Александр Ушаков - Сталин. По ту сторону добра и зла
Что же касается партии, то здесь Сталин очень надеялся на переведенного им из Ленинграда секретаря ЦК Кузнецова, считавшегося «человеком Жданова». «Будущие руководители, — заявил он как-то за обедом на Рице, кивая на сидевшего напротив Кузнецова, — должны быть молодыми. И вообще, вот такой человек может когда-нибудь стать моим преемником по руководству партией и ЦК».
Конечно, гости согласились. Но воспринимали ли они все эти заявления всерьез? Они не первый день знали вождя и его мстительный и подозрительный характер. Еще совсем недавно он прочил на свое место Молотова, но только где он теперь был, этот самый «Вячеслав». Да и они не сказали еще своего последнего слова...
В целом же и Вознесенский, и Кузнецов, как, во всяком случае, пишут о них братья Медведевы, были «честные люди, у которых все чаще возникали конфликты с такими деятелями из окружения Сталина, как Берия, Маленков, Ворошилов». Те платили им той же монетой и внимательно следили за всеми их телодвижениями, ожидая той сладкой минуты, когда кто-нибудь из них оступится. Не останавливало их даже и то, что над «ленинградцами» Кузнецовым и Вознесенским возвышалась фигура самого Жданова, который не любил Берию, считал Маленкова безграмотным временщиком и, намекая на его женоподобный облик, не называл его иначе, как «Маланьей».
Существует распространенное мнение, что расправа с «ленинградцами» стала возможной только после смерти Жданова. Тем не менее некоторые историки утверждают, что «ленинградское дело» готовилось еще при его жизни, и, если бы он не умер, то и ему пришлось бы сесть на скамью подсудимых. Причина? Да все та же: охлаждение к нему вождя, который резко отчитал его на одном из заседаний Политбюро, после чего потерял к нему интерес и, как уверяют некоторые исследователи, не знал, что с ним делать. Ведь в случае ареста Жданова, с именем которого были связаны все идеологические акции после войны, пришлось бы пересматривать все партийные постановления.
Думается, это не так. Сталин всегда знал, что делать с тем или иным человеком, особенно если он по каким-то причинам начинал ему мешать. Он так и не тронул по-настоящему ни Молотова, ни Ворошилова. Но при этом не надо забывать, что этих людей он знал еще до революции. И, убрав их, он остался бы совершенно один. Что же касается Жданова, то Сталина не связывали с ним десятилетия совместной работы, и вряд ли его остановили бы какие-то там постановления. При желании он мог уже переписать всю мировую историю, а не только советскую...
Почему Сталин охладел к Жданову, которого делал тамадой за своим столом и просил произносить тосты? Хрущев объясняет перемену в их отношениях так: «Наверху» сложилось такое впечатление, что он вроде бездельника, не рвется к делу. В какой-то степени это все отмечали. На любое заседание ЦК партии он мог прийти спустя два или три часа, а мог и совсем не прийти. Одним словом, он был не такой, как, например, Каганович. Тот всегда найдет себе дело, ему всегда некогда. А этот спокоен: если ему поручат вопрос, он сделает, а не поручат, так и не надо...»
Объяснение, прямо скажем, неубедительное. Скорее всего, Сталин просто устал от него и хотел видеть за своим столом новое лицо. И когда он после очередной попойки попытался было остаться у Сталина, тот холодно заметил, что у него есть своя квартира.
Что же касается вина, то Жданов и на самом деле слыл большим его любителем, и для его больного сердца ночные застолья у Сталина были смерти подобны. И тем не менее он ни разу не отказался принять в них участие. Пока его приглашал Сталин... И если в случае с Молотовым Сталин ударил по его жене, то атака на второго человека в партии началась с нападок на его сына, работавшего в аппарате ЦК. После того как Юрий Андреевич на Всесоюзном семинаре лекторов, обсуждавших вопросы советской биологии, осмелился выступить с критикой против обласканного Сталиным Трофима Лысенко.
