу Большой Дмитровки и Страстного бульвара. Один со старенькой черной акустической гитарой в руках, у него лысый череп, он в красной рубашке, тертой кожанке и мощных грязных ботинках на толстой подошве. У другого — алая электрическая соло-гитара, он с длинным хвостом светлых волос за спиной; оба в старых джинсах с подвернутыми штанинами. Весь их аппарат — немудреный динамик и крошечный мигающий огоньками усилитель — умещается на двухколесной каталке от сумки, с которой советские граждане когда-то ходили по магазинам. Аппарат привязан к железкам резинками от эспандера. Люди стоят вокруг широким кольцом, тут все, правые, левые, либералы, экологи, кто угодно, и они слушают длинную балладу об узнике, которого свинтили и бросили в тюрьму, а его жена…
— «Яблочники»! Идите сюда! — гитарист с наушником в ухе и крошечным микрофоном у угла рта зовет джентльменов в длинных стильных пальто с яркими бело-зелеными партийными шарфами. — Навальнисты, вы тоже! Это ничего, что петух еще не прокукарекал, а ваш вождь уже трижды предал Удальцова… Все идите сюда, будет весело!
Марш начинается. Правая часть Страстного бульвара заполнена почти вся, левая — на треть. Всего пришло тысяч пятнадцать. Как всегда, либералы занимают одну сторону бульвара, левые — другую, но сегодня особой разницы в лозунгах и настроениях между двумя колоннами нет. И справа, и слева от пустого бульвара, блокированного цепями полиции, плывут мимо домиков старой, уютной Москвы лица узников Болотной на поднятых вверх портретах. Десятки портретов, а может, сотни. Прежде, до того, как суд начался, я смотрел на такие портреты как-то вообще, теперь смотрю иначе. Теперь я видел этих людей в стеклянной клетке Мосгорсуда, за решетками в Никулинском суде, видел длинную муку издевательских судебных заседаний, видел лающего ротвейлера в зале суда, видел наручники, которыми узников приковывают одного к другому, глядел в лицо конвойному, который пять минут назад ударил слепого Акименкова, и теперь эти лица задевают меня лично и конкретно. Я вижу Сергея Кривова, плывущего над толпой, и сразу встает в памяти его невысокая фигура, стоящая в клетке, и его голос, монотонно повторяющий в адрес судьи: «Я прошу дать мне сделать заявление… Я прошу вас дать мне сделать заявление!»
В первом ряду колонны справа от бульвара идут Владимир Рыжков, всем своим обликом — черная кепка, застегнутый на все пуговицы темный плащ, глухой темный шарф — напоминающий хорошо упакованного чиновника советской эпохи (простите, Владимир!), а рядом с ним, составляя с ним контраст, шагает спортивно-импозантный Немцов с эффектной сединой в волосах, в черном блейзере и в серой майке под ним. Первый ряд несет транспарант «Требуем освободить узников 6 мая! Свободу всем политзаключенным!» Потом, на подходе к Трубной, я снова нагоняю голову колонны и вижу, что лозунг сменился, теперь он гласит: «Массовые беспорядки в голове у Путина! Покончим с путинизмом — освободим заложников!» Молодой человек в очках, крайний в первом ряду, несет листовку: «Свободу политзаключенным!», а рот у него заклеен аккуратной бумажкой со словом «Путин». И так, с заклеенным ртом, он идет весь свой путь по бульварам.
