Наталья Точильникова - Ходорковский. Не виновен
Лебедева допрашивали еще двумя днями ранее по некому делу, связанному с одним из клиентов банка «Траст», и повторно вызвали на второе июля.
Первого июля в Доверительном и инвестиционном банке, председателем совета директоров которого был Лебедев, устроили «Маски-шоу». После этого Платон Леонидович почувствовал себя плохо и был госпитализирован с гипертоническим кризом. Адвокату удалось договориться о переносе допроса на утро четверга. Но во второй половине дня следователи уже были в госпитале Вишневского. Лебедева задержали и в наручниках доставили в Генпрокуратуру. [112 — http://lenta. ru/articles/2003/07/03/lebedev/]
По словам адвокатов, он чувствовал себя настолько плохо, что не совсем осознавал происходящее.
Судебное решение о его аресте вообще выносили без адвокатов. Их предупредили за полтора часа до начала судебного заседания, они застряли в пробке, опоздали к началу, и их не пустили в зал [113 — Газета «Коммерсантъ» № 116 (2719) от 05.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=393804]. «Мы пять часов провели под дверью зала заседаний, даже пришла председатель суда и стучала в дверь, чтобы нас пустили, но ничего не вышло», — рассказал корреспондентам «Коммерсанта» адвокат Лебедева Евгений Бару.
Так не арестовывают, так берут заложников.
Несколько лет спустя Европейский суд признает этот арест незаконным, и Лебедеву выплатят компенсацию.
Он пожертвует ее на благотворительность.
Но тогда к факту ареста пресса отнеслась легкомысленно. Как нечто самоочевидное, поминали «политические амбиции» Ходорковского. Писали, что это предупреждение перед выборами не в меру политически активному олигарху. Что дело не имеет перспектив, поскольку срок давности по «Апатиту» подходит к концу. Что дело не получит развития, поскольку за последние два-три года ни одно такое дело развития не получало.
«По характеру действий это очень похоже на то, что мы читали в последнее время об «оборотнях в погонах», которые шантажировали малый бизнес», — прокомментировал Ходорковский. [114 — Газета «Коммерсантъ» № 114 (2717) от 03.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=393231]
Одновременно с сообщением об аресте Платона Лебедева Генпрокуратура сообщила об аресте Алексея Пичугина и предъявлении ему обвинения в убийстве. И об объявлении в розыск Рамиля Бурганова по делу об обмене акций «дочек» ВНК. Рамиль Бурганов был объявлен в розыск еще в начале 2002-го. После этого дело с акциями успели уладить, и ЮКОС купил ВНК.
В тот же день на приеме в посольстве США, посвященном Дню независимости Америки, Ходорковский заявил, что не собирается покидать Россию: «Сегодня я должен был ехать на переговоры в Лондон, но решил остаться. Единственное, куда я могу поехать, так это в Томск на заседание правления ЮКОСа». [115 — http://lenta. ru/russia/2003/07/03/khodorkovsky/]
Через день, 4 июля на допрос в Генпрокуратуру одновременно вызвали Михаила Ходорковского и Леонида Невзлина.
«Допрос был по разным направлениям. В один день. И такой очень несерьезный, примитивный допрос, — рассказывает Леонид Невзлин. — Он не мог меня насторожить с точки зрения масштаба последующих событий. Шесть, семь, восемь часов бездарно потраченного времени с неумным и плохо подготовленным следователем, говорящим полунамеками и задающим глупые вопросы, которые ко мне не имеют отношения, ия их не понимаю.
Это не могло создать ощущение конца. Содержание допроса настолько не интересно, что не о чем говорить. Это теперь понятно, что это был как бы план расследования моих «страшных преступлений», но без подробностей, — все то, что мне потом вменили.
Он называл какие-то вещи. Например, магазин «Дон», компания «Дон». Я говорю: «Где, в Ростове-на-Дону?» Он говорит: «Может быть, может, нет». А откуда я знал, что компания женщины, которую убили в Москве, и в убийстве которой меня обвинили (Корнеева ее фамилия) называлась «Дон»? Вот на таком уровне допрос. [116 — На самом деле, компания «Дон-Групп» принадлежала Сергею Горину, а не Корнеевой.]
