Михаил Львов - Каменный пояс, 1985
Письмо бабушке от Зои Феоктистовой, 10 лет, из деревни Спас-Помазкино Калининской обл.
Если в нашей деревне кто-нибудь остался жив, пускай передаст мое письмо бабушке.
Бабушка! Я сама не могу писать — тетенька пишет, — потому что пальцы у меня отморожены. Они совсем черные, скоро отвалятся. Когда мы с мамой бежали от немцев, она взяла на руки Шуру и Юрика, а я несла Витеньку. Снег был такой, что я проваливалась выше колен, и еще был большой мороз. У меня руки совсем замерзли, и я Витю выронила. Он закричал. Я хотела его поднять, а пальцы гремят, как камушки, и я ничего не могу сделать. А немцы из школы стреляют в нас. Мама хотела помочь мне спасти Витю, вернулась к нам и сразу упала. Я думала, она крикнет, позовет меня. А ее убило насмерть. Шуру и Юрика тоже. Я поползла за народом. А немцы стреляли в нас, били, пока всех не убили. Бабушка, до свидания. Я хочу к тебе приехать. Твоя внучка Зоя.
Из письма Лиды Завозкиной, 9 лет, из деревни Бельково Московской обл.
Я жила в деревне Белькове Нарского района. У меня были три сестры и три брата. Мы жили с бабушкой и дедушкой. Мой папа — летчик, и мы редко его видели. Жилось нам очень хорошо, богато.
Первого октября в нашу деревню вошли фашисты. Они ехали на велосипедах, лошадях, машинах, везли пушки. Одеты они были легко и грязно. На голове грязные повязки и женский платок или теплая тряпка, а поверх ее — пилотка.
В наш дом вошли два бандита. Они стали рыться в наших шкафах, сундуках и выбирать себе все хорошее. Завязали узлы и погрузили их на лошадь.
Через некоторое время они вернулись уже целой группой и потребовали, чтобы бабушка отдала им корову. Бабушка заплакала, они ее отпихнули и прошли в хлев. Там они зарезали корову и заставили бабушку готовить им каждый день обед. Через два дня нас выгнали из нашего дома, и мы оказались на улице. Мы ходили без крова три месяца, падая от усталости и голода. Бабушка и дедушка еле двигались. Когда вернулись обратно, увидели: от деревни остались лишь груды пепла и грязи. Дома и все имущество, оставшееся от немецкого грабежа, были пожжены. Мы стали жить в окопах, но и здесь фашисты не дали нам покоя: на десятый день явились к нам немцы, высокие, молодые и страшные. Они взяли моих сестер и братьев и повели их в поле, где приготовлены были виселицы и где уже висело на веревках много народу. Когда их привели на поле, то двух братьев и двух сестер тут же повесили, а сестру и брата старших они измучили. Мы с трудом их узнали, когда пришли на поле: у сестры были отрезаны руки, ноги, изуродована голова, у брата вырезаны глаза, оторваны руки и ноги. Через десять дней после этого фашисты взяли бабушку мою и дедушку. Их казнили. Я осталась одна.
Папочка, если ты жив и прочтешь рассказ твоей Лиды, знай, что у тебя кроме меня никого не осталось.
Из письма Зины Рожковой, 13 лет, Малаховка, детдом № 10.
Жила я в Смоленской области, в селе Костино Дзержинского района. Это очень большое и красивое село, кругом колхозные поля и очень близко лес. Наша семья состояла из восьми человек: шестеро детей, мама и бабушка, отец был на фронте.
Под немцем мы прожили четыре с половиной месяца. Немцы отобрали все, что было в доме: муку, сало, кур, свиней. Пришлось голодать. Мы с сестрой ходили в чужие деревни и просили хлеба. Сперва мы очень стыдились, но нечего было есть и пришлось просить милостыню. Немцы смеялись над нами, травили на нас собак.
Когда немцы стали отступать, нам стало еще хуже: они отбирали все, что им даже и не нужно, например, кукол, игрушки.
В нашей деревне они установили минометы. Однажды во время боя к нам в убежище упала мина и убила сразу пять человек: мою маму Ирину Ивановну, брата Колю 9 лет и тетю с двумя детьми. Маме осколок попал в голову, а брату — в сердце. Мы с бабушкой вытащили детей из окопов в дом и ночь провели там. Это была очень страшная ночь: падали снаряды, рвались мины, горела деревня, и мы ждали смерти каждую минуту. Дети просили есть, но у нас ничего не было. Такие бои шли одиннадцать дней, а на двенадцатый немцы спалили всю деревню и все погреба. В это время мы сидели дома, бабушка качала ребенка, а мы дремали. Вдруг бабушка крикнула: «Дети, горим!» Мы выскочили из хаты, видим: наш дом уже горит. На улице было холодно, мы не знали, куда нам деться. Нас затащил к себе в погреб какой-то дядя, и мы до утра просидели там. Утром я побежала посмотреть, что делается в деревне, и увидела одни трубы да оставшиеся деревья. Но еще я увидела наших бойцов. Я рассказала им про все. Они накормили нас и отправили в Малаховку.
