Наталья Геворкян - От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным
Людям до сих пор кажется, что суды не так уж важны, поэтому и платить им надо не больше, чем в среднем бюджетникам.
Или нотариусы, например. Во французской системе, если нотариус поставил печать, то это не просто закон, а железобетонное решение. И ошибиться нотариусу нельзя, потому что тогда он обязан возместить ущерб. Две ошибки — и он разорен. За этот риск они получают там огромные деньги.
У нас общество должно понять, что меньшинству, определенным категориям людей государство должно платить очень серьезные деньги для того, чтобы обеспечить интересы большинства. Когда же мы это все, наконец, поймем?! Люди-то у нас неглупые. Просто не объясняли ничего толком.
— Да все объясняли про роль судов! Десять лет уже объясняют. Ни суды не меняются в лучшую сторону, ни отношение к ним. Как еще объяснять?
— Настойчиво. Без этого ничего не изменится. И повышать судьям зарплату.
«Носители понимания»
— А вот губернаторам все эти ваши идеи про эффективную власть и управляемость государства вряд ли понравятся. Будут бояться, что урежете их самостоятельность.
— Я считаю, что нужно сохранить и местное самоуправление, и избираемость губернаторов. Но все эти связи между собой должны быть более сбалансированными.
При сохранении избираемости губернаторов я, например, считаю, надо подумать о возможности применять к ним какие-то санкции. Например, снимать с должности.
— То есть одни избирают, а другие снимают.
— Можно разработать и другие системы их зависимости от центра. Не может быть полной независимости.
— Вы имеете в виду: разработать систему контроля?
— Контроля и оказания влияния. Нужно, чтобы все субъекты Российской Федерации были поставлены в одинаковые экономические условия перед федеральным центром. Я имею в виду, что у нас заключено большое количество всяких соглашений о разделении полномочий, но некоторые субъекты имеют неоправданные льготы, такие, которых нет у других.
— Например, Татарстан?
— Например, Татарстан.
— Шаймиев вас может не понять.
— Ошибаетесь, понимает. Я с ним недавно в общих чертах обсуждал эту проблему.
Шаймиев со мной, в общем, согласился.
Ведь все понимают, что конкретно разъедает общее экономическое и политическое пространство. И эта задача одна из первоочередных.
Следующий шаг — наука и образование. Потому что без современных менеджеров, без современного понимания того, как и что нужно делать, и без носителей этого понимания добиться результатов невозможно.
— Да эти носители уже все уехали из страны.
— Не все. У нас сохранилось пока главное — фундаментальная наука и школа. Если утратим это, то тогда все, конец.
«Не так много денег и нужно»
— Откуда вы на все это деньги возьмете?
— А вы знаете, не так много и нужно. Это не проблема денег. Это та же проблема понимания.
— Ну и сколько бы вы платили, например, молодым специалистам, с учетом понимания?
— Скажем, на Западе им платят порядка пяти тысяч долларов. А если мы заплатим, условно говорю, две тысячи долларов?
— Ой!
— Да. И, прикинув, могу сказать, что тогда подавляющее большинство никуда не поедет. Жить в среде своего родного языка, среди близких, родных, знакомых, в своей стране, получать немного выше, чем другие, — это даже выгоднее.
— Все же непонятно. Судьям вы собираетесь повышать зарплаты, вообще госаппарату, армии, на образование и науку нужны деньги. Откуда? Завтра Америка решит распродать свой стратегический запас нефти, цены упадут и…
— Деньги есть, только утекают сквозь пальцы. Пока не будет сильного государства, мы так и будем зависеть от чьего-то стратегического запаса.
«Возможны поправки»
— Вот вы юрист. Закон — это вещь незыблемая?
— Закон надо соблюдать, а если он отстает от жизни, его надо менять. Один из постулатов теории права — закон всегда отстает от жизни.
— А как насчет нашей Конституции? Она не отстает от жизни?
— В Конституции должны закрепляться самые общие принципы, поэтому она и живет дольше, чем обычный закон. Это правильно, поскольку Конституция гарантирует обществу определенные правила игры на длительную перспективу. Но можно вносить поправки.
— Так надо вносить поправки, например, в главу о полномочиях президента?
Ограничить их, скажем? Правда, сейчас предлагают и иного рода поправки — увеличения срока полномочий президента до семи лет.