«Знаете вы Костину?» «Да». «Какие с ней отношения?» «Никаких». В общем, ни о чем. [117 — Леонида Невзлина обвинили в том, что он заказал убийство бывшей внештатной сотрудницы МЕНАТЕПа Ольги Костиной, причем уже после ее перехода на работу в московскую мэрию. Подробнее см. мою книгу «ЮКОС: мифы об убийствах»]
— А Михаил Борисович как-то делился своими впечатлениями?
— Я с ним не разговаривал. Но знаю хорошо его характер: если Михаил Борисович дал подписку о неразглашении, то бесполезно спрашивать.
Ходорковского допрашивали примерно четыре часа. Он вышел из Генпрокуратуры около полудня. По словам журналистов, был бледен, но улыбался. «Вопросы, которые мне здесь задавали, никакого отношения к хозяйственной деятельности компании не имеют и уже не раз излагались в прессе, — заявил он. — Больше я ничего не скажу из юридических соображений». [118 — Газета «Коммерсантъ» № 116 (2719) от 05.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=393804]
Леонида Невзлина допрашивали почти до половины шестого. Он поблагодарил журналистов за то, что его ждали почти шесть часов, но рассказывать ничего не стал, сославшись на подписку. «Ареста я не ожидал, — сказал он, — так как не вижу за собой какой-либо вины».
В тот же день Генпрокуратура провела обыски и выемки документов в «M-Реестре» и в АО «Апатит».
А акции ЮКОСа упали на бирже на несколько процентов».
Пятого июля Михаил Борисович действительно был в Томске. После заседания правления НК ЮКОС он дал интервью томской телекомпании ТВ-2. «Коммерсант» перепечатал его полностью. [119 — Газета «Коммерсантъ» № 116/П (2719) от 07.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=394029]
«Я считаю, что все, что сейчас происходит, происходит, по моему мнению, за пределами правового поля», — сказал Ходорковский.
«...когда мы принимали решение о слиянии ЮКОСа с «Сибнефтью», я отдавал себе отчет, что это серьезная экономическая структура вполне мирового уровня. Она не может не вызвать определенной борьбы за себя между различными группировками, не как самоцель, естественно, а как один из факторов в последующей борьбе за власть».
И объяснил злоключения акционеров и сотрудников ЮКОСа борьбой между различными группировками в окружении Путина.
«Вопрос в том, что само наше независимое существование является вызовом. Мы самая крупная в стране компания, и мы независимая компания. И понимаем, что это неприятно, особенно людям, мыслящим в стилистике старых взглядов».
И очень благожелательно высказался в адрес знаменитой договоренности Кремля с олигархами о «равноудалении», в нарушении которой его потом обвиняли все, кому не лень. «Я думаю, что именно такая общественная договоренность и позволила обществу достаточно стабильно развиваться на протяжении трех лет», — сказал он.
И заметил, что «есть силы, которые эту договоренность стремятся не признавать».
«Вы знаете, не надо преувеличивать реальное влияние нашей политической активности, — сказал он. — Все-таки, являясь достаточно весомой экономической структурой и существенным фактором, представляющим Россию на международной экономической арене, в области политики мы, естественно, не являемся столь существенной силой, как многие пытаются показать. Потому что в России, экономические структуры, в общем-то, никогда не обладали даже такой политической властью, политическим влиянием, которым аналогичные структуры обладают, например, в США».
«... как предприниматель, я, конечно, не стал бы ссориться с президентом страны или, так сказать, с его администрацией, если бы мне было сказано, что та или иная форма не чисто коммерческой деятельности является неприемлемой для политического руководства».
«...если бы мое призвание было быть диссидентом, то, наверное, я бы сейчас занимался этим, а не бизнесом».
С Путиным отношения нормальные. В разговоре о коррупции не было ничего необычного. Встречались с ним и до, и после. Обсуждали различные вопросы. Просто одни встречи показывают по телевидению, а другие — нет.
«...стилистика общения по экономическим вопросам, которая сложилась между крупным бизнесом и президентом, является достаточно откровенной и доверительной. И мы общаемся часто достаточно жестко, на достаточно повышенных тонах отстаивая свои позиции. При этом, естественно, понимая, что окончательное решение остается за президентом. Но ничто мне не мешает отстаивать свою позицию до конца. И Владимир Владимирович в этом отношении как раз не является человеком, который относится к этому как-то негативно».
«... при всем его непростом характере, Владимир Владимирович является человеком достаточно откровенным в таких вопросах. И если у него есть претензии, он их прямо высказывает. А мы уж стараемся, чтобы эти претензии не разрастались».