Из письма Бори Тюрякова, 8 лет. Записано в Малаховском детском городке, детдом № 8.
Страшно вспомнить про то время, когда в нашу деревню Буньково Истринского района пришли немцы. Они отбирали в домах и убежищах все, что им нравилось. Видел, как они били сапогом по голове мальчиков за то, что те не хотели отдать им свои вещи. Били еще моего дядю Кузю, который был сильно болен и не мог для них пилить дрова. Потом фашисты сожгли всю нашу деревню, сгорели еще две соседние деревни. Страшно было смотреть на пожарища.
Из письма Алексея Лапшина, 11 лет, из деревни Глинки Верейского района. Записано в Малаховском детском городке, детдом № 6.
Немцы при отступлении сожгли нашу деревню. Мой отец был болен, у него отнялась левая нога, и он лежал в постели. Нас всех выгнали на улицу. А отец идти не мог, фашисты его гнали тоже, били поленом по голове и спине. Он сделал несколько шагов, упал и тут замерз. Замерзло еще много детей и женщин. Я прошу, чтобы наши воины отомстили за моего отца. Я никогда не забуду зверств фашистов.
Из письма Ани Пчельниковой, 11 лет.
Когда в нашей деревне жили немцы, мы нагляделись на всякие ужасы. Они забирали у нас все, что им нравилось и хотелось, но главное, что нас особенно возмущало, — это как обращались немцы с пленными. Их почти не кормили, и они были полураздетые. Один раз шли пленные красноармейцы, и один из них попросил хлеба у тетеньки, нашей соседки. За это его тут же, на месте, застрелили. Бой в нашей деревне не прекращался. Из бомбоубежища нас выгнали. Один из снарядов снес крышу с нашего дома, и осколок попал мне в ногу. На другой день убило мою маму, и я осталась одна, раненая, не могущая даже передвигаться. На мое счастье, в этот день Красная Армия взяла нашу деревню, и меня отправили в госпиталь, где я лежала три месяца. После госпиталя меня поместили в детдом № 1 Малаховского детгородка, где мне живется хорошо. Я буду учиться в третьем классе, и учиться только на «хорошо» и «отлично».
Из письма Михаила Домненкова, 14 лет, со станции Рудня Смоленской обл.
Мне никогда не забыть маму. Это случилось в декабре 1941 года. Мама и сестренка ушли за кормом для поросенка. В это время на деревню налетели вражеские самолеты. Мама и сестренка прижались к двери сарая. В нескольких метрах от них разорвалась бомба. Осколок попал маме в желудок и рассек ее на две части. Сестре обожгло лицо, руки. Весь день черные самолеты бомбили наш район, и только в следующую ночь мы похоронили маму. Когда я бежал с кладбища к дедушке, около меня разорвалась бомба. Я упал, и меня засыпало землей. В сознание я пришел только через несколько дней в госпитале. Что сталось с сестренкой, я не знаю — деревню заняли немцы. Я от испуга и контузии стал заикаться, а еще хромаю на правую ногу.
Из письма Кати Сироткиной, 13 лет, из совхоза «Общественник», Химки.
Захватив нашу деревню, немцы отобрали у жителей все, даже кухонную посуду, и выгнали из домов. Иди куда хочешь! Мы укрылись в окопе. У нас нечего было есть, и мы несколько дней голодали — ели только снег.
Они заминировали все дома и дворы так, что никуда нельзя было ступить. Я сама видела, как на минах погибли Юра Соколов, Шура Ковылина и другие ребята. Это очень страшно, когда под ногами взрывается мина: разорвет человека на кусочки, ничего не найдешь. В декабре собрали, кого нашли в деревне, и погнали к себе в Германию на работу. Среди пленных была и я. Около какой-то деревни конвойные устроили развлечение: загнали нас на мины. Очень многие взорвались, а они стояли и смеялись. Я решила убежать. Идти дальше я не хотела, да и не могла — сил не было. От голода опухли ноги. Однажды ночью несколько девчонок убежали в лес, и я с ними. И вот в декабре полураздетые и голодные мы прожили в лесу полмесяца. Многие замерзли там без пищи и крова, кроме коры деревьев мы ничего не ели.
Из письма Владимира Скопинцева, 10 лет, из Ленинграда.
В один из вечеров вся наша семья собралась за столом ужинать. Было совсем спокойно. В семье из детей я старший. Мама послала меня в погреб принести огурцов. Мне не хотелось идти, но посмотрел на маленьких братишку с сестренкой, старую бабушку, подумал, что больше некому, и пошел. Когда я полез в погреб, до меня долетел какой-то зловещий гул. Потом вдруг на меня посыпались кирпичи, земля. Я много времени пролежал, оглушенный взрывом. А когда вылез из ямы, то дома нашего уже не было. Не было сестренки, братишки, папы, мамы и бабушки. Я остался совсем один. Мне очень тяжело.