— Не знаю, может, и четырех лет достаточно, чтобы что-то реально сделать. Все должно быть естественно, хотя четыре года — маленький срок. Технологи, с которыми мы работаем, выстраивают программу действий по годам. Первый — формирование целей, команды, второй и половина третьего поэтапное достижение конкретных результатов, конец третьего — начало четвертого — предъявление этих результатов и вхождение в следующую избирательную кампанию. И если этот цикл сорван, тогда все идет насмарку, просто уже ничего не сделаешь и не впишешься в цикл подготовки к следующим выборам.
— А как с полномочиями президента?
— Я не исключаю, что возможны поправки. Надо только внимательно посмотреть, насколько то, что там сформулировано сейчас, отвечает интересам государства, всего общества. Если записаны чрезмерные права в главе о полномочиях президента, то можно подумать об их пересмотре. Я считаю, что это должно быть предметом широкого обсуждения. А вообще Россия с самого начала создавалась как суперцентрализованное государство. Это заложено в ее генетическом коде, в традициях, в менталитете людей.
«Монарх может думать о судьбах народа»
— Если уж вы так исторически подходите к вопросам, то в традициях России заложена и монархия. Что же теперь, восстанавливать?
— Я думаю, что маловероятно. Но в целом… в определенные периоды времени… в определенном месте… при определенных условиях… монархия играла и играет до сих пор положительную роль. В Испании, допустим. Я думаю, что монархия сыграла там решающую роль в отходе страны от деспотии, от тоталитаризма. Монархия была очевидно стабилизирующим фактором. Монарху не нужно думать, изберут его или нет, мелко конъюнктурить, как-то воздействовать на электорат. Он может думать о судьбах своего народа и не отвлекаться на мелочи.
— А обо всем остальном подумает премьер-министр.
— Да, правительство.
— Но в России это невозможно.
— Вы знаете, нам многое кажется невозможным и неосуществимым, а потом бах! Как с Советским Союзом было. Кто мог представить, что он сам по себе возьмет и рухнет? Да в страшном сне такое не могло привидеться.
— А вы были на погребении останков царской семьи в Петербурге?
— Нет.
— Как вам кажется, правильно сделали, что захоронили?
— Думаю, что да.
«Такой живой ум!»
— У государства должны быть отношения с крупным бизнесом?
— Обязательно, потому что от крупного бизнеса очень многое зависит. Но эти отношения должны строиться на основе того же самого закона, тех же общих правил.
Кстати, и сам крупный бизнес заинтересован в том, чтобы в среде бизнесменов у государства не было фаворитов, чтобы все были поставлены в равные условия.
— То есть общение с крупными бизнесменами не исключено?
— Конечно. Я считаю, что государство должно прислушиваться как к рабочим — а их выразителями являются профсоюзы, так и к представителям крупного бизнеса, ассоциациям предпринимателей. От того, как они строят политику своих фирм, своих крупных компаний, многое зависит. Зачем же делать вид, что мне это безразлично?
Это неправильно. Государство не должно командовать бизнесом. Это правда.
— Кстати, о фаворитах. Борис Березовский сказал в одном из интервью, что встречается с вами раз в месяц. Это так?
— Наверное, реже.
— По чьей инициативе?
— По его. У него такой живой ум и много предложений. Все они связаны главным образом с Кавказом — Чечней, Карачаево-Черкесией. Он же был все-таки замсекретаря Совета Безопасности, занимался этим. Кстати, на мой взгляд, его предложения по Чечне были нереальны и неэффективны, поэтому, собственно говоря, ничего из того, что он предлагал, не осуществляется. Но я время от времени встречаюсь не только с Березовским, но и с другими бизнесменами, например Авеном, Потаниным, Алекперовым…
«Мы долго пили пиво»
— Ваша жена сказала, что вы не любите обсуждать людей, с которыми работаете. Но нам же о людях интересно. Вот Борис Николаевич, например…
— Вы хотите, чтобы я дал оценку его роли в истории?
— Но у вас же были отношения с ним, личные в том числе.
— Особенно близких отношений с Борисом Николаевичем не было, просто хорошие рабочие отношения. Он относится ко мне очень по-доброму, и я ему за это благодарен. Я с ним практически не встречался в быту.