Однако неизвестно почему назначенный Сталиным куратором сельскохозяйственного отдела ЦК и председателем Бюро Совета министров по сельскому хозяйству Маленков думал иначе. И дело было даже не в том, что ничего не понимавший в сельском хозяйстве Маленков целиком доверился Лысенко с его более чем фантастическими обещаниями. Сталин верил Лысенко, и этим было все сказано. Помимо всего прочего, он понял, что долгожданный час пришел и наконец-то можно ударить по ненавистному ему человеку изо всей силы. Со стенограммой выступления Жданова-младшего и своими комментариями он поспешил к вождю. Увидев, как потемнело лицо вождя, он ненавязчиво напомнил вождю о том, как совсем еще недавно Жданов-старший предлагал навести порядок в сельскохозяйственной академии. И как-то само собой у Маленкова получилось так, что наведение этого самого порядка главный идеолог страны связывал с отставкой Лысенко, на которого и на самом деле давно уже жаловались многие биологи. Конечно, убеждал он внимательно слушавшего его вождя, отец за сына не ответчик, но... решился бы Юрий на такое в высшей степени безответственное выступление, не чувствуя за собой столь мощной отцовской поддержки. И не мнение ли самого Андрея Андреевича озвучил его сынок...
Оскорбленный в лучших чувствах Сталин (Лысенко он любил и в обиду не давал) вызвал к себе Шепилова и в присутствии членов Политбюро предложил обсудить «неслыханный факт» созыва Агитпромом всесоюзного семинара без ведома ЦК. Ну и, конечно, безответственную критику товарища Лысенко, на котором «держалось все сельское хозяйство».
— Никто не имеет права забывать, — гремел вождь, — что Лысенко сегодня — это наш Мичурин! И я бы очень хотел знать, кто же это разрешил поливать его грязью!
Сталин взглянул на Суслова, и тот только пожал плечами.
— Я ничего об этом не знал, товарищ Сталин...
Сложно сказать почему, но Шепилов не стал «сдавать» Суслова, которого он поставил в известность о работе семинара, и взял вину на себя.
— Ах это вы? — с некоторым, как всем показалось, интересом повернулся к нему Сталин. — И вы, конечно же, не знаете, что именно на Лысенко держится наше сельское хозяйство?
И вот тут-то случилось то, чего не ожидал никто. Вместо того чтобы схватиться за протянутую ему руку, Шепилов горячо и убежденно заговорил о том, что товарища Сталина не совсем точно информируют, что Лысенко не вывел ни одного сорта, что у него нет собственной точки зрения, что настоящие ученые ходят с приклеенными им Лысенко ярлыками «вейсманистов-морганистов» и что он очень просит товарища Сталина разобраться.
Сталин, конечно, разобрался. Только по-своему. Отдав распоряжение наказать не молодого Жданова, а его отца. Ну а заодно с ним и Шепилова. Что же касается «советского Мичурина», то вождь предложил как можно заботливее поддерживать великого ученого, а его противников примерно наказать.
10 июля 1948 года Жданов-старший ушел в отпуск, который на этот раз оказался бессрочным. Курировать же идеологию стал второй секретарь ЦК Маленков, получив таким образом полное прощение за «дело авиаторов». Впрочем, он не только курировал, но и принялся по мере возможности мстить всем, кто помог ему оступиться. И в первую очередь Кузнецову. Благо, что его крови жаждал и сам Берия.
В своей книге «И.В. Сталин» Д.А. Волкогонов так писал о Жданове: «Работая с 1944 года непосредственно в ЦК ВКП(б), Жданов показал себя жестким, безжалостным куратором идеологии и культуры. Догматизм насаждался не просто путем обожествления «теоретического гения вождя», он утверждался в сознании целой системы запретов: что можно и что нельзя показывать кинематографу, театру, сочинять писателям, музыкантам, писать философам и историкам... На каждом шагу были бесчисленные табу. Жданов их умело расставлял, чем оправдывал доверие Сталина. Духовная жизнь после войны также быстро закоченела, не успев оттаять после 1937—1938 годов. В ней появились свои многочисленные мумии догматизма».
Все это в полной мере можно приписать и Маленкову, который с одинаковым успехом мог курировать авиацию, сельское хозяйство и идеологию. По той простой причине, что никогда в них ничего не понимал.
Однако Сталин не был бы Сталиным, если бы сдержал свое слово не трогать Жданова-младшего. Под оказанным на него давлением тот написал покаянное письмо в «Правду», которое не могло не ударить по репутации его отца. И можно себе представить, с каким чувством читал самую правдивую в стране газету сам Александрович, отправленный заботливым вождем в отпуск.
Но самое интересное заключалось в том, что решение куда ему отправляться в этот самый отпуск, принимал не сам Жданов, а... Политбюро. Перебрав несколько мест, его члены остановились на предложенном Сталиным Валдае, хотя для сердечников это было не самое лучшее место. И если верить слухам, то сам Сталин посоветовал лечащим врачам Жданова выводить его почаще на прогулки.
