Константин Станиславский - Работа актера над собой (Часть II)
Тут случился скандал, недоразумение. Я так отвлекся всеми этими чувствами, мыслями и пробами, что забыл текст, посредине монолога остановился, растерял все мысли, слова и… не докончил чтения. Тем не менее Аркадий Николаевич меня очень хвалил.
— Скажите пожалуйста! — радовался он. — Не успел я вам напророчить, как вы уже вошли во вкус остановок и стали смаковать их! Вы не только выполнили все л_о_г_и_ч_е_с_к_и_е п_а_у_з_ы, но и переделали многие из них в п_с_и_х_о_л_о_г_и_ч_е_с_к_и_е. Что ж, это очень хорошо, вполне дозволено, но только при условии, чтоб, во-первых, психологическая пауза не уничтожала функций логической паузы, а, напротив, усиливала бы их и, во-вторых, чтоб психологическая пауза все время выполняла предназначенные ей задачи.
В противном случае неизбежно произойдет то, что только что получилось с вами, то есть с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_е н_е_д_о_р_а_з_у_м_е_н_и_е.
Вы поймете мои слова и предостережения только после того, как я объясню вам природу л_о_г_и_ч_е_с_к_и_х и п_с_и_х_о_л_о_г_и_ч_е_с_к_и_х п_а_у_з. Вот в чем она заключается: в то время как логическая пауза механически формирует такты, целые фразы и тем помогает выяснять их смысл, психологическая пауза дает жизнь этой мысли, фразе и такту, стараясь передать их подтекст. Если без логической паузы речь безграмотна, то без психологической она безжизненна.
Логическая пауза пассивна, формальна, бездейственна; психологическая — непременно всегда активна, богата внутренним содержанием.
Логическая пауза служит уму, психологическая — чувству.
Митрополит Филарет сказал: «Пусть речь твоя будет [скупа], а молчание — красноречиво».
Вот это «к_р_а_с_н_о_р_е_ч_и_в_о_е м_о_л_ч_а_н_и_е» и есть п_с_и_х_о_л_о_г_и_ч_е_с_к_а_я п_а_у_з_а. Она является чрезвычайно важным орудием общения. Вы сами почувствовали сегодня, что нельзя не использовать для творческой цели такой паузы, которая сама говорит без слов. Она заменяет их взглядами, мимикой, лучеиспусканием, намеками, едва уловимыми движениями и многими другими сознательными и подсознательными средствами общения.
Все они умеют досказать то, что недоступно слову, и нередко действуют в молчании гораздо интенсивнее, тоньше и неотразимее, чем сама речь. Их бессловесный разговор может быть интересен, содержателен и убедителен не менее, чем словесный.
В паузе нередко передают ту часть подтекста, которая идет не только от сознания, но и от самого подсознания, которая не поддается конкретному словесному выражению.
Эти переживания и их выявления, как вам известно, наиболее ценны в нашем искусстве.
Знаете ли вы, — как высоко ценится психологическая пауза?
Она не подчиняется никаким законам, а ей подчиняются все без исключения законы речи.
Там, где, казалось бы, логически и грамматически невозможно сделать остановки, там ее смело вводит психологическая пауза. Например: представьте себе, что наш театр едет за границу. Всех учеников берут в поездку, за исключением двух. — Кто же они? — спрашиваете вы в волнении у Шустова. — Я и… (психологическая пауза, чтоб смягчить готовящийся удар или, напротив, чтобы усилить негодование)… и… ты! — отвечает вам Шустов.
Всем известно, что союз «и» не допускает после себя никаких остановок. Но психологическая пауза не стесняется нарушить этот закон и вводит незаконную остановку. Тем большее право имеет психологическая пауза заменить собою логическую, не уничтожая ее.
Последней отведено более или менее определенное, очень небольшое время длительности. Если это время затягивается, то бездейственная логическая пауза должна скорее перерождаться в активную психологическую. Длительность последней неопределенна. Эта пауза не стесняется временем для своей работы и задерживает речь настолько, насколько это ей нужно для выполнения подлинного продуктивного и целесообразного действия. Она направлена к сверхзадаче по линии подтекста и сквозного действия и потому не может не быть интересной.
Тем не менее психологическая пауза очень сильно считается с опасностью затяжки, которая начинается с момента остановки продуктивного действия. Поэтому, прежде чем это произойдет, психологическая пауза спешит уступить свое место речи и слову.
Беда, если момент будет упущен, ибо в этом случае психологическая пауза выродится в простую остановку, которая создает с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_е н_е_д_о_р_а_з_у_м_е_н_и_е. Такая остановка — дыра на художественном произведении.
