Александр Нилов - Цеховики. Рождение теневой экономики. Записки подпольного миллионера
Однако цыгане всегда отличались уникальной приспособляемостью к окружающему миру, и к середине пятидесятых годов доля цыганской диаспоры в подпольном бизнесе снова начинает неуклонно расти. Началось все с кустарного производства: при постоянной послевоенной нехватке товаров народного потребления продукция, которую предлагали по селам и деревням цыганские таборы, пользовалась отличным спросом. Это были довольно простые в изготовлении вещи – корзины, корыта, садово-огородный инвентарь. На подобных заработках цыгане просуществовали до начала семидесятых годов. К этому времени образ жизни цыган в связи с насильственной оседлостью уже «устаканился», так или иначе, но люди постепенно привыкали к новому образу жизни, начиная даже извлекать из него определенную выгоду. Никакие указы, конечно же, не были в состоянии перечеркнуть тысячелетнюю привычку к определенному образу жизни, но цыгане приспособились в очередной раз: нашли компромисс.
Теоретически они действительно стали вести оседлый образ жизни, но фактически сохранили свойственную им мобильность в передвижениях. Выглядело это так: цыган с семьей несколько месяцев живет по месту постоянной прописки. После чего на несколько месяцев семья в полном составе или некоторая ее часть отправляется «погостить» к многочисленной родне, рассеянной по всей стране. С такими причудами представители закона, та же транспортная милиция и участковые милиционеры, пытались бороться, но тягаться в хитрости с цыганами мало кому удавалось. А мобильность была цыганам необходима не только по причине генетического стремления к кочевому образу жизни. К началу семидесятых годов в стране намечалось господство тотального дефицита в торговле. При этом частенько дефицит был вызван не «кособокой» формой промышленности, которую постоянно клонило в сторону ВПК (военно-промышленного комплекса), а несогласованностью в поставках товара по всей огромной стране и несовершенством системы советской торговли. Так, в одном регионе страны можно было свободно купить тот или иной товар, а в другом регионе потребители искали его днем с фонарями.
Вот цыгане и восполнили данный пробел. Тем более что этот вид деятельности, по недоразумению называвшийся с СССР спекуляцией, им был давно и хорошо знаком. Так и получилось, что цыгане к концу восьмидесятых годов, до самых первых кооперативов, с полным правом считались «королями спекуляции». При том весьма оригинальная кастовая и клановая организация спекуляции, непривычная пониманию советских органов правопорядка, привела к тому, что если и случались «проколы», то на скамью подсудимых попадали единицы, причем только сбытчики и только по мелочи. Ну, на какой срок можно было осудить цыганку, которую поймали на продаже одной трикотажной кофточки? Да к тому же женщины-спекулянтки почти перманентно пребывали в состоянии беременности. Мужчины же занимались стратегией – связями, товарооборотом и контролем над многочисленными сбытчиками и в поле зрения милиции практически не попадали. Смело можно утверждать – спекулянты из цыган вышли просто виртуозные. Милиция в их лице приобрела себе постоянную головную боль.
Но спекуляцией цыгане и не думали ограничиваться. Цыгане – нация сообразительная, а помимо прочего, они врожденные маркетологи, и через весьма непродолжительное время они явственно увидели, что могут не только продавать, имея при этом весомую выгоду, но и производить. Столь веского аргумента, как выгодность предприятия, оказалось достаточно, и цыганская диаспора, до того «опылявшая» исключительно сектор спекуляции, отчасти переключилась на производство. Но вот именно что «отчасти». В годы застоя имели место цеховики цыганского «производства». Но они занимали очень небольшую часть ниши подпольного производства, и поэтому рассуждать о них смысла нет. Зато имеет смысл поговорить о цыганах как о сбытчиках подпольной продукции в СССР.
Разговор будет короткий. По той же схеме, по которой цыгане получали прибыль от спекулятивных операций, они брались реализовать товар цеховиков со всей страны. В этом экономическом союзе выигрывали все – и подпольные производители, и сбытчики, которые вручая свой товар цыганам могли быть уверены, что не «сгорят». Максимум их «обуют» сами сбытчики на необременительную сумму. С последним фактором большинство цеховиков мирились. Одно можно сказать: цыгане играли ведущую партию в этом экономическом «оркестре».
Постскриптумом к главе, мне хотелось бы выразить восхищение. Это чувство испытал не я, а мой отец, который неоднократно обращался к цыганской диаспоре для реализации товара. Всего один только раз мне удалось побеседовать с ним на эту тему. И вот что осталось в памяти: «обаятельные жулики», «артисты сбыта», «виртуозы коммерции», «прирожденные гении обмана».
Послесловие
Ну вот, теперь вы сами видите, во что вылилась просьба матери рассказать «о них, о папе, о том, как все было тогда». Не могу сказать, что я писал по принуждению. Честно признаться, я даже получал от процесса удовольствие. Вот только почему-то про мою семью получилось очень мало. Но я, кажется, подозреваю, по какой причине так произошло. Писать о каких-то личных моментах мне просто показалось неуместным. Это же не литературный роман о душевных метаниях героев, а мое реальное прошлое. Получается так, что жизнь моих родителей была практически неотделима от специфической профессии отца. Мне по-прежнему трудно делать какие-то долгоиграющие выводы об общей несправедливости жизни в СССР для таких людей, как мой отец. Каждый делал свой выбор и потом отвечал за него. Я не могу бросать обвинения направо и налево. От этого уникального явления – СССР – пострадали все жившие в то время. Отец пострадал чуть больше, но зато прожил жизнь, как хотел, при том строе и это можно было считать большим достижением. Конечно, теперь все понимают, насколько маразматичными оказывались надежды руководства страны достичь процветания народа с помощью плановой экономики и как опрометчиво был запрещать частное предпринимательство в стране. Но многие обыкновенные люди и в те времена прекрасно осознавали происходящее, однако не спешили вписываться в организацию подпольного бизнеса.
В заключение мне хотелось бы сказать только пару фраз. Когда одного русского писателя и политического деятеля XVIII века попросили одним словом охарактеризовать происходящее в России, он задумался и ответил: «Воруют!» Не думаю, что многое с тех пор изменилось. И никакой политический строй, похоже, не способен кардинально повлиять на ситуацию. Я никогда не стыдился того, что мой отец сидел в тюрьме, хотя в свое время мне немало пришлось из-за этого вынести от окружающих. Но только став старше, я понял – мне нечего стыдиться, хотя бы потому, что нет такой профессии – вор, а есть образ жизни. У моего же отца была профессия цеховик. И я точно знаю – он ею гордился.