Именно это и произошло с вами сегодня, и я спешу объяснить вам вашу ошибку, чтоб предупредить повторение ее в будущем.
Сколько хотите заменяйте логические паузы психологическими, но зря не перетягивайте их.
Теперь вы знаете то, что представляют собой паузы нашей сценической речи. Вы понимаете также в общих чертах, как ими пользоваться. Пауза — важный элемент нашей речи и один из главных ее козырей.
…………… 19.. г.
Аркадий Николаевич уселся поудобнее в кресло, подложил кисти рук под коленки, принял неподвижную позу и начал горячо и выразительно декламировать сначала монолог, а потом стихи. Он говорил их на каком-то неведомом, но очень звучном языке. Торцов произносил непонятные слова с огромным подъемом и темпераментом, то повышая голос в длинных тирадах, то опуская звук до предела, то, замолчав, он договаривал глазами то, что недосказывали слова. Все это он делал с большой внутренней силой, не прибегая при этом к крику. Иные тирады он произносил особенно звучно, выпукло и до конца дорисовывал их. Другие фразы он говорил едва слышно, густо насыщая их хорошо пережитым и внутренно оправданным чувством. В этот момент он был близок к слезам, и ему даже пришлось сделать очень выразительную остановку, чтоб справиться с волнением. Потом у него опять что-то внутри переключилось, голос зазвучал крепче, и он удивил нас своей совсем юной бодростью. Но этот порыв неожиданно оборвался и перешел опять в молчаливое переживание, которое убило только что пробившуюся бодрость.
Этой превосходно пережитой драматической паузой закончились сцена и чтение.
Стихи и проза — произведение самого Аркадия Николаевича, придумавшего свой собственный звучный язык.
— Таким образом, — резюмировал Торцов, — я говорил на непонятном вам языке, а вы меня внимательно слушали. Я сидел неподвижно, избегая движений, а вы на меня внимательно смотрели. Я молчал, а вы старались разгадать смысл этого молчания. Я подложил под звуки какие-то свои представления, образы, мысли, чувствования, которые, как мне казалось, имеют связь со звуками. Конечно, эта связь лишь общая, неконкретная. Понятно, что и производимое впечатление было того же происхождения. Все это достигнуто мною, с одной стороны, звуками, а с другой — и_н_т_о_н_а_ц_и_е_й и п_а_у_з_а_м_и. Разве не то же самое происходит и получается при слушании стихов и монологов на незнакомом нам языке, которым мы наслаждаемся в спектаклях и концертах заезжих иностранных гастролеров? Разве они не производят на нас большого впечатления, не создают настроения, не волнуют? А между тем мы ничего не понимаем из того, что они нам говорят на сцене.
А вот и еще пример. Недавно один из моих знакомых восхищался чтением артиста Б., которого он слушал в концерте.
— Что он читал? — спросили его.
— Не знаю! — ответил знакомый. — Я не расслышал слов. Повидимому, артист Б. умеет производить впечатление не словами, а чем-то другим.
В чем же секрет? В том, что на слушателя действуют также звуковая окраска слов — интонация и красноречивое молчание, договаривающее недосказанное словами.
И_н_т_о_н_а_ц_и_я и п_а_у_з_а с_а_м_и п_о с_е_б_е, п_о_м_и_м_о с_л_о_в, о_б_л_а_д_а_ю_т с_и_л_о_й э_м_о_ц_и_о_н_а_л_ь_н_о_г_о в_о_з_д_е_й_с_т_в_и_я н_а с_л_у_ш_а_т_е_л_е_й. Доказательством тому мое сегодняшнее чтение на непонятном языке 11.
…………… 19.. г.
Сегодня, после того как я опять прочел [монолог] Отелло, Аркадий Николаевич сказал мне:
— Вот теперь монолог не только с_л_у_ш_а_е_т_с_я, п_о_н_и_м_а_е_т_с_я, но и начинает чувствоваться, правда, пока еще недостаточно сильно.
Чтоб добиться этой силы, я при следующем чтении попросту, по-актерски, нажал педаль или, иначе говоря, наиграл страсть ради самой страсти. От этого, конечно, явилось напряжение, торопливость и благодаря им я смял и перепутал все такты.
— Что же вы сделали?! — всплеснул руками Аркадий Николаевич. — Одним разом смахнули всю нашу огромную работу! Убили даже смысл, логику!
— Я хотел оживить и усилить… — оправдывался я, сконфуженный.
— Да разве вы не знаете, что сила заключается в логике и в последовательности, а вы их уничтожаете! Приходилось ли вам слышать на сцене или в самой жизни совсем простую речь, без особых голосовых усилений, повышений и понижений, без чрезмерного расширения звуковых интервалов, без сложных фонетических фигур и рисунков интонаций?
